Он так глубоко задумался, что совсем перестал слышать рёв взлетающих самолётов и смех, доносившийся из смежной комнаты, где находился его экипаж. Ребята и не думали спать.

Он поднялся и вышел к веселящимся.

– О, командир проснулся! – воскликнул бортмеханик, давясь смехом.

– С вами поспишь. Над чем смеетесь?

– Вы не спали? А лицо у вас было книжечкой закрыто. Мы тут, как мышки, тихо сидели и если бы не Ипатьев…

– Чем же вас так рассмешил штурман?

– Сейчас и ты посмеёшься, командир. Саня, читай! Послушай, что пишут школьники в своих сочинениях. Вот. «Не успела доярка сойти со сцены, как на неё взобрался председатель».

– Куда он взобрался? – не понял Васин.

– Рассуждая логически – на доярку. И тут уместен вопрос не куда, а на кого? – хихикал Пашка.

– А не пора ли поужинать, весельчаки?

– Рассуждая логически – пора, – передразнил Устюжанина Эдуард.

Ипатьев заметил, что в столовой кормят отвратительно, особенно ночью.

– Как будто днём там лучше. Туда же ни Бобров не ходит, ни Агеев, ни Шилов. Партком и профсоюз – тоже. Для них в ресторане накрывают.

– Вот поэтому так и кормят. А мы сказать на разборах стесняемся.

– Эдик, не будь наивным. Ничего не изменится. Кстати, на разборах не раз об этом говорили. Система. Ты знаешь, что это такое? Кстати, когда-то Бобров там же обедал, и как кормили!

В летной столовой в этот час нет никого.

– Живые есть кто-нибудь? – прокричал Пашка.

Из недр кухни вышла неряшливо одетая женщина и недовольным взглядом осмотрела непрошенных гостей.

– Носит вас по ночам, – пробурчала она. – Чего хотите? Есть? Вовремя приходить надо! -громыхнула женщина кастрюлями.

– Вы, между прочим, круглосуточно работаете, – не выдержал Васин. «И этой мы мешаем работать, – подумал он. – Всем мешают лётчики. И никто не задумается, что не будь здесь нас – кому бы это всё было нужно: столовая, гостиница и прочее».

Слова штурмана насчет плохого питания полностью подтвердились. Быстро проглотив холодный и жёсткий, словно подошва, шницель и запив его, неопределённого цвета чаем, вышли на улицу. По прежнему моросил нудный дождь вперемешку со снегом. Вернулись в холодную гостиницу. На всех трёх каналах телевизора мелькал генеральный секретарь, которому из-за родимого пятна на голове дали кличку «Меченый». Он разглагольствовал о социализме с человеческим лицом. Интересно, а какое лицо у социализма было до него?

– Тьфу! – плюнул в сторону экрана Пашка. – Ох, и надоели! Чем больше болтают – тем хуже живём.

– Это ты на кого плюёшь, Павел Тимофеевич? На генерального секретаря? Человек о перестройке говорит. Слушать надо и запоминать.

– Ага, может ещё и конспектировать?

– Неплохая идея. Замполиту надо подсказать, – засмеялся Эдуард. – Ты скажи, Пашка, тебе по старому жить надоело?

– Мне хреново жить надоело, – огрызнулся Устюжанин.

– Так вот он как раз и хочет, чтобы тебе лучше жилось. А ты плюёшь на него.

– Он, может, и хочет, только я не уверен, что знает, как это сделать.

– Чего ж тут не знать? – сказал штурман. – Взять да отменить многочисленные «нельзя». Народ сам выплывет, только не мешай ему.

– Ай-ай-ай! Навигатор, твои слова отдают крамолой. Чему тебя в школе учили? Да если все «нельзя» отменить, что же тогда партия делать будет? Как руководить-то?

В гостинице стало ещё холоднее. Ветер свободно проникал через рассохшиеся рамы и раскачивал мерзко-зелёного цвета шторы. Здание было построено в начале шестидесятых годов, и с того времени никто не протыкал и не проклеивал рассохшиеся щели.

– Вот Горбачёв о перестройке распинается, – сказал Устюжанин, снимая плащ. – Для этого что ли, – кивнул на окна, – перестройка нужна? Не легче ли спросить с директора гостиницы? Или он ждёт, когда ему летчиков по наряду на хозработы дадут для проклейки окон?

– Не я Бобров, – поёжился Доронин, – уж спросил бы с директора гостиницы.

– Ты на втором этаже в комнатах для избранных был когда-нибудь? – спросил его Васин.

– Шутник, ты, командир! Кто ж меня туда пустит?

– Так вот, там всё иначе. Хорошая мебель, телефон, телевизор и прочие гостиничные блага. И шторы там красивые, и в окна не дует.

– Там же люди живут, а мы… лётчики, – сравнил Ипатьев.

– Всё правильно. Девиз социализма какой? – улыбнулся Пашка. – Не знаете? А девиз таков: «Всем не хватит». Поэтому всё у нас в стране в дефиците. Вот на каждом разборе говорим: холодно в гостинице. Начальство реагирует: примем меры. И так из года в год реагирует. Нет, не перестройка нужна этой стране, а хороший кнут кое-кому.

– Да! – вздохнул штурман, – на капиталистов киваем, вот он где рай земной. Так они на этот рай и вкалывают.

– А мы что же, не вкалываем? – возразил Доронин. – Летом практически без выходных работаем.

– Вкалываем. Вся страна вкалывает, да толку мало. А всё потому, что на оборонку вкалывает, на войну.

– Война ещё в сорок пятом закончилась. От кого же обороняться?

– Тёмный ты человек, Доронин, – подражая замполиту Агееву, сказал Устюжанин. – Сразу видно, что сбегаешь с политзанятий. Как тебя стажёром утвердили? И как, скажи, Саня, – повернулся к Ипатьеву, – мы будем летать с таким командиром? От мировой буржуазии мы обороняемся, вот от кого. Иначе – проглотят. Вон только Афган шестой год на нас прёт.

– И что мы там потеряли, в этих диких краях? – пожал плечами Эдуард. – Командир, ты не знаешь?

– Геополитические интересы. Знаете, что это? Это когда у народа там нет абсолютно никаких интересов, а у зажравшихся политиков, потерявших чувство реальности – есть. Делят мир на зоны влияния. Ну а страдает от этого, как всегда, народ.

В дверь постучала дежурная по этажу.

– Васин здесь? Экипаж на вылет вызывают.

– Вот так, сладко поели, красиво поговорили, – недовольно произнёс Ипатьев, уже приготовивший кровать для сна. – Куда полетим-то?

– Ну что же, по коням! – встал Васин. – Лучше провести ночь в тёплой кабине, чем в холодной гостинице.

Через две минуты собрались. От дежурной командир позвонил диспетчеру.

– Летим в Краснодар, – объявил он, положив трубку. – В основном экипаже механик не явился на вылет. Ты, Павел, сразу на самолёт. Уточни заправку и номер борта.

– Понял, – деловито кивнул Устюжанин.

– Услышав, что они полетят на «юга», дежурная по этажу вытащила из-под стола дежурную корзину и заканючила:

– Ребята, привезите помидоров. Мне немного, килограмм десять.

Предполётная подготовка много времени не заняла, так как в Краснодаре бывали не один раз, и всё там было знакомо. Дежурный штурман Ерофеев, задав пару контрольных вопросов (всё пишется на магнитофон), подписал штурманский бортовой журнал. Эта бумажная процедура была данью традиции, придуманной чиновниками на заре авиации. При современной технике, когда даже дыхание лётчиков записывается в «чёрные» (на самом деле – ярко-оранжевые) ящики и современных системах навигации, это только нервировало людей. Но штурманы самолётов на земле и в полёте по прежнему занимались никому не нужной писаниной, которая только отвлекала от дела.

У диспетчера АДП подписали полётное задание, и пошли на самолёт. Около него, приплясывая от промозглой погоды, стоял Пашка. Как положено, доложил, что самолёт заправлен, исправен и к полёту готов. В салонах уже хлопотали проводницы.

– Герард Всеволодович, – пожаловалась старшая – первый номер – до вылета двадцать минут, а не питания, ни багажа ещё нет.

– Не переживай, – успокоил её Васин. – Разве это первый раз? Перекинувшись парой шуток с проводниками, прошли в кабину. Ипатьев, согнувшись вдвое, кряхтя, полез в свою отдельную тесную конуру, неуклюже волоча за собой громоздкий портфель с документами и корзинами. Их ему вручили прямо у самолёта. Всем хотелось свежих помидоров. Доронин устроился в левом командирском кресле, Васин – в правом, инструкторском.

– Я всё у себя включил, лётчики, – доложил из своей «конуры» штурман, имея в виду регистрирующую аппаратуру. – Можете проводить проверку.