Америка сбивала его с толку. Чтобы выжить, придется приспосабливаться быстро. Шаг перемен в этой стране гораздо расторопнее, чем ледниковые разломы долгих лет, проведенных Отцом в его карпатской твердыне. Чтобы двигаться вперед, Джонни придется превзойти Отца – впрочем, кровь ему подскажет. Хотя в жилах его и течет древняя кровь, все же он – дитя XX века, обращенное лишь тридцать пять лет назад, взятое тьмой, не успевшее окончательно сформироваться в человеческой жизни. В Европе он был лишь мальчишкой, который прятался в тенях, выжидая. Здесь же, в сверкающей Америке, он мог реализовать свои способности. Здесь люди его считали молодым человеком, а не ребенком.
И вот Джонни Поп явился.
Он знал, что его заметили. Он очень старался вести себя подобающе, но уже понимал, каким желторотым был всего лишь пару недель назад. В первые свои ночи в Нью-Йорке он, конечно, наломал дров. Кровь, пущенная в воду, привлекла акул.
Кто-то стоял на углу, наблюдая за ним. Трое черных, в длинных кожаных плащах. Один из них, несмотря на время суток, носил темные очки; на другом была шляпа с узенькими полями, с крошечным перышком, торчащим из-под ленты. Не вампиры, но было в них что-то хищное. Хорошо вооружены. Пряжки на ботинках и пуговицы – из серебра, плащи топорщились из-за спрятанных под ними пистолетов. Сами тела их были оружием, отточенными клинками, черенками стрел. Чернокожий парень в темных очках извлек из-под плаща темный нож. Не серебро – полированное дерево.
Джонни напрягся, приготовившись сражаться и убивать. Он только что насытился и был силен как никогда.
Человек с ножом улыбнулся. Он установил оружие у себя на ладони, на кончик клинка, и поднес рукояткой к собственному лбу – воинское приветствие. Нападать он пока не собирается. Он явился, чтобы известить его, дать предупреждение. Он дал о себе знать. Этот человек увидел Джонни прежде, чем позволил ему увидеть себя. Он отлично владеет ночными искусствами.
Потом парень с ножом удалился, вместе со своим компаньоном. Казалось, они просто исчезли – скрылись в тени, которую не могли пронизать даже глаза Джонни, прекрасно приспособленные к темноте.
Он подавил дрожь. Этот город пока еще не стал его джунглями, и он здесь на виду – посреди улицы, в белоснежном костюме, сияющем, подобно маяку; в Прежней Стране он не бывал так заметен.
Этим чернокожим следовало прикончить его. Пока у них была такая возможность. Джонни сделает все, что в его силах, чтобы второго шанса они не получили.
Надо было поторапливаться, смешаться с толпой.
По улице ехало такси горчично-желтого цвета. Оно появилось, подобно дракону, из рыжевато-розовых клубов пара. Джонни окликнул шофера и скользнул в похожую на клетку внутренность машины. Сиденье было крест-накрест перетянуто изолентой – бинты, наложенные после битвы на смертельную рану. Шофер, белый, сухопарый, в мешковатой военной куртке, инстинктивно посмотрел в зеркало заднего вида, ожидая встретиться взглядом со своим пассажиром. Джонни заметил удивление, отразившееся на лице молодого человека, когда тот не увидел в зеркале ничего, кроме пустого сиденья. Парень обернулся, уставился в полумрак у себя за спиной и, обнаружив там Джонни, сразу понял, что за клиент ему достался.
– Проблемы? – поинтересовался Джонни.
После секундного колебания, таксист пожал плечами:
– Черт! вовсе нет. Многие призраков даже в машину не пустят, а мне что, я любого отвезу. Они все по ночам выползают.
За прицельными взглядами водителя перед Джонни вставали сумеречные джунгли, расцвеченные пурпурными соцветиями напалма. В его ушах звенящим эхом зазвучали выстрелы, прогромыхавшие многие годы назад. Ноздри опалил давно сгоревший порох.
Ему стало неприятно, и он оборвал связь.
Джонни велел шоферу отвезти его в «Studio 54».
Даже в это время, глубокой ночью, возле клуба тянулась беспокойная очередь. Выдыхаемый ждущими пар сгущался в мерзлое облако, и они притоптывали безвкусно обутыми ногами, пытаясь согреться. Эти безнадежные неудачники лестью и мольбами умащивали Бернса и Стью, мордоворотов-вышибал, но бархатный канат не поднимался перед ними, по-прежнему преграждая им путь. Лбы их были помечены невидимым клеймом. Эти люди были не мертвы, но хуже того: они были неинтересны.
Джонни рассчитался с таксистом липкими купюрами, извлеченными из кошелька Нэнси, и ступил на тротуар, прислушиваясь к пульсу музыки, доносившейся из клуба. «Pretty Baby», группа «Blondie». К нему взывал голос Дебби Хэрри – ни живой, ни мертвый.
Такси не двинулось с места. Быть может, шофер надеялся заработать на одном из этих прокаженных? Нет, он старался надежно запечатлеть в своей памяти Джонни. Человека без отражения лучше запомнить.
– До скорого, Джек, – попрощался таксист.
Этот парень был опасен так же, как те двое чернокожих возле «Челси». Джонни взял его на заметку. Хорошо, когда знаешь, кто за тобой придет: можно приготовиться. Имя таксиста было указано в лицензии, и его намерения не менее отчетливо были отпечатаны на его лице. Трейвис. Во Вьетнаме он научился смотреть чудовищам в лицо – даже через зеркало, в котором они не отражаются.
Такси ожило, сердито огрызнулось и крадучись двинулось прочь.
Приплясывая в такт музыке, Джонни пересек тротуар и направился к двери, за которой царила преисподняя, одновременно пытаясь сконцентрироваться и установить связь с вышибалами, мускулистыми парнями в кожаных куртках и кепках с надписью «Tom of Finland». Бернс был коп по совместительству, печальноокий и весь в синяках; Стью – сынок владельца доверительного фонда, носивший в себе свое личное чудовище – постоянную мысль об отце. Крючочки, заброшенные Джонни, зацепились за обоих, прилаженные к тончайшим лескам. Эти ребята не были и никогда не станут его потомством, но они были все же его. Сперва он заведет себе тепленьких невольников, а потомство подождет.
Наслаждаясь причитаниями и жалобами неудачников, Джонни продефилировал вдоль очереди, словно воплощая собой «открытый сезам», который этим уродам и во сне не снился. Стью прищелкнул коваными каблуками своих мотоциклетных штиблет и отдал честь; пальцы четким австро-венгерским движением подлетели к козырьку черной кожаной кепки. Бернс ловко приподнял канат и отступил в сторону; на тихий лязг крюка, извлекаемого из металлической петли, отозвались завистливые вздохи. Желая насладиться мгновением, Джонни помедлил в дверях: он знал, что в струях света, льющегося изнутри, костюм его сияет, подобно ангельским одеждам, – и окинул взглядом тех, кому войти не суждено. Отчаяние, отразившееся в глазах этой публики, едва не вызвало в нем сочувствие.
Еще пару недель назад он был одним из них: так же стремился к свету, но к пламени допущен не был. Как и некоторые более древние представители его племени, он не мог прорваться внутрь, не получив приглашения переступить порог. К тому же и одежонка его – найденная в чемодане, наугад снятом с транспортера в аэропорту, – была так себе. Носферату здесь были редкими птицами, и на него обращали внимание. Стив Рабелл, проходя мимо двери, с любопытством взглянул на тонко очерченное, красивое лицо Джонни. Владея даром видеть себя чужими глазами, Джонни понял, что владелец и управляющий клуба заинтересовался стоящим в дверях молодым вампиром. Но даже сам Блестящий Люцифер не смог бы проникнуть в «54» в допотопной рубашке и ковбойских сапогах, с черными волосами, прилизанными наподобие влажной китовой шкуры, плотно льнущими к черепу.
На другой вечер он вернулся в классном прикиде: костюм «Halston» – в темноте чернющий, на свету вспыхивающий пурпурной искрой – и рубашка от «Ralph Lauren» со свежими пятнами крови на отложном воротничке. Они все еще слегка попахивали своим прежним владельцем, неким Тони из Бруклина. Вышибалы, даже не спросив разрешения у Стива, легко пропустили Джонни, который, воспользовавшись случаем, поближе к ночи, в одной из задних комнат запятнал обоих громил своей кровью – якобы в знак благодарности, на деле же в знак своего господства. Джонни приберегал этих двоих на будущее, чуя, что они пригодятся.
