–Как пожелаешь.

На следующий вечер, упрямая девушка снова принесла ужин к закрытым дверям. Элен весь день была сама не своя, погруженная в личные раздумья, ей не давала покоя мысль, о добровольных мучениях пожилого основателя. Образ голодной смерти старика, навязчивым видением преследовал впечатлительную телеику, занимая все ее внимание и воображение.

Страшная участь – чужого выбора, мириться с ней, Элен не хотела.

Оставив поднос с новой порцией еды, она в отличии от прошлого раза, была настроена решительней, ее пылкое сердце взывало к справедливости:

–Я не уйду! Хватит! Решительно заявила сама себе служанка.

–Основатель губит себя! Он должен одуматься! Собравшись с духом, девушка начала разговор, пусть ее не желают слушать, но она все же попытается изменить ход событий.

–В мире живет множество тэлэинов и тэлэик, которым не все равно …они помогают друг другу, даже сейчас, когда все вокруг меняется. -У меня нет умысла опорочить вас основатель. Выдержав паузу, она продолжила.

– В прошлом здесь возникло бы столпотворения, неделями скитальцы со всего простора стремились бы попасть сюда, желая помочь вам, в вашей нужде, разделить горе, переживания, а вместо этого сейчас все ждут от вас ухода. Правитель, зачем вы губите себя?

Глухое молчание по другую сторону двери тревожило ее, от горькой тоски и собственного бессилия девичьи руки опускались, открывая дорогу отчаянью, застигнувшему юную особу врасплох.

–Мои усилия тщетны, напрасно я пытаюсь изменить его решение своими жалкими попытками увещевания.

Служанка не торопливым шагом направилась к лестнице ведущей вниз, в голове ее мелькали мысли о скором сне, а усталые веки предательски смыкались на ходу.

Черные ресницы, усилием воли вздымались вверх, пока Элен зажигала новую свечу от огарка догорающей. Завтрашнее утро встретит ее очередной кипой перепачканных нарядов, множеством ссадин на руках, заноз от дощатого пола, который придется драить в каждой комнате, пока толпы местных образованных умов будут горделиво рассуждать о высшей материи, споря о прошлом своего народа на подмостках Зеленого квартала.

Затем кухарка снова заворчит: -Кормим зря бездельников! Считая Аретфолла одним из них, так размышляла о предопределенности будущего дня юная Элен, не заметив, тихонько приотворившуюся дверь, ту самую, вечно закрытую для посетителей.

Мимолетное чувство окрыляющей радости, изгнало прочь мрачную тоску, девичье сердце озарило яркое пламя надежды, не так давно ее тревожили сомнения касаемо основателя: “может ли он передвигаться по комнате? есть ли у него силы подняться с постели и отварить дверь?”

За дубовой, обитой железом преградой, скрывалась холодная ночь, по коже невольно бежали мурашки.

–Может мне мерещится? И это наваждение предо мной? Обман? желание? Которым рада я поверить?…терзаемая неверием служанка, осторожно подняла зажжённую свечу повыше. Но нет, в ярком свете огня, дверь была едва приоткрытой. Проникающий через дверную расщелину свет врывался не званым гостем в стариковскую обитель.

–Чего страшусь я в этом мрачном месте? Ведь я была не раз готова, порог заветный, в один миг переступить!

Борясь с малодушием и осторожностью, не решаясь сделать шаг вперед, девушка мешкала, ощущая как перед ней, высится барьер, сложенный из надуманных тревог, четных переживаний, леденящего кровь страха, сковывающего нутро.

–Нет! Я должна! Основателю нужна моя помощь! Убедив себя, Элен взяв со стола серебряное блюдо с приготовленным для Аретфолла обедом, аккуратно толкнула плечом преграждавшую путь дверь, та нехотя поддалась напору незваной гостьи, осмелившейся войти.

Из обители доносился приятный запах летней листвы, скошенной травы, такой редкий для городских мест. Не придав этому должного значения, гостья продолжала идти вперед, за ее спиной медленно закрылась дверь, а темнота окружавшая все вокруг, быстро рассеивалась, с каждым седланым шагом в направлении к панорамным окнам. Они словно зоркие очи белой башни, не меньше тридцати локтей в высоту, с резными, деревянными рамами – под стать “не смыкаемым векам”, всегда ясные и широко раскрытые “очи” молчаливой твердыни, возвышались до купольных сводов, обрамлённых арочным полукругом, едва различимым во мгле.

Эта была не каморка, привычная для большинства слуг своими крохотными габаритами, перед взором Элен был целый этаж, включающий в себя личные покои основателя, его книга хранилища, обсерваторию, столовую, зал аудиенции, где правитель принимал гостей, все перечисленное и много другое таила в себе эта вершина.

Остановившись у обеденного стола, девушка тихонько поставила на его поверхность блюдо с ужином, приготовленным для основателя.

Аретфолл не обращая внимания на гостью, многозначительно молчал, он сидел в кресле у самого окна, погруженный в личные раздумья. Вскоре голос старика нарушил тишину, прозвучав спокойным тоном.

–Подойди ближе дитя. Пригласив юную гостью хозяин обители продолжил: -Присядь рядом со мной, мне хочется разглядеть твое лицо получше.

Мешкая у второго кресла, девушка не смела присесть.

–Основатель, я не одета для приема подобающим образом, моя одежда черна от копоти и сажи…тэлэике было стыдно и не уютно. Она напрасно пыталась отряхнуть свое истрепанное платье, но ткань становилось грязнее, а сажа предательски марала юные ладони.

–Какой вздор! Произнес правитель со спокойствием и уверенностью в голосе. –Современное общество судит о нас по внешнему виду, чистоте одежды, учтивости речи, достатке мер в кошельке – забывая о том как все это ничтожно. Наряды стираются, меры тратятся, а учтивость пропадает, когда тебе нечего съесть. Закончив фразу, старик нахмурил брови. Аретфолл не походил на измученного голодом затворника, его лицо украшало присущая старости мудрость, подкреплённая ясным взором. Он подолгу всматривался вдаль, предаваясь размышлениям известным только ему одному.

Ноги служанки дрожали, она под гнетом усталости расслабленно погрузилась в кресло с высокой спинкой, сдерживая чувство окрыляющей ее радости.

Посмотрев на юное личико гостьи, старик снова отвел свой грустный взор, устремив его к дальним просторам, раскинувшимся за переделами панорамных окон.

–Если твои слова также правдивы и неоспоримы как восход солнца с востока, тогда я оказываю своим недругам добрую услугу, тратя остатки жизни здесь, в заточении…посетовал Аретфолл, испытывающий взгляд которого снова переключился на служанку.

–Да… это на самом деле так! Я вижу замешательство в твоих глазах, ты не понимаешь зачем я так поступаю. Отдавая на откуп разорителям самое ценное и дорогое – оплот порядка и знаний нашей цивилизации! Некогда хранимую мной Столицу, на протяжении всей эпохи просвещения.

Молчание, длившееся пару минут, снова нарушил основатель.

–Не тебя я представлял на этом месте дитя. Кого угодно, от именитого искусствоведа, либо педантичного зодчего, а может красноречивого поэта, пивца дорог – вечного скитальца исходившего весь мир вдоль и поперек, в поиске капризного вдохновения. Хотя, справедливости ради сгодился бы и драматург! Горькая и мимолетная усмешка на губах основателя скрылась бесследно, точно ее и не было, вторя угрюмости, легко читаемой в разочарованном взгляде правителя.

–Типичный заголовок современности “Выживший из ума старик” или “Последний день Основателя” Название помпезное, вычурное в порядке вещей для избалованного общества, максимум грубости, минимум честности, с избытком колкостей…подытожил хозяин башни.

–Во все времена брюзжащие моралисты вроде меня, будут свидетелями “рассвета” и “заката” великого многообразия эпох, а подобные тебе дитя… Указав на служанку основатель продолжил: -Будут вынуждены претерпевать невзгоды, тяготы лишений и сыплющихся на голову бед, проверяющих на прочность принципы и убеждения. Не сводя взгляд с молчаливой слушательницы, старик снисходительно улыбнулся, теперь уже по-настоящему. Толи из жалости к юной девушке, то ли из чувства превосходства над ней, ведь его закат не за горами, а Элен еще многое предстоит пережить.