Между работой и учебой у нас с друзьями в юности было масса времени. Куда оно сейчас пропадает, я не знаю, но раньше оно было резиновое: – когда мы отдыхали, оно растягивалось, а когда мы были заняты работой, оно съеживалось и проходило очень быстро. Мы проводили свободное время в основном на природе, и из нас получилась отличная русская тройка: – я, Володя и Леха. Кто-то иногда выпадал из этого списка, когда было некогда, а так мы ездили в походы втроем.

Я уже был записан в публичной библиотеке, и в одном визите в нее обнаружил, что недалеко от нашего города можно было свободно накопать изумрудов, бериллов или аметистов. Продавать их мы не думали, а поставить на книжную полку или в сервант хотели, чтобы любоваться ими и вспоминать, как мы за ними ездили.

И вот, когда наступила весна, наша тройка взбодрилась, – всем вдруг понадобилось куда-то съездить, посмотреть новые места и заодно привезти потрясающий уральский сувенир: большой красивый кристалл, или несколько. Так вышло, что инициатором очередного похода выступал я, а остальные участники тройки соглашались. Обратно мы всегда возвращались живые, отдохнувшие и с каким-то сувениром: будь это простая удачная фотография, новое знакомство или воспоминание о удачно проведенном походе.

Как правило, мы не готовились долго к очередной вылазке. В начале недели мы решали ехать, а уже в пятницу садились в электричку. Так вышло и в этот раз. Несмотря на то, что мы учились и работали, лишнего времени на сборы не тратили. В пятницу утром мы с Володей, оба с рюкзаками, зашли к Лехе. Нас встретила его мама, тетя Маша, и сказала, что Леха всю ночь праздновал и сейчас спит. И навряд ли он в состоянии куда-то поехать, с такого перепоя.

Но нас с Володей это ничуть не смутило: – если мы договорились ехать, то поедем, не считаясь ни с болезнями, землетрясением или цунами. Поэтому мы вытащили его из постели, надели на него штаны, штормовку, кеды, рюкзак и на этом его сборы закончились. До электрички мы его дотащили, несмотря на его возмущение, а потом усадили Леху на сиденье и поехали. Приехали на станцию, где нам надо было выходить, уже утром. Солнце только взошло, и когда электропоезд укатил, мы все втроем уселись на рельсы.

Леха всю дорогу проспал и теперь медленно, но уверенно, приходил в себя. Когда он, наконец, проснулся и стал соображать, он огляделся по сторонам и спросил у нас, где это он. Мы с Володей объяснили ему: – мы же собирались в поход, и вот, мы на месте.

Леха всю ночь был в отрубе, и он не помнил ничего, – как мы его одели, забрали из дома и посадили в электропоезд. Все эти события он пропустил, а помнил только лишь одно, – как был на какой-то пьянке, а очнулся уже в походе. До него, правда, долго доходило, что он уже в походе и на нем был объёмистый, тяжеленный рюкзак, в который мы с Володей положили все тяжелое, что у нас нашлось: банки с тушенкой, картошка, молоток, топор и пара кирпичей. Но, в конце концов, ему пришлось смириться со своей участью: – он понял, что здесь нет ни одного магазина, чтобы опохмелиться, – ничего, кроме нас двоих, его друзей, железной дороги и мрачного на вид, утреннего леса.

Мы с Володей сидели рядом с печальным Лехой и соболезновали ему изо всех сил. Через полчаса, когда Леха пришел в рабочее состояние, мы выдвинулись втроем в ближайший лес. Где-то рядом нас ждали изумруды и другие драгоценные камни. Оставалось их найти, выкопать, положить в рюкзак, и с чувством исполненного долга, вернуться с ними домой. Это было для нас, джентльменов удачи, непростой задачей, так как найти, где лежат драгоценные камни в лесу, было нам сложно, или, если проще выразиться, невозможно.

Детали наших поисков я по давности лет забыл напрочь. Но мы, в конце концов, дошли до какого-то карьера и принялись за поиски. Как это часто бывает, драгоценных камней в нем не оказалось, или мы не там искали. Но мы облазили весь карьер, просеяли его отвалы, но, увы, так и ничего не нашли.

День был отличный: – было очень жарко, и солнце, по-моему, торчало над моими головами весь день. Оно слепило наши глаза и поэтому мы ничего так и не нашли. Зато у нас были полные рюкзаки еды, и мы так наелись в обед, что после него поиски драгоценных камней вынуждены были свернуть, и пойти искать другое, благоприятное для послеобеденного отдыха место, где не светило это ослепляющее солнце и было попрохладней.

Потом незаметно настал прохладный вечер, подъехал электропоезд и увез нас домой.

У нас всех, участников этого удачного похода, сохранилось масса фотоснимков, так как я не расставался с фотоаппаратом и щелкал затвором на каждом шагу. Эти фотографии и остались нам на память об этом походе.

А изумруд, настоящий, я потом нашел где-то на дороге и подарил Лехе. Но он был маленький – карата полтора, и когда Леха его изучал, выронил, и он провалился в какую-то щель. Домовой его тут же прикарманил, и все закончилось благополучно…

В горном институте, где мы с Володей учились, наконец-то настали каникулы. Но проводить их в пыльном и жарком городе мы не собирались. И вместо того, чтобы слоняться по городу и отдыхать, как нормальные студенты, мы нашли работу в одной геофизической партии. Путь наш на место работы, на север области, был усыпан не розами, а сплошными терниями. По пути мы познакомились с правоохранительными органами, отсидели несколько суток в камере, но, в конце концов, добрались до своей цели, – на базе геофизической партии нас приняли на работу, обули в болотные сапоги, дали энцефалитки и увезли в тайгу.

Палаточный лагерь стоял на берегу речки. Она была неширокая – метров десять, глубиной метра полтора и вода в ней была холоднющая. Состав геофизического отряда состоял из начальника отряда, девушки-геофизика и нескольких рабочих. Все они прошли через зоны, СИЗО и колонии-поселения. Работал также один манси, профессиональный охотник, который зимой охотился на соболей, а летом зарабатывал на жизнь работой у геофизиков или геологов.

Меня поселили с начальником отряда – геофизиком лет тридцати, а Володю к рабочим в большую палатку. Мы все спали под марлевыми пологами в ватных спальных мешках. Там было такое количество мошки, что ни раньше, ни позже я не видел. Работали мы весь день в накомарниках, но мошка все равно пробиралась через сетку и умудрялась забираться в болотные сапоги, чтобы укусить наши городские ноги. Так как никаких развлечений в тайге не было, то с наступлением темноты все укладывались спать – под полога, а если было прохладно, топили печки. Однажды, когда я залез в спальный мешок, под марлевый полог, то по своей привычке решил покурить перед сном.

Зажег спичку, но даже не успел поднести ее к сигарете. Марля на моем пологе мгновенно вспыхнула. Палатка озарилась огнем, и наверное, вспыхнула бы, если бы не моя молниеносная реакция. Я сразу же поднял руку и сбил пламя. В палатке воцарилась темнота и тишина, которую нарушил удивленный голос начальника отряда. Он только сказал удивленным своим голосом: «ну и ну!», и инцидент был закончен. Он больше не сказал ни слова, а я больше в спальном мешке под пологом не курил.

Поднимались мы очень рано: дежурный готовил завтрак, мы завтракали и отправлялись на работу. Работа была сдельная, и никого не надо было заставлять. Обычно рабочие зарабатывали рублей по четыреста – пятьсот, и это считалось нормально. Оклад у инженера был в городе сто двадцать рублей: – когда я окончил институт, это был мой оклад.

В этом отряде, когда шел дождь, обычный для Северного Урала, никто не работал. Рабочие отдыхали, отсыпались, варили вкусные блюда. Там я впервые в жизни попробовал компот из жимолости.

В один такой ненастный день мы с одним рабочим решили поставить в реке сеть. Я до сих пор не знаю, была ли в этой речке рыба. Но сидеть сиднем около костра нам надоело, и мы решили поставить сеть, а потом устроить королевскую уху. Несмотря, что у меня отец был рыбаком, он никогда сетями не ловил. И я, конечно. Так что опыта ловли рыбы сетью у меня не было. А у рабочего, который пошел со мной, тоже:– он всю свою жизнь провел в тайге, и в ней как-то не принято было ловить рыбу сетью.