Дальше-больше: прошёл слушок, что кто-то резал разбойников на южном тракте. Чем громче слухи, тем ярче горели глаза Добромира, тем больше ран появлялось на его теле. Стояло время летнего зноя, отчего мужики целыми днями в одних штанах ходили. Потому всё селение опасливо поглядывало на неизвестно откуда взявшиеся порезы и синяки на теле озлоблённого Доброго.
Арчибальд увидел однажды, как тот припрятал за дровник чуждый меч, а наутро в селение прибыл конный вооружённый отряд. Искали они того, кто минувшей ночью убил неподалёку старшего сына герцога из вольного города Укуджика, пока тот охотился в здешних лесах. Селяне даже и помыслить не могли выдать кого из своих, особенно Дракатри. А Арчибальд, когда подносил воды командиру отряда, рассмотрел его оружие и после отбытия воинов сличил с тем, в дровнике. Такой же, только меч без хозяина украшен богаче — на верхушке рукояти голова лесного кота с зелёными камнями в глазницах.
Воины вернулись через месяц. Привезли обрывок ткани, что был в кулаке убитого герцожонка. Редкая ткань, сложная: на обе стороны узелки и все разного цвета, а через них протянуты нити золотые с нанизанными на них ракушками и бисером. Выдохнули селяне, порадовались, если так можно сказать, а всё оттого, что в первую встречу Дракатри были без своих плащей из этой самой, только у них деланной, ткани, но никто и слова не сказал, не выдал. А воины передали письмо от герцога, который предлагал кочевникам перебраться севернее в бухту у старого маяка, откуда часто приходили пираты-разбойники. За это обещал помощь денежную и продовольственную. И кочевники согласились. Вот только с тех пор Дракатри свои плащи больше не надевали, да и неладное, что творилось с Добромиром, потихоньку сходило на нет.
Было мало народу среди кочевников в то время, оттого и новое селение оказалось небольшим. Покончив с ним, направились к северной бухте, куда их зазывал герцог Укуджики, а от неё до города было восемь дней верхом.
Бухта оказалась кладбищем кораблей. Потому и пришлось остаться кочевникам-строителям южнее, за холмом. Кто-то донёс городу за горами, что у места появились хозяева. И предложили посланцы Лагенфорда помочь с ресурсами, чтобы иметь под рукой выход к морю, но до того Дракатри и их последователям надлежало самим берег и воды расчистить.
Вскоре вернулась Соломея, но Добромир, всё ещё злой на неё за обидные слова в адрес сына, выскочил с тем самым мечом. А наставница лишь горько усмехнулась из-под маски и велела избавиться от этого доказательства грехов. Пока Арчибальд и Сол успокаивали Добромира, их дети помогали взрослым убирать бухту. Поднялась волна и забрала сына Арчибальда. И не стало у него того, кому передать свой дар и титул. Как отрезало.
На следующий год у одного из близнецов Сола от первой любви родился чудесный малыш Вааи, названный по имени тихого тёплого ветра. Второй близнец проводил всё время с семьёй, а не как раньше с одиноким и озлобившимся на примере отца Доживаном. И тот, оставшись сам по себе, однажды украл лошадь и, хоть ноги не доставали до стремени, уехал в Укуджику. Писал письма каждые полгода, что поступил в услужение к городскому архитектору, да принялся изучать сложную науку водопроводов. А после, когда у Вааи появилась сестра Мауна, названная в честь буйного лихого ветра, родичам стало и вовсе не до сбежавшего ребятёнка: всё внимание на себя малявка перетягивала, буянила с детства и дралась.
Много лет ушло, чтобы очистить берег и бухту, ведь даже водоросли были все изломанные, горькие. И земля каменистая вовсе не плодоносила, аж пришлось с юга везти. Перебрались на чистое место Дракатри и их последователи, да принялись город строить, тогда и Доживан вернулся, ещё и лагенфордские, следить, куда денежки их уходят. Ну хоть подмогу с собой привезли — и ладно. Тогда же прибило в бухту остов пиратского корабля, и после этого что Доживан, что два городских дружка его новоявленных как в воду канули. Любое место не бывает долго пусто, и вот на смену им прибыли важные особы из Теней: двое братьев, один из них с женой беременной, вредной, и писарь с годовалым сынишкой. Сопровождал их лекарь — обычный человек.
Пока взрослые занимались стройкой, да всякими сметами и расчётами, Вааи с Мауной, хоть воротили носы, но приглядывали за маленьким писарёнком. Вскоре вернулся Доживан и не один, а с дочкой младшего сына герцога Укуджики в роли супружницы. Свадьбу дома играть не разрешил, отчего отец его Добромир ещё больше замкнулся, но правда осталась за Доживаном: нельзя повторно, даже по-семейному обручаться, коли невеста вот-вот разродится. Что огонь и вода, что беда и радость свойство одно общее имеют — шириться, коль волю им дай. Так и следом за сыном Дракатри писарь нашёл себе жену. Скромную, скрытную, тихую, она помогать каждому рвалась, даже если о том не просили, одна странность с ней была: вечно скрывала она лицо, даже глаз не показывала. Но люди это восприняли довольно легко — зла не делает, и ладно.
В тот год шторма били без продыху, мёртвой рыбой весь берег засыпало, да вот только есть её было невозможно — кости да желчь одна. Голодный год был. И новорождённому внуку Добромира, тихому-тихому, не сплели, как принято, из сезонных цветов венок, что бы значил лёгкую и безбедную жизнь, даже ленты «на счастье» куда-то делись.
Меньше, чем через полгода, как кончилось лето, когда в единственный просвет средь штормов вышли в море на рыбалку Арчибальд, Серый Сол и муж той дамы из Теней, пришло время и остальным двум роженицам произвести на свет своих детей. Да только увидел Арчибальд взором ястребиным, что неладное творилось в доме, где были женщины, лекарь и писарь с сыном. Развернули лодку, отправились обратно. Тут-то шторм и вернулся: небо в миг почернело, не стало видно огней нового маяка, волны бросали судёнышко. Еле как стихию перебороли, добрались до берега, а там всё уже кончено. Нашли лишь внуков Сола, что баюкали испуганных сыновей Доживана и писаря, самого писаря без чувств у савана, под которым лежали его мёртвые жена с дочерью, бледных и молчаливых лекаря и Теней с малышкой на руках, да Добромира, который ничего не пожелал объяснять.
Тяжёлый год недомолвок и переглядок предстоял им, пока в Лагенфорд не вернулись Тени с лекарем, да писарь с мальчиком и телом жены. А новорождённую малютку похоронили там же, в Макавари. А ещё через год Доживан с супругой и сыном Алеком отправились вслед за Тенями. Лишь краем глаза заметила их отъезд вновь прибывшая Соломея и удовлетворённо кивнула. И это ещё больше озлобило Добромира, да только годы уже были не те, чтобы лютовать, и все свои силы Дракатри употребил в помощь городу Макавари, да новым жителям, что стекались в него со всех сторон.
Дни летели за днями. Казалось, всё должно было давно истереться из памяти, сгинуть, ан, нет. Всё помнилось так же ясно, будто случилось вчера, и яркими образами приходило к старику Арчибальду Ястребу в самые тёмные часы перед рассветом.
* * *
Лодка
— Простите мою дерзость, господин, но отсюда капитан выглядит довольно живеньким и даже бодрым.
— Хватит придуривать, а!
— Простите, больше не буду…
— Тебе вообще плевать, да? Ты разве не видишь, что с ним?
— А что видите вы, господин?
— Заткнись! Не называй меня так!
— Простите… Если бы я только мог помочь капитану…
Парень, сидящий бок о бок с Алеком на палубной надстройке, спрятал жестяную коробочку за пазуху и пыхнул самокруткой. Оба, задрав головы, смотрели на причудливо меняющий свои очертания сгусток пламени с распростёртыми назад и вбок крыльями, к которому вела туго натянутая верёвка. В ярко-фиолетовых всполохах виднелись то гигантская птица, то фигура мальчика, и с каждым часом первое проявлялось всё больше. Даже не зная ничего о силе Феникса, ребята понимали, что это не к добру. Если долго вглядываться, можно было заметить чёрно-жёлтую пульсацию у правого крыла. Алек старался не присматриваться. Слишком это было нереально, страшно и накатывал стыд за неспособность помочь.