Древние историки не хотят считать это правдой и ведут себя так, как будто было бы естественным то, что римляне себе случайно выдумали похожих богов с похожими атрибутами. Это нам кажется полностью недостоверным. Что вокруг неясной теогонии для правдоподобия не утверждали бы историки, римляне в религиозных вопросах должны были бы быть весьма толерантными, раз уж вообще не возражали против почитания чужих богов и религиозных мистерий. Точно так же иудеи и христиане по отношению друг к другу, отказываясь от регулярных казней, должны были иметь большую терпимость. Это, естественно, источниками не доказывается. Наоборот, легко можно подтвердить противоположность.

Цицерон[80]^[80] пишет в «De natura deorum» («О природе богов»):

«И если таким образом мы хотим сравнивать наши успехи с чужим, то мы в остальных делах будем находиться либо равными либо даже находящимися внизу; но в религии, т.е. в почитании богов, мы будем находящимися вверху[81]^[81]. Итак, раз уж Цицерон указывает на римлян как на высоко религиозных, то это противоречит все же миру представлений древних историков, которые показывают римлян, как будто они уже были бы просвещенными в современном смысле и мыслили рационально-политическими категориями.

Итак, традиционная наука делает две ошибки одновременно: во-первых, согласно римским авторам совершенно нельзя подтвердить религиозную терпимость, во-вторых эти римские авторы в дошедшей до нас форме являются, наверное, совершенно не античными, а средневековыми. Нелогичность усиливается, если привлечь мир германских богов. В Германии можно подтвердить археологически наряду с Юпитером почитание двух богов: Меркурия и Митраса. Меркурий является римским богом торговли: «Германцы почитают Меркурия как высшего бога. (Его) германское имя не называет ни один римский автор» (Behn, 92). С XIX столетия историки утверждают, что Меркурий, естественно, был отождествлен, собственно, с Вотаном и германцы «отождествили» обоих богов. Это, естественно, являтеся полностью бесплодными спекуляциями (без какой-либо опоры на источники), с отчетливой близостью к открытому компилированию и перетосовыванию истории. Фактом является то, что во многих местах Германии можно подтвердить надписи цымбров (в русской традиции—кимвров) с посвящениями Меркурию и что имя Вотан внезапно появляется вообще только в современности (как импорт из Скандинавии). Попытка отождествить этих обоих богов является предприятием современных историков и следует, очевидно, из усилия приписать германцам самостоятельный мир богов.

Иранский культ Митры (бог верности и, соответственно, договоров), с одной стороны, должен был быть занесен в Германию римскими солдатами, а с другой стороны, он должен был быть уже с IV столетия о.э. официальной религией римского государства. Но как это состыковывается с фактом, что «в поздних римских замках церковь никогда не отсутствовала (nie eine Kirche fehlt, всегда была)» (Behn, 105). Во всяком случае, по свеому содержанию (по данным историков) культ митры окажется похожим на культы иудейской религии. Мы имеем, например, идею мирового пожара как конца всех дел. Но мы имеем также подъем на небо бога Митры на колеснице, который соответствует в иудо-христианской религии подъему (вознесению) Ильи (в православии—Ильи-пророка).

Так называемый текст Муспили древневысоконемецком отражает раннюю концепцию всемирного пожара и самого юного суда:

Илья будет бороться против Антихриста, будет поврежден, и если его кровь попадет на Землю, то будут небо и Земля сожжены. В этот день самого юного суда народы воскреснут от пыли. Люди получают тела обратно и должны будут отвечать за все свои действия. «Потому будет для пользы людей, если на суде речь пойдет прежде всего о справедливо разделенном. Тогда он не должен беспокоиться, если он явится перед этим судом». (Schlosser, 203) Будет отчетливо видно, во-первых, что в этом христианском тексте Илья, еще не Иисус Христос являются воплощением добра, и, во-вторых, что самый юный суд является фиктивным учреждением, которое служитт органом принуждения морали.

Праздник рождения Митры имеет место, впрочем, 25 декабря (солнцестояние), и церковь приняла эту дату как праздник рождества. Вероятно, культ митры является внелитературным предком литературного иудо-христианства? Во всяком случае, бесспорно то, что этот культ является иранского, или, по меньшей мере, восточного происхождения. И что, вероятно, он был передан Европе не римскими «солдатами», а восточными торговцами.

Еще в XI и XII столетиях это приводит к прямому принятию восточных представлений в возникающей скандинавской литературе, как подтвердила Марина Мундт[82]^[82]. При этом этот восточный мотив до сих пор не признан как таковой и вместо него вырастает обсуждение болезненной фантазии, так как такого культурного контекста на севере не было. Уже давно известно, что мотив конфликта связи, как он изображается в написанной на старом высоком немецком песне о Гильдебранде, является удивительно похожим на конфликт связи поколений в персидской Шанама Фирдауси[83]^[83]. И известно то, что в таких древнеисландских текстах, как «Волуспа», представляется сценарий конца времени (конца света?) похожий на тот, который имеется в библейских и иранских текстах. Газенфратц объясняет эти сходства так: «Это есть эсхатологические[84]^[84] представления вместе с индогерманской основой, которые активизировались … при определенных исторических условиях, чтобы рассчитать индогерманский сценарий последнего срока (конца света). В процессе тесного культурного соприкосновения Израиля с Персией ... те же представления(протесты) ... также стали составной частью иудейской .. апокалиптики». (Hasenfratz, 125)

Более вероятно то, что Восток полоскал идею объяснения мира и космогонических представлений в различных волнах районах цивилизаций мира. Подобно тому, что свет удаленных звездочек на небе излучается в определенные моменты времени, но до нас приходит гораздо позже, идея Востока также могла прибыть в отсталую Европу несколькими волнами. Когда христианство и иудейство добрались до Северной Европы, то там вероятно, впервые осуществилась последняя восточная идея объяснения мира, которую мы считаем сегодня доевропейской и доиндогерманской.

***

В этой связи выделяются также многие культы транспортных средств, которые были найдены в Европе. Таким является, например, культ транспортного средства из спорного пути (боевого пути, Strettweg), которому подчиняется сегодня культура Гальштатт, датируемая VII столетием. (Honour/Fleming, 127). Или (бронзовое) транспортное средство из Трундгольма, Дания, которое датируется даже XIV веком до о.э. «Удивительно то, что эта отливка происходила со времени, когда север как раз лишь учился обходиться с бронзой; из следующего времени мы знаем едва ли такое художественное выполнение». (Troitsch, 24) Идея транспортных средств кажется нам принципиально указывающей на местность, которая имеет дороги. Якобы римляне в Европе сперва должны были строить, конечно же, дороги. Но, по крайней мере, собственно, транспортные средства, указывают на то, что идея транспортных средств должна происходить с Востока. (И датировки XIV столетием нельзя будет придерживаться).

Гальштатт в районе Зальцкаммергут должен быть известен как процветающая соляная копь с 2500 до о.э. Является спорным, занимались ли предавстрийцы или восточные рабочие и торговцы этой добычей соли. Теперь в Гальштатт нашли наряду с золотом и серебром также резьбы по слоновой кости из Африки, египетский стеклянный жемчуг и редкие черепашки, что явлется, конечно же, отчетливым указанием на Восток. Но историки решаются скорее на то, чтобы утверждать о коренной культуре и интерпретировать эти восточные грузы как символ для богатства предавстрийцев. (7000 Jahre Handwerk und Technik, Herrsching («7000 лет ручных действий (ручного труда) и техники», Herrsching в 1986, S. 620)