«И как я ничего не замечал? Мы ж дружили с самого детства!» — пронеслось в голове художника, пока он, будто в первый раз, разглядывал Мару. Хотел озвучить мысли, но горец обернулся и позвал:

— Бэн, разговор есть. Подойди.

— Только у меня к тебе! — негромко, чтобы не разбудить ребёнка, процедил Корвус.

— Он всё знает. Я рассказал, — был ему упрямый ответ.

И Бэн подтвердил слова Мару. Это задело Корвуса, но на душе полегчало. Он посмотрел на этих двоих другими глазами и понял, что прошлое пора отпустить, а тайны пусть останутся тайнами. Раз они есть, то кому-то нужны.

— Помнишь, что я сказал тебе в озере? — спросил он у Бэна.

Тот кивнул.

— Забудь про других. Помни лишь про меня, — он пошарил в кармане, достал выбитый Бэном зуб и отдал ему, повторил. — Помни лишь про меня! Обещай!

— Клянусь всем, что у меня есть, — со спокойной уверенностью ответил толстяк. Он вытянул маленький мешочек на свет. Опустил в него зуб и достал серебристый смятый бубенчик. — Это принадлежало Ерши. Когда это случилось, — указал глазами на пустой рукав мальчика, — я поклялся стать лекарем. И уже начал обучение. А сейчас больше всего жалею о том, что не взял свои снадобья, а здесь ничего толком нет. А та мазь, что изготовил, пока ты спал, не сильно и помогла.

Корвус поморщился: а паренёк-то не промах, такому можно доверять. Шевельнулся и понял, что нога и голова больше не болели, да и лицо ощущалось не таким распухшим, как до сна. Потрогал. Каскад ссадин на левом виске пропал. Ранее заплывший глаз видел прекрасно, да и нос, уже трижды сломанный, наощупь был непривычно ровным. Парень с удивлением и благодарностью взглянул на толстяка, ошарашенно присвистнул. Тот со смущённой улыбкой пожал плечами. Ерши под боком завозился, пробормотал: «Птичка поёт», — и снова сладко уснул.

Все молчали, глядя на мелкого. Спал Бурун, подставив круп под морду Хойхо, сам положив голову ему на седло. Стихли птицы, насекомые не зудели. Солнце катилось к горизонту, ещё час и оно скроется в тёмных тучах, ползущих в эту сторону. Прогалина погружалась в блаженную дрёму.

Корвус протянул руку над Ерши, взял ладонь Мару, чуть сжал, провёл большим пальцем по маленьким костяшкам, по обкусанным ногтям, усмехнулся и отпустил. Горец молчал. Молчал и Бэн. Лишь ветер что-то шептал в кронах деревьев.

— Ты сохра…

— Я думал…

Мару и Корвус заговорили вместе, оборвали себя, улыбнулись, не глядя друг другу в глаза. И художник взял слово:

— Дома, в Скрытой деревне, ведь никто об этом не говорил. Все скрывали, кто они, прятались. Может, так оно и к лучшему, но когда оказываешься в большом мире, чувствуешь себя дураком. Будто самых очевидных вещей не знаешь. Только слова, а что они значат — неведомо. Я знал, что по папе у меня Энба-медведи и Тени, по маме, да успокой Солнце её душу, Фениксы и люди. А мне вот ничегошеньки не досталось. Может, чуть сильнее обычных людей… А, точно, ещё трезвею быстро, но это, не думаю, что особое качество Детей богов… Я ж вообще ничего о них не знал. Так, легенды всякие, сказки… — Он прокусил губу, чтобы в нахлынувшей безмятежности ощутить контраст и, сглотнув кровь, продолжил: — Я думал, ты тоже метис. Только недавно об этом размышлял. Мне заказали портрет на сватовство одной Энба-волчицы, так у неё глаза цветом почти как у тебя, только чуть холоднее. Думал, ты тоже их рода…

Мару не перебивал, невесомо поглаживая волосы Ерши. Корвус поднял глаза и наткнулся на непонимающий взгляд Бэна. Внутри шевельнулось злорадство: «Ага, про то, что он… Она Феникс, тебе не сказала!». Еле как подавил ехидную ухмылку, но ученик лекаря его огорошил:

— Ты помнишь, как зовут ту Энба-волчицу? И когда это было?

— Да вот, недавно совсем, месяц назад, — с привкусом разочарования ответил Корвус, — а имя… Ирнис как-то там.

— Ирнис уэнбэ ЛиЭнба Азару, княжна западных Энба-волков, — досказал Бэн с горестью в голосе.

Корвусу захотелось сейчас встать, взять палку потолще и отдубасить этого увальня! Как он мог спрашивать о какой-то, острой на язык мелкой псине, когда рядом с ним Мару⁈ Но даже не сдвинулся с места: Ерши так уютно сопел в плечо, накрывшись рукой парня, что грех было его тревожить.

— Кто она тебе?

— Друг. Хороший друг. Именно она убедила меня покинуть Лагенфорд и посмотреть мир.

— Понятно. Значит, на свадьбу тебя не пригласили? — поддел Корвус, прижав ребёнка к себе, когда дунул ветер.

— А когда она будет? — удивился, нахмурился Бэн.

— Двадцать второго мая. Считай, через шестнадцать дней. В полнолуние.

— Спасибо, что рассказал, — кивнул толстяк и ногтем начертил на своей ладони закорючку. — Чтобы не забыть, — краснея, добавил он.

Корвусу стало скучно. Он хотел говорить о Мару, но его сбил этот своими вопросами, и как теперь…

— Но ты перестал думать, что я из Энба-волков. Верно? Когда и как? — друг детства сам направил разговор в нужное русло, глядя испытующе, чуть ли не с вызовом.

— Не совсем. Тем летом, когда я был на юге, купил на малом торговом перекрёстке — это у них такой здоровенный рынок, а ещё и большой перекрёсток есть, представь! — книжицу одну с картинками — сказки детские. Но там только про Фениксов было. Мол, жили-были в пустынном дворце вдали от людей четыре сестры, которых забрали из разных фениксовых родов. И звали их Наира, Мария, Белла и Джайя, — Корвус осёкся, заморгал, — Я как-то слышал в Скрытой деревне последнее имя. Только сейчас дошло!

— Это мама бабули.

— Врёшь!

— Нет.

— Да как бы она там оказалась? Плевать! В общем, там были картинки. И про каждую сестру всякое написано. Что Наира была с фиолетовыми глазами и белыми кожей и волосами. Мария с волосами цвета урожайной земли, коричневыми то есть, и с синими глазами, — Он заметил, что Бэн снова выпучился, хотел спросить, что не так, но тот замотал головой. — Ладно, как хочешь! О чём я? А!.. Белла, значит, светло-рыжая с глазами… как там было? Точно! Глаза цвета робкой зелени, опоздавшей к лету, но пришедшей к осени. Даже не спрашивайте, что это за цвет! И по картинкам не разобрать. И последняя — Джайя, — Корвус посмотрел на друга детства и напевно произнёс: — И кожею темна, и волосами, лишь золото глаз и украшений на ней блестели ярче дня. Будто с тебя писали, Мару. И я тогда работал как проклятый, некогда было думать о сказках, так и забыл. А как княжна эта явилась, так сразу и вспомнил. Хватился, а книжки-то нет. Может, украл кто, или потерял, не знаю.

— А что ещё там было написано? — спросил друг.

— Сюжет не помню. Только этих сестёр: всё они ко мне во снах приходили, зацепили чем-то. Так вот, когда я её читал, там было, что лишь женщины Искр Песков владеют пламенем с рождения. А ты… Ты мне был… Никак не могу привыкнуть. Ты ж была мне как брат! И огонь не показывала! Мне — лучшему другу! И когда я встретил то описание, отметил, что схожи внешне, но не связал. Где юг, а где север? А потом всё вылетело из головы напрочь! А тут эта княжна. Вспомнил тебя, подумал, что ты тоже волчара. Да и как-то… Решил не думать об этом… О тебе. Развеяться захотел. А тут вновь бои эти макаварские, будь они неладны! Я ж не первый год на них езжу. Вот ведь приключилась же задница!

— Но ведь всё обошлось. — Улыбка тронула губы Мару. Корвус старался не думать, как много возможностей упустил коснуться этих самых губ.

Наступившее молчание холодили потоки воздуха, налетавшие с дороги, заставляя троих ёжиться. Одному Ерши, защищённому со всех сторон, было хорошо и тепло. Бэн рассеянно глядел перед собой, обхватив плечи руками. Жёлтый шарф на шее и голове Мару колыхал ветер, позволяя увидеть тонкую шею, ещё раз убедиться и помочь выбрать верный путь. Корвус насупился. Он получил ответы. Рассказал, что знал, спросил напрямик:

— Мару, почему ты выдаёшь себя за парня?

— Потому что я — последняя из своего племени Фениксов, из Искр Песков. Бабуля говорила, что только чудо помогло мне явиться на свет. А в нашем племени способности передавались только по женской линии. Но это ты и так уже знаешь.