Я тоже устал. При этом усталость имела накопительный эффект. Переходы, сражения, последствия от сражений, подсчёты трофеев и оргмоменты, подготовка к переходу, вновь сражения… Замкнутый круг, колесо, в котором я не белка, а, надеюсь, тигр такой вот уставший, но… тигр. Более всего сейчас хотелось… Пусть это не звучит превратно, но хочу к Платову. Вот где душевный человек, открытый и по-народному такой с хитрецой. Хочу к Платову, но еду к Суворову.

— Командующий, его сиятельство, заняты, — ответили мне у подножья зелёного, полного низкорастущей растительности холма.

«А в располаге сейчас хорошо, макароны с тушёнкой дают» — подумал я и, облокотившись о небольшое деревце, уснул.

— Господин генерал-майор… — сквозь дрёму услышал я. — Господин генерал-майор! Вас ожидают.

— А? Да, простите, — сказал я и растёр сонные глаза, получилось как-то слишком сильно растереть.

Взобравшись на холм, я там увидел навес, стол и сидящего за ним Суворова. Одного.

— Садись, Миша! — сказал мне Александр Васильевич. — Ты плакал что ли? Глаза красные.

— Если только от счастья быть рядом с вами, — отшутился я, но Суворов не отреагировал на шутку, что удивило.

— Ты уж прости за то, что так к тебе обращаюсь, но… — улыбаясь уставшей улыбкой, говорил фельдмаршал. — Вот что мне с тобой делать? Благодарить за лекарство, что живот не болит? Али за то, что Триест взял да из Гориции выбил француза? Может за то, что ударил по Шереру с юга, и этот дурень подумал, что пришёл большой корпус?… А ещё за…

Суворов посмотрел на меня такими глубокими глазами, полными усталости, мудрости и… Наверное, сожаления о чём-то. А весьма возможно, что я так устал, что всё мне мерещится, и передо мной всё тот же гениальный старичок-весельчак.

— За Аркадия спасибо… — выдавил из себя Александр Васильевич.

Аркадий Александрович, так до сих пор прилюдно и не признанный Суворовым своим сыном, был всё время возле меня, как адъютант или помощник. Я старался объяснять ему все свои поступки, ожидания от действий, что получилось, а от чего я ждал большего эффекта. Как с сыном с ним возился. Хотя, нет, мало, к сожалению, отцов, которые уделяют много времени своим наследникам, а я уделял Аркадию своё время.

— Не могу я за всё благодарить, Миша, кроме как сказать тебе «спасибо». Все реляции отправил, но и в Петербурге шибко не одарят. Хочешь, заключим новый уговор, и ты будешь получать с моих поместий ещё больше долей дохода? — я, невзирая на то, что разговариваю с великим Суворовым, скривился и показал всем своим видом, что обижен.

— Нет, от вас будет более ценным, чем любые деньги, человеческое «спасибо», — несколько приврал я, но именно такой ответ в данных обстоятельствах был единственно верным.

— Ладно. Завтра же тебе предстоит отправиться в Венецию со всеми своими… воинами, назовём их так. За трофеи не беспокойся. Поутру придёт Захар Ложкарь и поможет моим интендантам разобраться, что к чему. Что-то купим у Военторга. Казна Шерера позволит это сделать. А его нынче я и спрашивать не стану, пущай помучается дурень. Мог же выиграть у меня! — Суворов явно заговаривал мне зубы.

— Венеция? Людям я объясню, что нужно, не поспав, из боя сразу в переход, они выносливые, понятливые. А что я скажу коням? Они устали более людей, — отговаривался я, уже понимая, что приказ получен, да и сам я пусть и устал, но не хочу находиться в русском лагере.

— А ты поговори и с конями, — усмехнулся Суворов.

Все тут смотрят на меня, как на выскочку или баловня судьбы, которому просто везёт оказываться в нужном месте и что-то вроде «одним махом семерых убивахом». А оно не даётся легко, оно на износ и себя и животины. А там, в Венеции, будет Ушаков…

— С Фёдором Фёдоровичем Ушаковым согласовано? Это было в письме, что доставили вам мои люди? — спросил я.

— Он тебя и просил… — усмехнулся Суворов.

Так что Платову предстоит обождать, а я посплю во время ночного перехода в фургоне. Генерал я или как? Могу себе позволить. Кстати, а что там с генерал-лейтенантом или с золотым оружием? Чай, заслужил я. А то пока только разговоры да отговорки, что в столице не пропустят. Мне важно, чтобы Суворов подал прошения

— Ваше Высокопревосходительство, а что с наградами? Положено мне или как? — спросил я уже, спускаясь с холма.

— Всё что смогу, государь подивится ещё всем просьбам от меня, ты не сгинь токмо, — ответил Суворов.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — изрёк я казачью мудрость.

— Ты лучше… это… перебди, чем недобди, — сказал Александр Васильевич Суворов и заразительно засмеялся, ну, а я следом, выплёскивая в смехе все накопленные эмоции.

Глава 12

Петербург

22 мая 1798 года

Чарльз Берд принимал гостей. И ничего, что эти гости ехали не к нему, а к выскочке Сперанскому или к этому мужику Кулибину. Берд тут, в Петербурге, нашёл покровителей и имеет возможность перехватить людей, которые направлялись в Нижний Новгород.

Не так давно, пожалуй, почти сразу после того, как состоялся показ парохода в Нижнем Новгороде, Берд заручился поддержкой некоторых меценатов и решил, что он сможет не только повторить успех предприятий Сперанского, но и улучшить конструкции его детища. Чарльз скрупулёзно собирал сведения о том, как выглядит пароход, отправлял в Нижний Новгород троих людей, могущих не только рисовать, но и чертить. Вложился в дело промышленного шпионажа знатно, отчего сильно переживал, так как привык мало тратить, но всеми силами стараться много заработать.

Казалось, что всё, денег более нет, ничего нет, кроме рисунков и смутного понимания, что вообще такое построили Сперанский с Кулибиным, но нашёлся меценат, давший серебра на дальнейшую деятельность. Это был Никита Панин. Далее пришёл ещё и английский посол Уитворт, который долго, пространно и не без пафоса говорил о том, как нужно любить родину, и что он, Чарльз Берд, должен помнить о своих английских корнях и преданности королю. Берд не стал уточнять, что он шотландец, а лишь спросил, сколько лично посол и Великобритания в отдельности выделит средств. Оказалось, что немного, и что главными доводами Уитворта была любовь к Англии. Между тем, и из этого источника коммерсант получил некоторую подпитку, что позволило задумываться над расширением пока мастерской в полноценный завод.

Что им, этим меценатам, нужно было от Берда? Сущая мелочь — сообщать обо всём, что происходит в сфере производства новых видов паровых машин, ну и пароходов. А ещё лучше самому начать производить всю номенклатуру изделий и отправлять чертежи, как и иную проектную документацию всего новаторского. Куда? В Англию, конечно. Приставленный от английского посольства человек потребовал вновь сойтись со своим бывшим начальником Карлом Гаскойном и всё выведать, что же такого собираются делать на Луганском заводе. Были и другие задания, связанный с промышленным шпионажем, который нынче в России даже за преступление не считался. Слишком ещё не развита патентная система. Да она вообще не развита.

Понимал ли Чарльз Берд, что это промышленный шпионаж? Что пусть он и не должен подвергнуться суду, но делает нечто, что противоречит всем понятиям чести? Безусловно, и за свои услуги он рассчитывал на всемерную помощь со стороны англичан, как и русских вельмож, которые дружат с английским послом. Россия? Да храни её Господь! Была она аграрной, так чего же уходить с полей в дымные и неуютные производственные цеха? Берд мечтал, что он будет тем единственным производителем паровых машин в Российской империи, кто заработает на этом и прославит своё имя. А теперь, когда Сперанский развил бурную деятельность, шотландский промышленник опасался вконец обанкротиться.

— Господа, я приветствую вас! — широко улыбаясь, раскинув руки, встречал гостей Чарльз Берд.

Перед шотландцем, подданным английского короля, который напрочь отказывался присягать русскому императору, предстали четыре человека. Это были изобретатели, которых очень ждали в Нижнем Новгороде. Есть уже у Берда и в этом городе свои люди, они и указали, что на Нижегородском Машиностроительном Заводе даже приостановлен пуск нового парохода, чтобы услышать мнение об изделии уже прибывших специалистов по изготовлению паровых машин.