– Вот он мой пацан, видали как вымахал?

– А, это твой тот, про которого ты вечно нам втираешь? – бросил кто-то.

– Он, он, кто же ещё? – заткнул его кто-то другой.

– А я откуда знаю, сколько их.

– Тебе оно сдалось? Разливай лучше, – осадил третий.

– Один он у Диры. Ещё имя такое хитромудренное, не то Карио, не то Марио! Хе-хе! – возник ещё чей-то голос, говоря о мальчике пренебрежительно и в третьем лице, будто речь шла о каком-то предмете.

– «Марио»?? Да ну тебя! Это как того, что ли, шпендика из игры? Ха-ха! – встрял пятый.

– А ты откуда знаешь, что, в игры играешь? Ну, ты и фраерок, конечно, ха-ха! Э, мужики! слыхали его? – с насмешкой набросился на того кто-то ещё.

– А сам ты откуда знаешь, раз спрашиваешь?! – в ответ огрызнулся «пятый».

– Ну, вы прям два долбоноса, нашли друг друга, – недовольно пробурчал ещё кто-то седьмой.

– Кончай базар! – рявкнул уже сам Дирран. – Вы бы знали, как он поёт, дурики.

– Ого, а он ещё и талантливый? В соседа что ли? – поддразнил кто-то.

– А что, сомневаешься? Ну-ка, сын, сбацай этому дяде че-нить, так, чтоб охренел. Давай вот эту: «А за морем туман?»

Внутри Капио все бурлило и кипело, но он молчал, с брезгливым видом уткнувшись в бутылку водки в центре стола, ненавидя и презирая весь этот маргинальный сброд.

– Ну? – недовольно буркнул отец,

Капио продолжал молчать и, стиснув зубы, приготовился к любым возможным сценариям. Пошли язвительные смешки. Недовольные таким «антрактом» нетерпеливо призвали «забыть о пацане и опрокинуть по следующей». Это только раззадорило Диррана. Он стукнул кулаком по столу и прорычал:

– Тихо, мать вашу! – все умолкли. – Я не понял, гости долго ещё будут ждать тебя?

Капио почувствовал, как от стиснутых зубов у него онемела челюсть. Ему было до слез обидно, что его так грубо и бесцеремонно принуждают что-то делать, ещё и на эту публику, словно он был цирковым животным. Как и ожидал, он получил резкую и оглушительную оплеуху, от которой с грохотом свалился на пол. Он машинально съёжился, закрыв лицо руками.

– Брысь отсюда, сученыш! – прорычал отец и напоследок больно ткнул его носком по рёбрам.

– Хорош, мужик, он же твой сын как никак, – нашелся человек (даже среди этого сброда), кто с негодованием ухватив его за руку, стал против такого.

– Глянь, что он делает! – в бешенстве одернув руку, брызжа слюной, истошно проревел Дирран. – Это он щас такой, а вырастет – предаст и глазом не моргнёт. Все вокруг одни предатели…

Капио под суматоху прополз под столом и выбежал из дома. В слезах, проскитавшись в глухих закоулках, скрываясь от всех до наступления темноты, он, поникнув, побрел к дому. Левая щека горела, побаливало в боку, но хуже всего – на душе скребли кошки от мысли о маме. Ведь она должна была вернуться к вечеру. «Ах, бедная мама, что ее там ждёт!» – от этой мысли он приходил в ужас. Когда он, решив возвращаться, приблизился к дому, в окне горел свет. Через распахнутые шторы было видно, что дом опустел. Стояла угнетающая тишина. С трудом переборов свой страх, Капио решился заглянуть внутрь. Дверь оказалась чуть-чуть приоткрыта. Мальчик медленно потянул за ручку, дверь со скрипом отворилась, и тут он неожиданно оказался лицом к лицу с отцом. Дирран предстал перед ним на коленях, с закрытыми глазами и, словно в бреду, бормотал что-то бессвязное. Капио разобрал лишь некоторые фразы, где отец без конца твердил что-то вроде: «Сжалься надо мной, Всесильный Гоб, прости меня, ибо грешен я…» Капио остолбенел от непонятного ужаса. В эту самую минуту позади его окликнул запыхавшийся голос Рэма.

– Кап, привет! Тетя Сантия позвонила моей маме и передала, что из-за тумана все рейсы приостановили…

– Тссс… – Капио обернулся и приставил палец к губам.

Слова Рэма оборвались, он перевёл взгляд с друга на происходящее за его спиной в темноте дверного проема, затем попятился назад и резко выбежал на улицу.

– Привет! – радостно махал рукой Капио, к подплывающей лодке стоя на берегу. – Давно не виделись.

Старик, кивнув в ответ, позвал к себе:

– «Прыгай!» – Капио подсел к нему, обнял своего старого друга и взялся за весло. – Ну, как у тебя дела? – поинтересовался Софо.

– Я в порядке… все нормально… то есть, у меня все хорошо, – сумбурно ответил юноша.

На его руке сиял большой алый рубец, старик это заметил сразу, но не подал вида.

– Извините, что пропал. Это вам, – Капио, остановившись, раскрыл пакет, в котором лежали пара пачек чая.

– Спасибо, – тронуто поблагодарил старик, и они поплыли к дальше в полном молчании.

Когда они высадились на остров, Капио сразу обратил внимание, что на террасе, возле двух каменных фигур появился ещё один вытянутый булыжник. Заготовка лежала у основания «близнецов», а рядом лежали молоток и долото.

– Вы принялись за нового человечка?

– Ах, да… – рассеянно пробормотал Софо.

Капио нашел это необычным, поскольку за эти 4 года, с того дня как они познакомились, он никогда не видел старика занятым чем-то подобным.

– Сколько лет прошло, а я до сих пор не знаю о них ничего. Вы мне так и не расскажете, наверное, никогда, – сказал он с ноткой обиды

– О чем?

– Про эти скульптуры, ну, кто они такие?

– Хм…, – подумал Софо, – наши древние предки создавали такие в память об умерших близких, как их воплощение на земле.

– То есть… это как получается?

Их взгляды встретились, и из равнодушно-тоскливого взгляда старика Капио понял, что тот не желает обсуждать это. Поколебавшись, Капио решил не навязывать тему.

– За последнее время вы так сильно поседели, – заметил Капио, не зная, как перевести разговор.

Старик горько усмехнулся и кивнул.

– Что поделать, время неумолимо. Должно быть не только поседел, я не видел себя в зеркало с тех пор, как здесь оказался.

– Что? Вы это серьезно? – засмеялся Капио.

– Так и есть.

– Вы меня не перестаёте удивлять! – воскликнул юноша сквозь смех.

Старик вдруг прервал его серьезным тоном:

– Покажи. Это снова он?

Капио неохотно и неловко выставил левую руку.

– Это была не серьезная рана. Уже проходит.

Старик осторожно взял его руку и поднёс поближе. Осмотрев обезображенное рубцом предплечье юноши, сочувствующе покачал головой. Затем достал из кармана маленькую баночку, зачерпнул пальцем густой крем и помазал пораженное место.

– Облепиха многое лечит, – объяснил Софо и протянул сосуд. – Каждый день перед сном, и повязать обязательно… Ну, где там твоя заварка? Пойду, поставлю чайник.

Они сидели как обычно у костра. На столике в железных кружках дымился ароматный крепкий чай. Капио все это время находился в каком-то беспокойном напряжении, казалось, внутри его терзали мысли, которые он вот-вот выскажет, но никак не решится. Старик, с безмятежным видом разматывая запутавшиеся лески, искоса поглядывал на Капио, будто зная, что с ним происходит.

– Ну, скажи, скажи, не держи все в себе.

– Софо…, – наконец решился заговорить Капио, тяжело дыша.

Старик вопросительно посмотрел на него, готовый к серьезному разговору.

– Знаете… я устал. Мне незачем жить, Софо, – голос юноши дрогнул, и он склонил голову.

– Тебе больно, я понимаю.

– Очень больно. И я не знаю, что мне делать.

– Благодари.

– Благодарить? Кого? За что?

– За свою боль. Благодаря ей ты живешь, а не просто существуешь.

– Как вы умеете перевернуть всё с ног на голову. Именно из-за боли люди и существуют, а не живут. Всё наоборот.

– Смотря как к этому относиться.

– В ваших словах никакого смысла, боль не делает нас счастливыми.

– Не делает. Но смысл есть в торжестве над тяготами и муками. Тут важно понимать, ради чего ты готов терпеть и жертвовать.