В ужасном Космосе, среди

Сломатых звезд

С указкой пробковой в Груди

Сидит Максим и моё Серце ест.

Когда кусок последний он проглотит,

Я ёбнуся Лицем о каменную Русь

И в тихой Рай взлечу сквозь пламя новой плоти,

Как Андалузский Гусь.

Я люблю бродить по улицам

Меж заводов и кладбищ -

При ходьбе позабывается,

Что я сир и нищ.

Там на улицах афишечки

И помойные бачки,

Продавают в лавках пышечки,

Крышечки, крючки,

Там и стужа зимовейная,

Там и летошний сугрев,

Много юношей пригожыих,

Статныих дерев.

Но в золе умочка бедного

Тлеет Мысель все одна -

Что когда-нибудь я Медного

Встречу Кабана -

Над Москва-Рекой кремневою,

Или цынковой Невой,

На Остоженке, на Лиговке,

Иль на Моховой -

Не капризного, не шумного,

С тьоплым Дымом из Нозьдрей,

Очень правильного, умного

И без волдырей.

Попечотся он по-божески

Обо мне — ржаном Шише

И откроет тайну сладкую

Он моей Душе,

Пищу райскую, молочную

В Рот мне вложет, молвит: Жуй!

И на звёздочку полночную

Мне заменит Хуй.

Голос мой прелестный,

Сьмех мой озорной -

Флюгер мой небестный,

Компас мой земной.

В подземном слышь вагоньчике

Я прислонюсь к дверям,

И вот они откроются,

И некой шов распорется,

И выпаду из поезда

Я вдруг наружу прям.

Остановясь, как маятник,

Увижу сквозь тоннэль,

Как пцицы в кубках маленьких

Кровавый носят хмель.

И встретят меня Радеки

На небе голубом,

И буду с чорной радуги

С чуть видным я нимбум,

В тиарочке с гербом

Смотреть, как им воюется,

Сухим крилом звеня,

И будет Революция

Продолжаться без меня.

памяти Д.А. Пригова

Иногда мне кажется —

Действительно всё правда,

Но порой внезапно вдруг -

Нет, совсем хуйня!

И тогда уж кажется —

Всё совсем неправда,

Это просто бесы попутали меня.

Что ж это, действительно,

Что ж это такое,

Что же за такое, ёбаное в рот!

Но иногда мне кажется —

Всё совсем другое,

И тогда, действительно,

Всё наоборот.

Есь, если ты захочешь

Разбить мне Голову о стену,

То подожьди, пока

Я что-ли блузку белую надену,

Чтоб Кровь была видна издалека.

В дверь мою стучится

Ктой-то там такой,

С крыльями, как птица,

И с одной рукой,

С четырьмя грудями,

С Жопою большой,

С красными мудями

И святой Душой.

Вспомню я Уставы,

Пришлеца впущу,

Припаду устами

Я к его плащу.

Он одну лишь фразу

Скажет: Ляжь в кровать!

И начну я сразу

Нечто прозревать.

Выйду к амвону и Ухом вонму

Пегого Бога громовое Му.

А вам это, бляди, не нужно. Ну что-ж!

Знать, я один в этом мире не вошь.

Заебался быть я, хой!

Культовой фигурой.

Я хотел бы быть Ильой

Или, ёбтеть, Нюрой.

Чтобы встать, ебёноть, в шесть,

Пойти на работу,

Чтобы там в столовой сьесьть

Вкуснаго компоту.

Не дремать в сияньи дня,

Не пердеть уныло…

А увидевшы меня,

Думать: Вот мудило!

Взрывается фугасом окрик,

Всех выгоняют на работу,

А я дивныя крины ращу.

А мира князь мне в Нозьдри смотрит,

И вызывает у меня сапфировую рвоту,

И вертит перед Ликом моим тяжькую Пращу.

О, ну ёбни уже, слышь, ёбни!

Нептун заплачет в глубине,

И в овчярне китежской овны

Заблеют по мне.

Добрый день! Я Уёбище Сраное.

Что ж глядите с таким отвращением

На меня, господа драгоценные?

Или скажете — я некросивое?

Я в рощицу хотел пойти,

Но райский воробей моё прокликал имя,

С копьём купинным он, в громовом гриме,

В нём все слились паяцы и бойцы.

— Что ж, полетишь со мной? Ответь.

Но почернелых губ недвижна твердь,

Заговорить хочу устами я другими,

Которые во Лбу цветут моём

И дней цыкуту пьют, и каждый прян глоточек.

И твёрдый дух, и мягкий ум

Они жуют и кровоточат.

О грозовой птенец, о райской рати витязь,

С собой меня зовёшь? Так знай же — ты увидишь,

Как песней страшною двуклювого дрозда

Воспламеню я райский млечный торф.

Раскройтесь же, о лобные уста,

Скажите гостю: я готов.

Вы изъели всю траву,

Вытоптали Луг.

Суки! Я щас подзорву

Весь этот ваш юг.

Чтобы был в улусах Зверь,

Солнце за кормой.

Чтоб дышал из сладких Сфер

Дивный Север мой.

О, я собою не владею,

О, я немедленно хочу

В тебя излить мою Идею…

Мой милый, это я шучу.

Колыбель мою качала

Ольга Седакова,

И сифония звучала

Из мово алькова.

Я потом немножко вырос,

Свой нашёл манера,

И завёлся в мене вирус

Ростом с Люцифера.

Вот теперь я и не знаю,

Как же мене быть:

Воспарить к златому Раю

Или в Ад

пой

тить?

От фамилий Лазо и Килимник

я немею и звонко пержу.

Я распят на дверях поликлиник.

В каждом Горле моём — по ножу.

Вбейте, вбейте мне, добрыя люди,

три серебряных Гвоздика в Пуп.

Поцелуйте меня в мои Груди,

Не смотрите, что я уже труп.

Когда пиздыкнулось об что-то

Моё духовное нутро,

Моё клекочущее Рото

Тщетой покрылося пестро.

И я подумал: верно, это

Есть казнь за всё, что мной пропето,

И, значит, ктой-то стрёмный где-то

Сидит и кычет "Здохни, тать!"

Но что же там над миром вздето

И в некий как бы свет одето?

Должно быть, это благодать.

Вы меня убили,

Только сгоряча

Хуй прибить забыли

К правого плеча.

Как же так, ребятки?

Что же это вы?

Теперь хотя бы пятки

Пришейте к головы.

В который раз, открыв глаза слепые,

Я чорной радуги вижу крестец,

Её из гноя демоны слепили -

Людских и божиих венец естеств.

Задохнулись Одиновы лани

И спицы выпали из колеса,

Но я пою и бью крылами,

Вниз по радуге гнойной скользя.

А ты будь ласточкой рабочей -

Только не так, как мне пришлось.

С вороном шлю тебе я очи,

Чтоб ты зачал от моих слёз.

В лесу Лиса Алиса

Ебёт глиста-англиста,

Не отличая Неба

От тёмнаго Эреба.