Взрослый Феникс, даже старше брата Маджера, стоял и глядел на детей, скрестив на груди руки. Олли видела его издали и раньше, но никогда не рассматривала. А тут, когда сердце замирало от грядущей инициации и чувства были обострены от голода, она увидела этого мужчину так близко и совершенно ясно.

Она знала, что он был не женат, но волосы, почти чёрные, волнистые, обрезаны, как у семейных, довольно коротко; одежда совсем городская, необычная, через голову перевешана торба; узкие перьевидные шрамы до кончиков пальцев левой руки, что слегка сжимала крупный персик, так и притягивали взгляд; красивое, открытое лицо с тёмными, как ночь, глазами. Мужчина со спокойной улыбкой смотрел на детей, но будто бы сквозь них и, кажется, не собирался уходить.

Олли сглотнула. Пустой живот просил еды или воды. Братья всё обещали, но так и не принесли за прошедшее лето ни одного персика для любимой младшей сестрёнки. А тут такой соблазн.

— Возьми.

Синие глаза девочки сморгнули слёзы обиды. Лицо, уже скуксившееся от предстоящих рыданий, разгладилось и озарилось улыбкой, на щеках проступили ямочки. Мужчина опустился на корточки перед Олли, протягивая ей персик.

— Возьми, — повторил, — ты же хочешь.

— Я тоже хочу! — Раззадоренная Райка подскочила, почти цапнула угощение, но Олли заслонила его. Рыжая девчонка-воительница налетела на неё, едва не сбила с ног, зашипела и отскочила, потирая ушибленный подбородок. Олли схватилась за плечо.

— Больно? — участливо спросил мужчина. Взгляд его, казалось бы всё время направленный сквозь ребятню, сфокусировался на лице Олли, потеплел, в уголках глаз появились тонкие морщинки.

Девочка мотнула головой, сделала шаг навстречу и обхватила маленькими ладошками большую тёплую руку, держащую персик.

— Как ваше имя? — спросила она и услышала за спиной смешки девочек.

— А я знаю, — пробубнил Альх и вскрикнул, когда рыжие сёстры накинулись на него с кулаками.

— Нолан. А ты, верно, Олли, дочка Гурджега?

— Да, — она кивнула, в ладони опустился крупный сочный плод в ямках от пальцев.

— Приятного аппетита.

Мужчина встал и, не оглядываясь, пошёл дальше по улице. Олли хотела остановить его, поговорить, но не смогла. Сердце рвалось из груди.

— Отдай! — Райка вновь оказалась рядом.

— Нет! Не отдам! А если будете обижать этого мальчика, я всё папе расскажу, и он вас накажет! — пригрозила Олли и, прижимая к груди лакомство, будто сокровище, отправилась домой.

— Я не буду воином. Я буду матерью! — заявила Олли отцу с порога. Тот почесал бороду и пожал плечами.

— Любое твоё решение верное, моя радость, — пробасил Гурджег. — Но ты ведь знаешь: чтобы отказаться от инициации, девочка должна найти себе жениха. Лишь так можно подтвердить свои намерения перед племенем и богом.

— Я нашла себе жениха! — чуть дрогнувшим голосом ответила Олли, сминая за спиной персик. Сок тёк по рукам, и это казалось сейчас правильным.

— И кто же твой избранник, дорогая? — осторожно спросил отец.

— Он сказал, что его зовут Нолан.

Что было дальше, Олли помнила плохо. Отец был против, много ругался и сильно кричал: всё же шестнадцать лет разницы — это довольно много. Братья тоже не поддержали, но они заверяли отца, что всё пройдёт, как мимолётная прихоть. Кто-то позвал смотрительницу Дома Матерей, Магду, и та уложила девочку спать. А наутро отец принял решение дочери и запретил братьям его оспаривать. Но прошли восемь лет и чувства девочки выросли вместе с ней, а там уже свадьба с избранным ею и рождение сына.

* * *

Олли опустила персик рядом со ступкой и распахнула окно. Предчувствие не обмануло.

По дороге, вымощенной деревянной брусчаткой, спешно поднимался мужчина в тёмно-синей форме. Верхняя половина раскрасневшегося лица была скрыта за низким козырьком кепки, нижняя, с багровеющей раной, шевелилась, будто человек что-то жевал или говорил, не размыкая губ. Олли могла даже на него не смотреть, ведь сила Феникса позволяла обозревать всё почти на сотню метров вокруг.

Конечно, жена Нолана прекрасно знала напарника своего мужа, единственного верного друга и товарища. И то, что Урмё Эрштах так запросто явился в деревню Феникса, значило лишь одно — с Ноланом беда. «Но это поправимо», — улыбнулась Олли и, помахав остановившемуся у палисадника старшему детективу, вышла из комнаты.

Почти у дверей Дома Матерей на высокой тумбе обнаружилась свежая газета, открытая на предпоследней странице. Олли скользнула по ней взглядом и поняла, что хотели, но не осмеливались показать ей другие. «Рихард на корабле Прэстана, — прочитала женщина. На мгновение прикрыла глаза, воззвала к Фениксу внутри себя и покачала головой. — Нет, мой Ри не там. Всё у него хорошо. Он движется в мою сторону. Нолан, любовь моя, неужели тебя подкосило это?».

Она вышла к Урмё и, не дав сказать ему ни слова, положила прохладные ладони на глаза и щёки мужчины, певуче произнесла:

— Твоё волнение уходит, Урмё. Ты делаешь медленный глубокий вдох и медленный выдох. И снова — вдох. И снова — выдох. Твои мысли проясняются. Твоё сердце успокаивается. Говори.

И пока слова текли из неё, лёгкие искры танцевали на рассечённой небритой щеке Урмё, сшивали сосуды и ткани, стягивали кожу, выпивали усталую синеву из-под глаз. Закончив, женщина отошла на шаг. Мужчина, не веря, ощупал лицо, с восторгом выдохнул:

— Спасибо тебе! Право слово, не стоило.

— Жёны должны исправлять ошибки своих мужей по мере сил. Но это всё, чем я могу помочь именно тебе, — с нежной грустью улыбнулась она.

Урмё отвёл взгляд, но тут же вернул и спросил:

— Но… Как? Я ведь не говорил, что это сделал он.

— Другому бы ты это не позволил. Лишь очень близкие ранят так больно. Но Нолан ударил тебя не по лицу, а прямо в сердце, не так ли? Его слова стали твоей плахой.

— Олли, я заслужил.

— Ты хочешь этого заслужить. Ты хочешь иметь право быть обиженным им. Почему, Урмё?

Он стянул кепку, взлохматил пятернёй курчавые волосы, потупился и снова упрямо взглянул на смиренную женщину перед ним, и слова полились рекой. Рассказал про расследование и Шермиду, про письмо в газете и стычку, про новую силу Нолана, его побег и арест.

— Хочешь, чтобы я его успокоила, вернула тебе для дальнейшей работы? — Олли внимательно смотрела, как говорил Урмё.

Нет, он не отпирался, был честен, хоть и скуп на слова. Он стыдился прошлого, хотел и боялся от него убежать. У него всё ещё не отболело сердце от потери жены и сына и от безумной влюблённости. Но что-то он скрывал. И это глодало его изнутри, связывало руки, волокло, как нитка с крючком рыбу из воды по песку. «Не стоит пугать его вопросами», — думала Олли. Урмё на её предложение часто закивал.

Смотрительница Дома Матерей Магда, мать Нолана, ждала Олли в прохладной зале у хранилища, чтобы услышать её решение.

— Мне нужно спуститься в Лагенфорд.

— Иди, — дозволила Магда и строго посмотрела на жену своего сына. — Скажи ему, если не возьмёт себя в руки, я отхожу его хворостиной поперёк спины да так, что мало не покажется.

— Вы не волнуетесь за Рихарда?

— Ты — его мать. Ты спокойна, значит, с мальчиком всё в порядке. Не вижу смысла испытывать ненужные эмоции. И, если будет время, посети семью своей матери, второго советника Луиджи Соргана. Его дочь, Ксения, вчера говорила со мной и Гурджегом.

— Это обязательно?

— По желанию. Но лучше закрыть этот вопрос и больше к нему не возвращаться, чем давать девочке повод регулярно здесь толкаться. Это рассеивает силу Феникса, отвлекает нас. А когда мы отвлекаемся, то наши силы расходятся впустую, а должны быть направлены на выращивание винограда.

— Благодарю вас, — Олли поклонилась и направилась к двери. Вслед донеслось:

— Иди с сопровождением, а не одна.

* * *

У спуска с гор ждал экипаж. Дорога до здания предварительного задержания неподалёку от тюрьмы пролетела незаметно. Олли с восторгом и любопытством разглядывала город, ведь оказалась здесь всего в третий раз.