Мама стояла в дверях и молча смотрела на сборы, отец ушел, но скоро вернулся с пачкой денег:

– Возьми, сынок. Знал бы я раньше, что тебя надо застраховать… – Он покосился на жену, с упреком и в то же время нерешительно.

Та вздохнула:

– Ты же ничего не говорил… Вот и я ничего… Я же всего один раз, Альбер, а мне так хотелось еще дочку, девочку… Даже думала, может, сиротку взяли бы маленькую, а как ты – не знаю…

– Да разве я против, Бетина? Ты же сама ничего не говорила. И Марек – наш с тобой сын, как бы там ни было. Что, дочку хочешь? Так можно ведь…

– Возьмите, обязательно, – сказал Марек. – Завтра или послезавтра, хорошо? И расскажите ей, что у нее есть брат. А сейчас надо, чтобы вы меня выгнали из дома – громко, со скандалом на всю улицу. Это спектакль для эльфов: если они узнают, что меня отсюда прогнали, здесь выслеживать не будут, и я смогу иногда вас навещать.

– Выгнать?.. – всплеснув руками, жалобно спросила мама. – Соседи же начнут говорить… И госпожа Рихнаб что скажет?

– Что нам и требуется, – подтвердил Марек. – Пусть об этом говорят, чтобы дезинформация дошла до эльфов, которые будут наводить справки.

Мама с несчастным видом вздохнула, но Альбер Ластип, как деловой человек, оценил предложенную сыном тактическую уловку.

– Если ввести их в заблуждение, он сможет прийти сюда, и его не поймают. Бетина, да к ограм ее в постель, госпожу Рихнаб! Пусть болтает, что хочет, старая грымза. Марек, иди сюда, сынок…

Он обнялся с отцом, потом с мамой. Надев рюкзак, сбежал вниз, мимо пожелтелых обоев с мимозами. Приоткрыл входную дверь. Замер, вслушиваясь в притаившуюся снаружи ночную тишину. Кажется, там никого.

Выскользнул на улицу. Запрокинув голову, поглядел на освещенные окна второго этажа. Ну, давайте же…

– Вон из нашего дома, негодяй! – донесся сверху выкрик отца. – Чтоб ноги твоей больше здесь не было!

– Паршивец бессовестный, уходи! – рыдая, подхватила мама. – Тьфу на тебя, глаза бы не смотрели! Вернешься – метлой поколочу!

Когда он отошел, что-то ударилось о тротуар, разлетелось вдребезги – в десятке шагов от Марека, но один фаянсовый осколок отлетел прямо ему под ноги. Та самая всем ненавистная пестрая ваза, подарок госпожи Рихнаб. Все-таки решились, выкинули!

Он улыбался, шагая по темным улицам. Все получилось так, как ему хотелось, это главное.

Каменные дебри Камонги находились в западной части столицы. Издали казалось, что целое стадо грозовых туч, утомившись блуждать по небесным равнинам, расположилось на отдых прямо в черте города – но это при дневном свете, особенно в пасмурную погоду, а по ночам Камонга сияла над окрестными домишками, словно гроздь причудливых гигантских фонарей.

Туда Марек и направился. Там можно спрятаться и найти ночлег.

Это нагромождение колоннад из серого гранита, выщербленных лестниц, длинных сводчатых галерей, загаженных залов с разбитыми мозаичными полами и вырубленных из камня уродливых скульптур смахивало на фантасмагорический дворец. На протяжении последних столетий там ютились лавки старьевщиков, игорные притоны, дешевые бордели, трактиры, ночлежки. Там находили пристанище профессиональные попрошайки, маги-неудачники, оказавшиеся на мели театральные труппы, беглые солдаты, бездомные бродяги, не говоря о ворах и головорезах самого разного толка.

В этот грязный многоэтажный лабиринт лучше лишний раз не соваться, особенно если тебе там делать нечего, но у Марека была причина туда отправиться. Камонга – одно из тех мест, которые недоступны для поисковой ворожбы, хотя бы даже эльфийской. Об этом он узнал от Шельн.

– Там до сих пор действуют какие-то остаточные чары, очень старые, из-за них Камонга как будто погружена в непроглядную мутную воду, и ничего сквозь нее не видно. Идеальное убежище.

– Значит, эльфы меня там не достанут?

– Не обнаружат, – поправила Шельн. – То есть не смогут определить твое местонахождение с помощью магии, но это не помешает им явиться туда вживую или кого-нибудь подкупить, чтобы тебя выследили. Будь осторожен.

Его лоб до бровей закрывала повязка из черной тряпки – и волосы на глаза не падают, и уши замаскированы, а щеки и подбородок он нарочно вымазал грязью, чтобы остались засохшие разводы. В Камонге он побывал несколько раз, из досужего любопытства, которое гоняло его, случалось, по всему Траэмону, но по имени его там никто не знал.

На подступах к сияющему в ночи дворцу – кто бы сейчас сказал, что это не дворец! – подпирали друг дружку покосившиеся лачуги с худыми крышами. Даже здесь ощущалось зловоние, а за следующим поворотом открылся и его источник: обширная помойка, со всех сторон окружающая каменную громаду. Марек петлял среди облитых лунным светом закисших луж и ржавеющих остовов паромобилей, похожих на обглоданные костяки неведомых чудищ. Характер вони менялся, и, если она становилась совсем уж отвратительной, он шел в обход, а также избегал сталкиваться с неясными фигурами, блуждающими по этому царству отбросов и отслуживших свой срок вещей. Иные из них таскали с собой тусклые масляные фонари, другие обходились без них. Марек заодно обнаружил, что видит в потемках лучше, чем до недавнего времени. Эльфийское ночное зрение – один из побочных эффектов его пребывания в Сильварии.

Миновав свалку, он вступил под каменные своды широченной, как улица, галереи. Здесь тоже приходилось смотреть под ноги. Кучи мусора и нечистот. Мертвецки пьяный фавн с обломанным рогом. Россыпь гниющих луковиц. Дохлая собака.

Лестница, огибая гротескную статую огра в три-четыре человеческих роста, уводила наверх – туда, где брезжил свет и звучали голоса.

Марек постарался напустить на себя агрессивный вид, хотя в глубине души трусил. Не показывать страха – сразу станешь жертвой, и никого ни о чем не спрашивать – сразу раскусят, что ты не местный.

В зале, куда привела его лестница, под вереницей декоративных арок обосновались лавки: амулеты, горячительные напитки, «Скупка золота и прочего», несвежая потрепанная одежда, подобранная скорее всего на раскинувшейся за стенами помойке. Посетителей не было, закутанные в отрепье торговцы вяло переговаривались. Частично сохранившаяся мозаика на полу изображала летящего дракона, и Марек прошел по его хребту до следующего дверного проема.

Из бокового коридора тянуло запахом кофе и доносились визгливые эйфорические вопли гоблинов. Только не туда!

Посреди следующего зала, освещенного факелами, пьяные гномы пинали бесчувственную троллью тушу. На Марека не обратили внимания: очевидно, противник мельче тролля их не интересовал.

Еще один грязный коридор. Слева, из-под стрельчатой арки с вырезанной над острием каменной розеткой, плывут запахи еды, доносится звяканье ложек и гомон голосов. Трактир. Ему сюда не надо: мама положила в рюкзак булку хлеба, копченую колбасу и изрядный кусок сыра. А зев следующего коридора озарен аляповатыми красными фонарями в виде цветочных бутонов, и возле стен сидят размалеванные девицы.

На ступенях лестницы иссохший, как скелет, заклинатель тумана вытягивал из своей флейты завораживающе-заунывную мелодию, а из бронзовой узкогорлой вазы выползало туманное щупальце, колыхалось в воздухе, свивалось в незамысловатые узоры. Всего пять дубров – и увидишь, чего ты должен опасаться!

Бросив тощему заклинателю дубр, Марек прошел мимо. Чего опасаться, он и так знал.

Этажом выше народа было побольше, как на ярмарке. В одном из залов гоблины в масках гиен отплясывали, высоко подпрыгивая, дикий танец, а аккомпанирующий им барабанщик тряс плечами и пританцовывал на месте. Тут же, у стены, старуха-гоблинка продавала копченых улиток и холодный кофе на разлив из кувшина. Дальше по коридору звучала человеческая речь, туда Марек и направился.

Два раза его напугали – по-настоящему, до дрожи. Возле входа в трактирный зал здоровенный детина с маслеными глазами сгреб его горячей потной лапищей за плечо, смерил взглядом – таким, что сразу понятно, чего надо, – и спросил, не хочет ли он подзаработать. Сердце провалилось в пятки, но контроля над собой Марек не потерял. Рывком высвободив плечо, сузил глаза и процедил, что режет глотки, берет за это дорого и никакой другой заработок его не интересует. Тип отстал.