И наотрез отказался туда возвращаться. Поэтому заимка у меня, фактически, одна.

— А чуть поподробнее об этой, заброшенной, можно?

Целительница помрачнела:

— Игнат Данилович, соваться на нее — форменное самоубийство: летом пятьсот десятого туда ушла группа их восьми высокоранговых добытчиков, нанятых моим дедом. И тоже не вернулась. А в прошлом августе аналогичную попытку предприняли Григорьевы, победившие моих Вронских в межродовой войне и забравшие большую часть имущества. И еще: насколько я знаю, эти змеи охотятся даже зимой, соответственно, владеют жаром и могут не впадать в спячку!

— Так это же просто великолепно! — довольно ухмыльнулся я и объяснил столь «безумное» заявление: — Ксения Станиславовна, как вы думаете, Леонид Елисеевич прислушается к моей просьбе оставить нас в покое «аж» до весны, или как?

Она отрицательно помотала головой:

— Нет, не оставит. Ни за что на свете: вы так добросовестно втоптали в грязь его самолюбие, что подмять вас стало делом чести!

— Значит, с достаточно высокой долей вероятности в следующий поход в Пятно мы отправимся не одни, верно? — продолжил я, дождался нерадостного кивка и ухмыльнулся еще довольнее: — А что, по-вашему, станет с теневиками, отправленными за нами приглядывать, в окрестностях той, «веселой», заимки, если мы с Олей запремся, скажем, в баньке и на несколько дней забудем обо всем, кроме медитаций и прокачки умений?

— Та заимка была заброшена шесть лет тому назад! — напомнила Ксения Станиславовна.

— Не думаю, что ваши предки по отцовской линии построили времянку! — парировал я и успокоил разнервничавшуюся женщину аргументом, вовремя подсказанным Дайной: — И еще: вы почему-то видите во мне самоуверенного подростка, узнавшего о Пятне из рассказов таких же дурных сверстников и не представляющего опасностей, подстерегающих потомственного горожанина вдали от цивилизации. А меня учили выживать. И, судя по тому, что я пришел в себя глубоко в Пятне, сочли готовым к одиночному промыслу…

…Почти всю дорогу до следующего пункта назначения Оля невидящим взглядом смотрела в переднее стекло и, как потом выяснилось, анализировала мое поведение во время переговоров с Колывановым и Веретенниковой. Я не мешал — вел машину по Новомосковску, заметаемому начавшейся метелью, и слушал Дайну, устроившую разбор полетов. Нет, особо серьезных ошибок она за мной, вроде как, не заметила. Зато недочетов насчитала аж девятнадцать и подробнейшим образом объясняла, что, с каким выражением лица и в какой момент я был обязан заявить! Кстати, урок получился интересным сам по себе. Но самое сильное впечатление на меня произвела модель беседы с Леонидом Елисеевичем, в котором я вел себя так, как на самом деле требовала ситуация — я прослушал эту «запись» аж четыре раза подряд и счел, что до такого уровня понимания оппонента и текущего момента мне еще расти и расти.

В итоге к небольшому футуристичному двухэтажному особняку из розового мрамора на Бульваре Роз подъехал страшно недовольным своей тупостью, припарковался на тротуаре, заглушил двигатель и не смог выбраться наружу, так как Кольцова придержала меня за рукав:

— Игнат, ты сводишь меня с ума: услышав представление Колыванова, я запаниковала и первые несколько минут отказывалась понимать, для чего ты лезешь на рожон. А сейчас понимаю, что разговаривать с подполковником не с позиции силы было нельзя, и… уверена, что больше не испугаюсь, ибо твой стиль общения с уродами лег мне на душу, как родной!

— Солнце, для общения с уродами в нашей семье есть я… — поймав ее взгляд, с нажимом сказал я. — А твое дело — прикрывать мне спину…

— … и не сомневаться в твоей правоте даже тогда, когда твои аргументы не лезут ни в какие ворота, верно? — протараторила она.

— Да.

— Я об этом и говорю: теперь, когда ты показал, как можно… и нужно ставить на место кого угодно, включая личностей, привыкших ощущать себя всесильными, дурной пиетет перед представителями власти уступил место абсолютной уверенности в нас. В общем, мне не хватало именно этого урока. Спасибо! Кстати, а куда это мы приехали?

— Пожалуйста. В магазин Уфимцевых.

— Уфимцевы… Уфимцевы… — пробормотала напарница и заулыбалась: — Все, вспомнила: это артефакторы, зачаровавшие нож, которым ты вырезаешь Искры, верно?

Я подтвердил. И, услышав следующий вопрос, пожал плечами:

— Купить еще один. Для тебя. И сделать интересный заказ…

Оля пулей вылетела наружу и через считанные мгновения нарисовалась возникла возле меня. Правда, потом вспомнила о необходимости держать лицо и царственно оперлась на предложенное предплечье, но продолжила изнывать от предвкушения. Вот мне и захотелось немного повредничать. Поэтому два десятка метров до двери в магазин мы шли чуть ли не минуту. Само собой, «не просто так», а чтобы не поскользнуться на свежевыпавшем снегу и не упасть.

Увы, девушка сочла это заботой и благодарно улыбнулась. Вместо того, чтобы возмутиться и пообещать страшно отомстить. В общем, в просторный светлый холл я вошел чуточку недовольным, оглядел витрины с артефактами, нашел взглядом холодняк и мгновенно забыл о своем фиаско. Ибо влюбился в боевые ножи еще лет в восемь и пошел на унибос именно потому, что на этой секции давали практические навыки работы холодным оружием.

Только потеряться во времени, разглядывая клинки всевозможных форм и размеров, не удалось: не успел я прикипеть взглядом к точной копии подарка Валерия Константиновича, как справа-сзади предложили помощь.

Я развернулся на месте, вгляделся в лицо продавца-консультанта и мысленно хмыкнул: передо мною стояла госпожа Уфимцева. Только уже не в новеньком комбезе и с рюкзачком, а упакованная в строгий деловой костюм, аккуратно причесанная и со вкусом накрашенная.

«Новый имидж» этой особы оценивал от силы секунды полторы, но ей за глаза хватило и этого:

— Я вам кого-то напомнила?

— Да… — кивнул я, чтобы не нарушать слова, данного ее отцу.

— Бывает… — улыбнулась «продавец-консультант», привычно опустила взгляд на мою правую руку и, не обнаружив родового перстня, оглядела меня снова. Причем значительно пристальнее. Вероятнее всего, из-за того, что в их магазин простолюдины обычно не заходили. Потом покосилась на руку Ольги, видимо, решив проверить вариант с девушкой-дворянкой, сопровождаемой… хм… альфонсом, и вспомнила: — Вы-ы-ы⁈

— Я… — вздохнул я и быстренько направил ее мысли в правильную колею: — Ваш батюшка подарил мне настолько хороший нож, что я решил приобрести невесте и, по совместительству, напарнице точно такой же.

К сожалению, предложенная колея оказалась недостаточно глубокой, и Уфимцеву вынесло из нее включившейся паранойей:

— Вы хотите сказать, что это единственная причина вашего появления в нашем магазине?

— Их две: моей невесте нужен достойный нож, а мне — десяток-другой метательных.

Она не поверила:

— А вы вообще представляете, сколько стоит артефактное оружие нашего производства?

— Я зарабатываю достаточно хорошо и не экономлю на том, что может спасти жизнь.

— Достаточно хорошо? На Искрах девятого… или может даже восьмого ранга? — съязвила она.

— Определенно, наш разговор свернул не туда… — вздохнул я и достал из кармана чековую книжку: — Я хочу приобрести артефактное холодное оружие работы мастеров вашего рода. Мои финансовые возможности позволяют и не такое. А теперь встречный вопрос: я, как покупатель, могу надеяться получить консультацию по маркам стали и сплавов, материалу рукоятей и зачарованиям от любого сотрудника вашего магазина?

Я голос не повышал и общался корректнее некуда, но двухметровая рама весом килограммов за сто тридцать, подпиравшая стену метрах в пятнадцати от нас, неожиданно резво переключилась в боевой режим, прискакала к нам и, не задав ни одного вопроса, потребовала, чтобы мы свалили ко всем чертям.

Да, к формулировке этой «просьбы» не придрался даже самый пристрастный юрист, но злость на наглость Колыванова и «уступчивость» Веретенниковой, оказывается, никуда не делась. Поэтому мои губы сами собой расплылись в ледяной улыбке, а во взгляде появилась ярость: