– Нужно показать тебе кое-что.

– Не хочу, – закрыв глаза, качаю головой, потираясь лицом о его футболку.

– Это важно, – повторяет с напором.

– Нет!

– Лета…

Ну всё, теперь я точно не оторвусь от него. Жмурясь и сжимая его в объятиях, требую:

– Скажи ещё раз.

– Это важно.

– Не это! Моё имя.

– Лета?..

– Мм…

Легонько поглаживая мою спину, Син ждёт, но я в самом деле не планирую менять положение.

Вздохнув, он подхватывает меня на руки и через пару шагов садится на диван, усаживает меня на колени. Вынимает из-за диванной подушки что-то чёрное. Бумажник.

– О, ещё один нелегальный способ заработка? Глядишь, скоро на особняк накопим. – Син делает несчастное лицо, и я закатываю глаза. – Ладно-ладно, тупое чувство юмора. Так чьё это?

– Человек вчера следил за тобой на улице.

– Уверен, что за мной?

– На сто процентов. А ночью отирался на пожарной лестнице возле окна спальни.

Сердце сжимается от страха. Лихорадочно вспоминаю, насколько плотно закрыты жалюзи. Небольшие щели есть. Достаточные, чтобы следить, как я сплю? Вряд ли, однако всё равно на душе гадко.

– Я думала, ты вчера по своим делам ходил.

– Закончил раньше, решил найти тебя.

– Мм, ясно. То есть ты тоже следил.

– Я всё-таки твой телохранитель. Должен я делать хоть что-то?

– Ладно уж, – невольно улыбаюсь от мысли, что он беспокоится обо мне. – Если тебе так хочется. Тем более, если тут какие-то маньяки бродят… Подожди, ты его убил?!

Син глубоко вздыхает и размеренно говорит:

– Нет, я его не убил. – Поняв, что я жду продолжения, раздражённо закатывает глаза и ворчит: – Ну ладно, немного толкнул, и он упал с пожарной лестницы.

– То есть умер?!

– Нет! Сломал ногу. И руку. Но я любезно вызвал ему помощь.

– Это хорошо, – я сразу успокаиваюсь. – Но как ты позволил ему ранить тебя?! За такое надо было оторвать руку нафиг.

Улыбнувшись, Син поучительно говорит:

– От этого он бы точно умер.

– Ла-адно… Пусть живёт, так и быть. – Не сдержавшись, добавляю: – Мудак.

– Что до причин моего повреждения, я был ограничен в маневренности. Чтобы он меня не увидел и не мог опознать.

Смотрю на бумажник, лежащий на кофейном столике, но брать его в руки желания нет.

– И что там? Кто он такой?

– Документы чистые. Официально работает в небольшой организации, занимающейся ремонтом. Военная подготовка, хотя данных о службе нет. Скорее всего наёмник, не особо высокого уровня, слишком невнимательный. Есть предположения, кто заказчик?

Чёрт, всё-таки беспокойство уже вернулось – проклятый мир с проклятыми проблемами! – и я слезаю с колен Сина, пересаживаюсь на кресло напротив. В обнимку с ним вообще думать не могу.

Размышляя, успеваю сжевать два тако и выпить стакан апельсинового сока. Наконец выношу вердикт:

– Думаю, это или отец, или кто-то из «Психушки». Необязательно сама Таиса, может… Да кто угодно. Любой, кто видел мой чип. Решили проследить, не знаю…

Однако Син прерывает мои рассуждения:

– Отец мог послать наёмника следить за тобой? Зачем?

– Не знаю. Просто так, чтобы не расслаблялась. Он любит напоминать, что контролирует меня, в курсе всех дел. Сладкое ощущение власти. Когда я переехала сюда, пару раз замечала людей на улице. Поначалу испугалась, потом всё же догадалась позвонить отцу.

Когда я заметила первого из тех парней – через неделю после «Георгины», – от паники отшибло всякое соображение. Думала, умру от сердечного приступа прямо посреди улицы – или этот человек меня убьёт. Я была уверена, что это один из приятелей того портового мужика, что они наконец-то меня нашли. Не помню, как добралась до квартиры. Забилась в угол тёмной прачечной – это самое дальнее помещение от входа – и ревела, трясясь от ужаса.

А когда выбралась оттуда – на четвереньках, чтобы не было видно из окна, – опустила все жалюзи. Именно с тех пор я и живу с закрытыми окнами.

Следующую неделю провела под входной дверью, прислушиваясь к шорохам в коридоре. Сначала пыталась спать на диване, но, стоило задремать, тут же мерещились звуки – будто кто-то подходит к двери или ковыряется в замке. В конце концов я забаррикадировала вход тумбочкой, рядом с которой и обустроила спальное место.

Сигареты быстро закончились. Припасы в баре продержались дольше – вот тогда я и опустошила все эти бутылки на полках, – но в конце концов тоже иссякли. Пришлось обходиться слабеньким успокоительным из доставки и тоннами марципана – не знаю почему, но в тот момент мне безумно его хотелось. Целыми днями только марципан и жевала. Теперь видеть его не могу.

Я бы и дальше так сидела, но однажды раздался телефонный звонок. Рассудив, что от смерти не убежишь, я ответила.

Это оказался отец. И я быстро поняла, что мужик был от него.

Тогда я впервые в жизни наорала на отца. Вперемешку с рыданиями. Сама не помню, что за бессвязную чушь я несла, но его тон был явно удивлённый. В конце он даже извинился.

Син поднимает бровь.

– Настолько непрофессионалы, что ты их заметила? Ты же по сторонам не смотришь.

– Я не смотрю на тех, кто не представляет угрозы. Если за мной идёт какой-то мужик – я замечу.

– Но этого ты ведь не заметила?

Раздражённо выпаливаю:

– Я и тебя не заметила. Оказывается, за мной ходит толпа народу, а я ничего не вижу.

Голос-в-голове шепчет: Помнишь того портового мужика? Как долго он шёл за тобой? А ты ничего не видела. Представь, что бы он сделал, если бы не Дэн. Выпотрошил тебя, как свинью на бойне. У меня и картинки есть, смотри.

Хватит! Не хочу видеть эту гадость! Но Голос не отступает, всё показывает и показывает женские тела – изломанные, располосованные, крепко обмотанные колючей проволокой.

Стараясь отвлечься, дёргаю к себе тарелку с салатом и наливаю сок – часть выплёскивается на столик, и я спешно вытираю.

Син наблюдает за моими действиями, время от времени забрасывая в рот по куску пиццы. Доев, залпом выпивает стакан сока и откидывается назад, положив локти на спинку дивана.

– Когда твой отец был здесь, он говорил о «методах, позволяющих скорректировать нежелательное поведение». Что это значит?

Вздыхаю обречённо. Эту тему поднимать совершенно не хочется.

– Ну… Есть такое заведение… Для девушек из приличных семей. То есть формально для всех, но парней там единицы. Воспитательный пансионат с религиозным уклоном. Там, типа, промывают мозги. Дают препараты, и нужно ходить на всякие психологические тренинги и религиозные службы. Каждой дают наставницу. Ей нужно ежедневно рассказывать обо всём. То есть вообще обо всём – все мысли, желания…

Син смотрит удивлённо.

– А если не будешь?

– Для этого и дают препараты – насколько я понимаю, что-то вроде «сыворотки правды». У нас была пара девчонок из старших классов, которые после школы сами туда пошли, добровольно – ну, они так говорили. Из религиозных семей, и вот, чтобы избавиться от греховных мыслей… После пансионата они стали, конечно… довольно странными. Или мне так казалось, я не особенно близко их знала, но… У обеих постоянно были такие восторженные лица… С прибабахом, будто они об рынду шибанулись и теперь ходят лыбятся. Про пансионат говорили одинаково: поначалу было страшно, хотелось сбежать, но потом они поняли, насколько там хорошо. Почувствовали, что мир добр и прекрасен, а разговоры с матушкой – это, в смысле, наставница – очищают душу. Одна потом только раз в неделю ходила на эти беседы, а вторая… – я многозначительно качаю головой. – Рассказывала, что в стенах пансионата наконец-то увидела мир таким, как он есть: в небе летают ангелы, из-под земли вылезают чудовища, забираются людям на плечи, на голову, нашёптывают плохие мысли… Ещё за ней теперь постоянно ходит белая кошка, невидимая для других, она считает, что это святая Августина, и кормит её цветочной пыльцой. Они обе вскоре вышли замуж – ну, за тех, кого родители подобрали. Им, по-моему, было вообще всё равно. Одна сразу забеременела и полностью погрузилась в эти детские штуки, а у второй, кошатницы, не сложилось. Когда я видела её в последний раз, они с мужем и наставницей собирались ехать на целебные источники – молиться о зачатии.