Крошечный павильончик казался игрушечным. Оранжевые стены и белая доска, на которой перечислены напитки – от эспрессо до сырного рафа. Разноцветные стаканчики, ставшие стенами картонных башенок у кофе-машины, и бутылки с сиропами, выставленные на верхнюю полку. Имелся даже куцый полосатый навес над входом.

На краю навеса, глядя на мир чёрными каплями глаз, сидел взъерошенный воробушек. Чуть наклонившийся вперёд и замерший в этой неестественной позе, он и сам казался бездушным украшением, частью кофеинки-миниатюры.

– Ваш кофе по-японски, – произнесла хозяйничающая в кофейне девушка. Её голос почти сразу смешался с коротким шорохом горячего пара.

Гриша протянул руку. Пальцы задели грязные языки, украсившие декоративный навес, но нахальная птичка с места не сдвинулась. Только голова в бурой маске дёрнулась, повернувшись к Грише другим глазом – таким же чёрным и бессмысленным.

Опустив взгляд на девушку, Гриша извинительно покашлял, постучал по откидной стойке рядом с кассой. Девушка дёрнула на звук головой (точь-в-точь как воробей) и уставилась на молодого человека с птичьим любопытством.

– Здравствуйте…

– Здравствую, – согласился Гриша, мягко перебив баристу, – Простите, но почему вы снова отдали заказ тому мужчине прежде моего? Я жду уже десять минут, вы отпустили несколько человек, что были в очереди сразу за мной. Неужели один американо с молоком – такой сложный заказ?

Грубить не хотелось. Ни пять, ни десять минут погоды Грише не делали. До поезда оставалось несколько часов, выселение из хостела осуществилось ещё до обеда, основная масса вещей мирно ждала хозяина в камерах хранения. Злила не проволочка, злило подозрение, что бариста издевается.

– Вы что-то заказывали?! – с недоуменным напором уточнила девушка, вскидывая бровь.

Гриша с готовностью сунул ей под нос огрызок чековой бумаги, содержащей все необходимые доказательства – время, стоимость позиции, номер кассового аппарата. Девушка просмотрела чек, с подозрением глянула на Гришу и, окончательно уничтожив остатки его терпения, покосилась на мусорную корзину у своего павильона.

«Она считает, что я чеки из мусорки таскаю?!»– вспыхнул Гриша, нащупывая в кармане телефон. В приложении должна была остаться информация о переводе денег.

– Американо с молоком? – с сомнением переспросила бариста, дождалась кивка и, помедлив, нехотя добавила: – Хорошо, извините, видимо, я не услышала или случайно отдала ваш кофе другому человеку… Минутку.

Гриша сгорбился, поставив локти на стойку и уставившись на девушку со всей возможной внимательностью. Над головой прострекотал быстро перепорхнувший на стенку соседнего павильона воробей. Щебет многочисленных птиц причудливо смешивался с шумом людских голосов. Слышно было, как закрывающиеся точки клацают рольставнями о пороги, как будто захлопывая металлически пасти.

Девушка обернулась от своей пыхтящей машины, махнула рукой, прогоняя севшую на край стойки воробьиху. Глядя куда-то в сторону и думая о своём, она принялась наливать молоко в кофе. Гриша стерпел, что мимо него смотрят, как будто он был пустым местом, и что его даже не спросили, сколько молока требуется. Но когда бариста с той же задумчивостью начала поднимать ярко-жёлтый стакан, явно намереваясь отхлебнуть, Гриша не сдержался.

– Да вы издеваетесь, что ли?! – прошипел он и требовательно протянул руку.

«Да ясно же, что издевается!» – сам себе ответил Гриша, с раздражением принимая злосчастный кофе от растерянной баристы. Девушка мало того, что начхала на очередь, так ещё и смела дважды сделать вид, что забыла о его существовании.

– Извините, – всё же улыбнулась бариста, убрав пакет с молоком, – Конец рабочего дня, уже путаюсь в заказах. Хорошего вечера.

Гриша кивнул с вежливой улыбкой и, отвернувшись, зашагал вдоль витрин, укутанных в чешую многочисленных чайных-кофейных упаковок.

Расходились продавцы, усталые грузчики укатывали тележки-платформы, уставленные ящиками с товаром, куда-то в сторону ворот под вывесками «рабочая зона». Гул становился тише, но разборчивей – получалось расслышать отдельные фразы, угадать направление звука, когда с лязгом захлопывалась новая пасть рольставен.

Остановившись у лестницы, Гриша запрокинул голову, разглядывая развернувшийся наверху купол. Почти плоский, как чайное блюдце, он казался декорацией – не верилось, что вся эта железобетонная громада вот уже больше полувека держится без поддержки колонн. С полчаса назад Гриша даже с присущей туристам дотошностью покружил по рынку, надеясь заметить крупные трещины, оставленные временем раны, следы поспешного ремонта. Ничего. У минского рынка присутствовала всё та же усталая, но неизбывная добротность, свойственная всей белорусской столице. Чистенько, по-советски строго… и совершенно непонятно, как оно дождалось нынешнего века, выстояло под напором обезличенных супермаркетов и торговых центров.

Не везде заботились о старых зданиях – за это Гриша мог ручаться, исколесив к своим неполным двадцати четырём годам порядочное количество городов постсоветского пространства. В Минске с этим неплохо. Да и в целом, подводя итог своему трёхдневному пребыванию в столице, Гриша сделал вывод, что в Минске со многими вещами неплохо. Как минимум с чистотой улиц, с общественным транспортом, с глазированными сырками и с обывательской вежливостью. Он сделал ещё один глоток крепкого кофе и чуть улыбнулся. Люди в Минске ему попадались вежливые, и он даже был готов простить городу невесть на что взъевшуюся баристу – к тому же кофе вправду был хорош, а девушка понесла безобидное, но справедливое наказание.

В кармане легко нашлась вязанная тыковка – сожми такую в кулаке, и она пропадёт с концами. Тыковку Гриша втихую смахнул с полочки в кофейне, когда понял, что над ним издеваются. Как воровство свой поступок не рассматривал, скорее как… компенсацию, восстановление вселенской справедливости.

Теперь он даже был доволен стычкой с баристой – она дала ему моральное право привезти из Минска ещё один сувенир.

Магнитики, тарелочки, брелочки и тупомордые статуэтки обрыдли Грише ещё в старшей школе: этого мусора вдоволь привозили и родители, и сёстры, и многочисленные родственники. Безликие, штампованные предметы без истории и тени индивидуальности. Берёшь такой в руку – и что вспоминаешь? Как поспешно вытряхивал мелочь из карманов за семь минут до отправления поезда, спохватившись, что нужно купить хоть что-то?

Поэтому Гриша тащил с собой из частых поездок сувениры либо уникальные, либо наделённые хоть какой-нибудь, пусть даже самой короткой историей. Вот как эта тыковка – может, вредная девушка её даже сама связала, даром у неё по павильону с десяток разноцветных было расставлено?

Хотя по сравнению с другим сувениром, тяжело оттягивающем карман свободной куртки, вязанная безделушка – это так, интересная пряность к основному блюду, не более.

Снова игрушечная кофейня – слишком яркая на фоне унылых стен Комаровского рынка. Та же девушка, что-то прибирающая в своём рабочем логове. Гриша облизнулся, с неудовольствием отметив, что в задумчивости обошёл рынок кругом. Ускорив шаг, он снова пошёл по рядам с кофейно-чайными магазинчиками. Не меньше трети пёстрых витрин скрылись за грязно-белыми полотнами закрытых ставен.

«Где-то тут был второй выход…» – напомнил себе Гриша, пытаясь сосредоточиться. Людские голоса становились всё реже, и оттого чётче было слышно воробьёв. Несколько десятков пичужек металось в пустоте под куполом, перепархивая по своим, воробьиным маршрутам.

«Рабочая зона». Гриша замер, в недоумении глядя на открытые двери административной части. Ему казалось, что до этих ворот оставался ещё один поворот, но…

– Извините, а вы не подскажите, где… – Гриша попытался нагнать идущую мимо продавщицу, тихо говорившую с кем-то по телефону, но осёкся. Перед ним раскинулись пустеющие торговые ряды. Низковатые стены-витрины, подсвеченные уходящим солнцем, чуть слепили. По рядам сновали заканчивающие покупки посетители рынка. Впереди, на другом конце здания, виднелся ряд дверей главного входа, через который Гриша и попал внутрь.