Глава 17

Рождение феодального общества умом (духом) власти

Новое поколение историков ставит классическому понятию феодализма знак вопроса[145]^[145]. Непредвзятое изучение источников делает отчетливым, что концепция ленной сущности должна быть юридической фикцией позднего средневековья. Сословие рыцарства, конечно, начинает различаться от сословия крестьянства, как было сказано, в далеких частях Средней Европы по достоверным источникам лишь в XII и XIII столетиях. Первое (рыцарство) стало наследственным с 1180 года, в то время как ношение оружие крестьянам было запрещено (с 1152 года).

Особенно хорошо исследована Франция, которая может показать более древний феодализм. Согласно работ Марка Блоха и Жоржа Дюби, которые исследовали раннесредневековые французские источники, и прежде всего, согласно работе Пьера Бонасси (La Catalogue du milieu du Xe a' la fin du XIe siecle («Каталог от середины X до конца XI столетия»). Тулуза, 1975-6) об испанских феодальных клеймах, гербах (Marken) можно сегодня в качестве дополнения к Бонасси говорить как о «феодальной революцию» XI столетия, которую Т.Н.Биссон характеризует, как указано ниже: «Collapse of public justice, new regimes of arbitrary lordship over recently subjected and often intimidated peasants, the multiplication of knights and castles and ideological repercussion». («Крах общественного правосудия, новые режимы произвольного правления господ над недавно подвергнутыми и часто запугиваемые крестьянами, размножение рыцарей и замков и идеологические последствия»)(Bonnassie, 7).

Эта феодальная революция XI столетия, которую констатируют сегодня современные историки, является прежде всего переворотом имущественных отношений. Она противоречит старой модели, которая исходит из того, что франкские короли якобы распределили права собственности на землю, начиная с раннего средневековья и якобы щедро разделили между рыцарями. «Уже во время переселения народов король одаривал свою свиту землей, которую он приобретал по праву завоевателей». (Bosl, 35). Тем не менее, очевидно, что фактически властные рыцари присвоили себе эти права собственности насильно только теперь, с XI столетия. А именно, за счет простых крестьян и христианских коммун. О хорошем короле в источниках, во всяком случае, речи нет.

Биссон считает, что после изучения источников оказалось, что в X и XI столетиях имелся отчетливый разрыв непрерывности. Современные источники говорят, много раз повторяя, о внезапном «появлении новых тиранов, которые нарушают старые права и законы». К сожалению, мы знаем не точно, какими были старые права и законы, но К.Ф.Вернер исходит из того, что старое романское (римское) право должно было действовать во Франции до XII столетия[146]^[146].

В X столетии это римское право начинает закрепляться по отдельным вопросам насилеим. Биссон указывает на это насилие как на нормальную составляющую часть права вражды. («Violence was likewise normal in the feud, a system of customary vengeance rooted in kin right»). (13) («Насилие было тем же образом нормальным, а система традиционной мести внедрилась в право семьи»). Но при этом пренебрегается тем, что феодальная власть была направлена прежде всего против крестьян, которым новыми господами насильно навязывалось угнетение. Укрепленный замок и вооруженный всадник стали при этом самым важным инструментом при (феодализированном) подавлении крестьян. Иногда укрепленный замок уже при строительстве изменялся в зависиомсти от того, чему он должен служить. Граф Раймонд III (961-1010), который вопреки воле монахов укрепил замок, говорил, что он хочет подчинить своей воле свободу с властью. («to subjugate by his violence (violentia) and submit to his lordship those who neglected to render their due submission to him»)(«поработить его насилием и представить его власти (светлости) тех, кто пренебрегает отдавать ему свою должное подчинение») (Liber miraculorum sancte Fidis («Книга чудес святой веры»), согласно Jean Dunbabin, France in the Making («Становление Франции»), 843-1180 Oxford, в 1985, S.143-50). Понятие «Dominus» было забронировано первоначально только для бога и епископа, но с XI столетия оно использовалось также для господ замка.

Нашими источниками являются исключительно христианские источники, как, например, история жизни епископа Зигегардуса. Там описывается, как богатые и могущественные мужчины узурпируют поля бедных и затем принуждают их возделывать. (Sigehardus, Miracula Maximi episcopi Treverensis, («Зигегардус, Наибольшие чудеса епископа треверского»), под редакцией Иоанна Болландус и др., Антверпен, 1643; согласно T.Н. Биссон, The Feudal revolution, in Past and Present, («Феодальная революция в прошлом и настоящем») No.142, февраль 1994). Великие подавляли мелких, что сегодня является обыкновенным и привлиась плохая практика, писали также монахи монастыря Музон. Монахи должны были на это смотреть довольно беспомощно и идея «militia Christi» («воинство христова»), вооруженного христианства, окажется к то время еще неразвитой. После этого мощного начала XI столетия затем в XIII столетии окажется, что постепенно класс с общими интересами уже построен. В 1202 году бароны Каталонии категоически требуют от короля право дальше столь же жестоко обращаться с крестьянами (male tractaverint) и быть в состоянии отнимать у них их имущество. (Биссон, 33)

Но жертвой баронов окажутся тогда не только крестьяне, но и церковь, которая с конца XI столетия и прежде всего в XII столетии лишается владений, как фиксирует Биссион, по меньшей мере, для Англии. Процесс на европейской суши мог бы быть аналогичным, так что в раннем средневековье можно было бы говорить наверняка о противоположности интересов между христианскими коммунами и родовым дворянством. В этой связи нужно видеть также письмо папы Григория VII[147]^[147]: он писал в 1081 епископу Герману из Метца: «Who does not know, that kings and princes derive their origin from men ignorant of God who raised themselves above their fellows by pride, plunder, treachery, murder?» («Кто не знает, что короли и князья выводят свое происхождение от людей, пренебрегающих богом, которые возвысились над своими сверстниками гордостью, грабежами, предательством, убийством»)(Согласно Биссон, 42).

Сюзан Рейнольдс подтвердила, что в Германии идея феодализма доказуема, самое раннее, в XII столетии, но что еще зеркало Саксонии (Sachsenspiegel) в XIII столетии оперирует понятием «beneficium» («Дар») и совершенно не знает ленных указаний. Из ее анализа источников, сформулировав кратко, следует, что только с появлением академически обученных юристов в XIV столетии могла бы быть построена концепция феодальной сущности лена. В Германии, тем не менее, этот процесс был более молод. Здесь открываются университеты только к концу XIV столетия и только с XV столетия появляются юристы, которые обучены римскому праву. (Рейнольдс, 472). Рейнольдс критикует тот факт, что историки некритически приняли много предположений (assumptions) ученых XVII и XVIII столетий и затем, собственно, так же, как и те, упустили фикцию феодального права средневековья, да так, что ее еще приукрасили. (473)

Если рассмотреть тексты обычных историков еще один раз этими академически вежливыми, но все же критическими словами, то они действуют фактически как историко-политические фикции с узнаваемой близости к компиляции истории. Примерно как книга Карла Бозля «Государство, общество, экономика в немецкое средневековье». (Штутгарт в 1970) «Центральными носителями государственной функции .. были дворянство и свиты». «Мы определяем сегодня особенные заслуги дворянства в верховом искусстве (Rodung, словарь), расширении земель и государственной надстройке». (32) «Германцы, которые устраивались в римских или романизированных областях, основывали для завоеванных основы власти». (30) Уже почти циничной ввиду фактического подчинения и насилия, которые в источниках видны отчетливо, является та формулировка, которую мы уже цитировали выше: «Уже во время переселения народов король дарил свите землю, которую он приобрел согласно праву завоевателя». (Bosl, 35) Так как, во-первых, этот процесс проистекал, очевидно, не во время переселения народов, а не ранее среднего средневековья, и во-вторых, дворянство должно было этой собственности (по меньшей мере, во Франции и Англии) добиваться.