Она моргает, краски на щеках становятся темнее и сползают на шею.

Я невольно задаюсь вопросом, сделает ли она шаг и какой.

Она тяжело вздыхает и коситься на дверь, за которой скрылись Джио и Дженна.

– Вдруг кто-нибудь вернется.

– Не вернется. Мы закончим раньше.

– Ты уверен, что они не придут или что мы закончим раньше? Это разные вещи.

– Ты сама закончишь раньше.

– Неплохая идея.

– Самая ужасная. Возможно, в будущем мы об этом пожалеем.

Она морщится:

– Думаешь?

– Даже не сомневаюсь.

Я молчу о том, что мои сожаления имеют форму навязчивой идеи, которая зрела с вечера в дальнем уголке мозга. Стоит мне ее попробовать, и я знаю, что насытиться уже не смогу.

– Но кого волнует завтрашний день? Наслаждайся настоящим моментом со мной, а со всем остальным разберемся позже. Договорились?

Я наблюдаю за ней, ожидая увидеть признаки дискомфорта. Они тут, под слоями, созданными ею в попытке скрыть это, но я не могу их полностью рассмотреть.

Наконец она едва заметно кивает, и давление в груди ослабевает, будто вода вытекает из ванны.

– Вот и хорошо.

Опускаясь, я провожу руками по ее бедрам.

– Ты хорошо пахнешь. Похоже на мяту.

– Это лосьон, – произносит она на выдохе.

– Придвинься ближе, красотка. Если не хочешь раздеваться полностью, сними хотя бы трусики.

– Ты очень требователен. – Но она подчиняется, ягодицы наполовину свешиваются со стола.

– Прими то, что я сделаю языком, в качестве извинений.

Она пытается свести колени, будто хочет закрыться от меня.

Двумя пальцами я оттягиваю кружевную полоску стрингов и отвожу в сторону. Отстраняюсь, чтобы полюбоваться увиденным: идеальный влажный бутон, сладкое искушение.

– Господи. Как долго ты меня хотела? – усмехаюсь я и склоняясь, разнося возбуждение по губам.

– Я… я не…

– Хотела сохранить секрет? – Касаюсь языком ее клитора и впитываю мягкие вибрации. – Притвориться, что я никак на тебя не действую, и что тогда, ангел? Мастурбировать, думая обо мне?

Мои движения медленные, хотя я очень ее хочу.

– Нет, – выдыхает она и поводит бедрами.

– Грязная маленькая лгунья.

Одной рукой касаюсь центра ее бутона, не отрывая губ от клитора. Голова ее откидывается назад, и я вижу, как она готова развалиться на части, но продолжаю круговые движения, отстраняясь, лишь чтобы что-то сказать.

– Ты хороша на вкус. Идеальна, черт возьми.

И возвращаюсь к своему занятию, не дожидаясь ответа. Замечаю, что она задыхается и стонет. По моей спине бегут искры удовольствия, словно адский огонь совсем рядом, ощущаю знакомую тяжесть в мошонке, член твердеет до боли, угрожая освобождением от одних лишь звуков.

Я не думаю ни о чем другом, погружая в нее палец. Представляю, как мышцы сжимают мой член, выдавливают все, до последней капли, пока я стремлюсь вперед. Оргазм медленно охватывает ее тело, начиная с дергающихся бедер; я чувствую, как она достигает пика, сжимается и закрывает глаза, почти блокируя мое кровообращение.

– Ангел, ты великолепна. Хорошая девочка.

Рот ее приоткрывается, тело напрягается, по нему бежит дрожь, и наконец она расслабляется.

Я издаю стон вместе с ней и отрываюсь от нее.

– Вот и все, красотка.

Она хватает меня за волосы, и я почти чувствую, как мой член входит в нее. Освобождение происходит медленно. Отстраняюсь, когда она падает на стол, хотя это дается непросто. Вытираю рот тыльной стороной ладони, думая о том, как хорошо бы навсегда сохранить на губах вкус соков ее тела.

– Хм. – Тянусь к ее руке. – Это было…

Она вздрагивает от моего прикосновения и рывком поднимается. Брови мои непроизвольно сходятся у переносицы, когда она встает на ноги и натягивает спортивные штаны.

– Жаль. – Руки мои повисают вдоль тела. – Жаль, что мы не начали с этого вечер.

Она качает головой и приглаживает растрепанные волосы.

– Нет. Я же сказала, я не проститутка. Это было неправильно. Очень неправильно.

Я делаю шаг к ней, кладу руки на талию и пытаюсь привлечь к себе, чтобы успокоить.

– Ты ведь не получишь те деньги, которые я пожертвовал. Ерунда. Разве тебе было плохо?

Влажные голубые глаза обращены ко мне. Нижняя губа дрожит.

– Прости, мне надо идти.

– Идти?

Мне надо позволить ей уйти, к тому же мне и самому уже легче.

Вероятно, один из телохранителей, что следил за нами сегодня, обнаружит себя очень скоро и доставит меня в пентхаус.

Обратно в привычную реальность.

Но я пока не хочу туда возвращаться.

Беру ее лицо в руки и наклоняюсь, пытаясь поцеловать, но она вырывается и быстро выбегает из тату-салона. Она чудом не забывает сумочку, пробегает мимо стойки администратора и оказывается на улице прежде, чем я успеваю сказать что-либо.

Я иду до отеля как в тумане, мой телефон непрерывно звонит. Зубы начинают стучать, когда я оказываюсь на углу Пятьдесят девятой и Второй авеню. Я стою и пытаюсь отдышаться. Выбежав из тату-салона, я неслась вперед, пока не скрылась в плотной толпе, только в ней я ощутила себя в безопасности от навязчивого Эйдена.

Поймав наконец такси, выключаю мобильник и натягиваю капюшон, надеясь заглушить шум города, – не помогает. Закрываю руками уши, но от этого становится только хуже, поэтому я наклоняюсь вперед и зажимаю голову между коленями, как советовал психотерапевт.

Боже, я чувствую на себе его запах.

Запах того, что он со мной сделал.

Что я позволила ему сделать.

Желчь обжигает горло, такое ощущение, что я проглотила лезвие бритвы. Вожу ладонями по лицу, пальцы дрожат от прикосновения к разгоряченной коже, сама я сосредоточена на том, как дать доступ воздуха в легкие.

Вдыхай через нос, выдыхай через рот.

– Эй, здесь нельзя блевать. – Голос водителя доносится будто издалека, тон достаточно резкий, чтобы заглушить крики разума.

Глупая. Какая я глупая.

Каждая стена, с тщательностью возведенная мной за последние годы, не что иное, как кучка щебня, я стою перед ней, задаваясь вопросом, что мне делать с обломками.

Отвращение ползет по телу тысячей маленьких жучков, и я пытаюсь избавиться от зуда. Чем дольше я сижу в одной позе, тем хуже мне становится, в какой-то момент возникает ощущение, будто меня похоронили заживо и оставили на корм червям.

Чувствую, как разверзаются слои плоти, царапины появляются на теле, уверена, водитель думает, что я под кайфом. Он ругается себе под нос, ворчит, что в городе развелось наркоманов, но я его не слушаю, отвлекаюсь на голос матери, эхом проносящийся в голове.

Неразборчивая шлюха. Потаскуха.

Оскорбления летят в мой адрес, хотя на то нет никаких оснований.

Я ни разу не была даже на свидании, не говоря о том, чтобы провести ночь с мужчиной.

Так было до сегодняшнего дня.

Теперь, похоже, надо признать, что мать права. Я перечеркнула все принципы, весь объем работы, проделанный за годы. Я чувствую, как блекнут мои достижения, обвинения ее теперь правомерны.

И все потому, что сероглазый мужчина заставил меня почувствовать себя особенной.

Выскакиваю из машины в ста футах от отеля, бросаю деньги и несусь к входной двери. Давление в груди с трудом переносимо, горло сжимается так, будто из тисков не вырваться никогда, но все же пролетаю мимо стойки и захожу в лифт.

Стоит металлическим дверям сомкнуться, сползаю вниз по стенке, воздух вырывается из легких. Кажется, он разорвет меня в клочья, я хриплю и сиплю, но хотя бы дышу.

Именно на этом я сосредоточена, когда выхожу из лифта и шагаю по коридору к номеру. С нетерпением жду возможности лечь и завернуться в теплое одеяло, остаться одной вплоть до завтрашнего отъезда в аэропорт.

Провожу по замку картой, распахиваю дверь и замираю: передо мной Мелли и Аврора, они развалились на диване и смотрят фильм ужасов. Обе одеты в одинаковые белые шелковые пижамы, между ними открытая бутылка красного вина.