Нардо беззвучно плакал, по его трясущимся щекам катились слезы.

– Я так не могу.

– Жалко?

– Я согласен убивать в драке, в бою, – все больше злясь, процедил Марек. – И вы… Вы мне не указ, я подданный королевы Траэмонской! Он сейчас не может защищаться.

– Из тебя много чего придется выколачивать, – заметил Гилаэртис – без раздражения, в своей обычной мягкой манере. – Он то, что он есть, и какая разница, в который из моментов ты его убьешь?

– Я не буду убивать по вашей указке.

– Ладно, отложим на будущее…

Примирительный тон человека, не желающего ссоры. Хотя какого там человека – темного эльфа. Марек едва заметил, как Гилаэртис шевельнул кистью. Нож со свистом рассек воздух и вонзился по самую рукоятку Нардо в грудь. Агонизировал тот недолго. Точно в сердце, через всю комнату… Спрашивается, от такого противника реально сбежать или даже пробовать бесполезно?

– Видите, из меня не получится темного эльфа. Я не такой, как вам нужно.

– Не обольщайся, ты не самый тяжелый случай. Мне приходилось работать и с более изнеженным материалом – и, знаешь ли, теперь с этими ребятами мало кто может сравниться. Пошли.

Напоследок Марек оглянулся: пятна крови на белом мраморе, два трупа, беспорядочно расставленные стулья, как будто не имеющие никакого отношения к разыгравшейся здесь драме. На полу валяются плетки, обереги, окровавленное тряпье, школярский парусиновый рюкзак. Попробуй, догадайся, что случилось в этой комнате. Рюкзак Марек поднял за лямку, незачем его тут оставлять.

Сводчатый коридор с лестницей и лакированными перилами, уходящих вверх ступеней слишком много, и кажется, что они колышутся, как морская вода. К горлу подкатила тошнота. Испугавшись, что его сейчас вырвет прямо Гилаэртису на плащ, он отвернулся к стене, вцепился в перила. Сразу все окружающее превратилось в зыбкую кашу. Потом он почувствовал, что его куда-то несут, и перестал цепляться за уплывающую реальность.

Прохладное прикосновение к лицу. Когда перед глазами прояснилось, Марек обнаружил себя на широком ложе под балдахином, напоминающим гигантскую медузу, столько там было складок, фестонов, полупрозрачной розоватой бахромы, шевелящейся от дуновения сквозняка.

Гилаэртис обтирал ему лицо мокрым полотенцем, сбоку стоял на табурете серебряный таз. Скосив глаза в другую сторону, Марек увидел рядом с собой лежащую навзничь Эрну.

– Ее вы тоже убили?

Язык еле ворочается. Привкус рвоты.

– Усыпил, как и всю здешнюю челядь. Не тащить же тебя на улицу в таком непотребном виде.

– А далеко до вашего портала? Этот вопрос остался без ответа. – Дальше я умоюсь сам.

Так и тянуло добавить, что в услугах камердинера он больше не нуждается, но Марек подумал, что за это можно схлопотать по физиономии, которую только что с такой заботой отмывали, и благоразумно промолчал.

Повелитель темных эльфов смерил его ироническим взглядом, но вслух ничего не сказал. Бросил в таз покрасневшее от крови полотенце и удалился в соседнюю комнату, а Марек запоздало вспомнил объяснения Шельн насчет того, что чужую мысль, плавающую на поверхности, кто-нибудь вроде Гилаэртиса прочитает без труда.

Смыв остатки запекшейся крови, он подошел к зеркалу. На груди косой багровый рубец, ухо распухло, зато запечатанный порез на лбу превратился в тонкую, как волос, царапину. Выбить окно – и наружу? Гилаэртис услышит звон стекла. Надо выбраться отсюда потихоньку. Отодвинув морщинистую кремовую портьеру, он взялся за фигурный шпингалет – и услыхал позади:

– Ты хоть рубашку надень. Если выскочишь, как есть, переполошишь праздношатающуюся публику.

Он обернулся. Ухмыляющийся эльф бросил на кровать нарядную мужскую рубашку из серебрящегося шелка. Наверное, эта аристократическая вещица принадлежала графу Довмонту или кому-нибудь еще из клиентов Эрны.

Неожиданно до Марека дошло, что он находится там, где давно мечтал побывать, – в доме у гетеры высшего разряда, и все вокруг намекает на профессию хозяйки. Фривольные сценки с фавнами и дриадами на обоях среди россыпи крупных диковинных цветов, круглое зеркало в искусно вырезанной раме в форме раскрытой раковины, расшитые бисером атласные башмачки возле комода, драгоценные украшения и флаконы на стеклянном туалетном столике, занимающая половину комнаты королевская кровать… И в придачу сама гетера на этой кровати! И все это не вызывает ни восторга, ни сладостной дрожи, ни даже умеренного интереса. Ему сейчас куда интересней поединок с повелителем темных эльфов.

Вот так хочешь чего-то, хочешь, а потом оно случается – и оказывается, что в этом нет ничего особенного, и тебе этого уже не надо. Потому и ничего особенного, что больше не надо… Наблюдение Марека поразило – вот оно как иногда бывает! – но обстоятельства были не те, чтобы размышлять на эту тему.

– Вы не знаете, где здесь уборная?

– Рядом. К твоему великому сожалению, окошко там маленькое, с циферблат вон тех часов. Гилаэртис взял свой плащ, переброшенный через спинку стула. Тяжелая темная ткань то и дело меняла оттенок, словно для эльфийского плаща вырезали кусок ночного неба, облитого переменчивым лунным светом.

В коридоре спала горничная – сидя, привалившись к стене. Пришлось перешагнуть через ее раскинутые ноги в вязаных полосатых чулках. С лестничной площадки тоже доносился чей-то храп. Весь дом погружен в зачарованный сон. Обычно эльфы избегают ненужных убийств, это Мареку нравилось, однако же роэндолцы истребили триста пятьдесят лет назад почти всех темных, кроме того небольшого отряда, который Гилаэртис увел в чаролесье. Или темные были настолько злокозненны и опасны, или на светлых нашло какое-то непостижимое помрачение.

– Я бы и сам хотел узнать, в чем дело.

Марек вздрогнул и посмотрел на своего противника. Тот подмигнул:

– Громко думаешь. Бегом в уборную, и лучше без фокусов.

От окошка никакого проку, разве что голова пролезет. Как у Бренды. На двери позолоченный засов в виде причинного органа – хорошо, но мало, надо забаррикадироваться. Шесть раз в сутки «Ювентраэмонстрах» устраивает прозвон оберегов. Если приходит сигнал, свидетельствующий о том, что обереги пустые, – на место либо высылают инспектора, либо, если их обладатель не застрахован, сообщают в полицию. Браслеты Марека остались лежать в подвальном застенке, он сейчас находится достаточно далеко от них, чтобы на дежурный запрос они отозвались сигналом «клиент потерян». Должно сработать. Лишь бы полицейский наряд ворвался в этот бордель раньше, чем Гилаэртис вломится в сортир.

Забаррикадироваться не удалось. Пригодная для этой цели тумба темного дерева, едва Марек придвинул ее к двери, с недовольным скрипом покачнулась и вперевалку побрела на прежнее место. Ни дать ни взять раскормленная свинья на скотном дворе.

– Не валяй дурака, выходи, – позвал Гилаэртис.

– Я лучше полиции дождусь.

Он не сводил глаз с позолоченной хреновины: выдержит – не выдержит?

Удар – по двери и по барабанным перепонкам. Марек инстинктивно шарахнулся в сторону, и правильно сделал. Сорванная с петель дверь обрушилась на разрисованный цветочками фарфоровый унитаз, тут же расколовшийся, как ореховая скорлупа.

– Я же просил без фокусов, – кротко улыбнулся эльф. – Идем.

Перед тем как вышли из дома, он заставил Марека нахлобучить пижонскую шляпу, найденную в прихожей. До бровей, чтобы лаковые черные поля затеняли глаза, и никаких «почему без оберегов». Оставалось надеяться, что им навстречу попадется бдительный полицейский наряд, из тех, что цепляются к прохожим на пустом месте.

Смеркалось, один за другим зажигались фонари – бутоны розового стекла. Разухабистый фонарщик-гоблин, насвистывая себе под нос, прислонил лестницу к очередному столбу. Гоблины и эльфы друг друга не переносят. Крикнуть?..

– Позовешь на помощь – шею сверну, – ласковым шепотом предупредил Гилаэртис.

Запугивает. Ясно же, что не свернет, просто пожалеет затраченных вплоть до настоящего момента усилий. Стоит рискнуть.