И пусть в этот раз наши потери составили девяносто три убитыми и более ста ранеными, это всё равно была для меня большая победа, после которой я окончательно понял, что всё, что делалось до этого, все эти выдумки с фургонами или ракетами — всё не зря.

— Фрол Филиппович, — обратился я Чернушкину, когда его срочно позвали ко мне. — Не спрашиваю тебя, как, но мне нужна связь с Суворовым и разведка. Тут до Удины вёрст двадцать-двадцать пять. Наше сражение должны были слышать. Вот и нужно знать, кого пришлют сюда и пришлют ли вовсе. Действуй.

Глава 11

Северо-западнее города Удине

16 мая 1798 года

(интерлюдия)

Александр Васильевич Суворов мог бы нервничать, ведь сейчас он должен был опровергнуть бытующее в Европе мнение, что русские успешно воюют только с турками и с бунтовщиками. От его действий зависят престиж, честь России, что в понимании русского фельдмаршала намного больше, чем освобождение Северной Италии. Тем более, когда идёт политическая игра, и русского императора пытаются облапошить. Он должен заставить Европу говорить о русских с придыханием.

А ещё было не до конца понятно, чего более хотели бы в Вене: чтобы Суворов выиграл сражение против Шерера, или чтобы французы одержали вверх над русскими. Наверное, австрийский канцлер Тугут выбрал бы что-то половинчатое: чтобы русские выиграли сражение, но сделали это с таким надрывом, что не было бы в той победе славы.

Фельдмаршал мог бы нервничать, но не делал этого вовсе. Прошедшие более пятидесяти сражений позволяли заранее определять победителя. Опыт командующего и изнурительная подготовка личного состава делают своё дело и создают предпосылки побед в любом сражении. То, как учил солдат Суворов, стало уже легендой. В процессе такого обучения часто солдаты умирали. Но фельдмаршал был из тех людей, которые жертвуют десятком, чтобы дать шанс сохранить жизнь в бою тысячам.

— Ну, голубчик, — обращался Суворов к Багратиону. — Тебе начинать сию баталию. Не подведи!

У Петра Ивановича Багратиона аж в зобу дыхание спёрло, так этот эмоциональный человек, жаркий грузин, был преисполнен решимости и жажды сражения. Не самое лучшее качество для генерала, когда он стремится в бой, жаждет его, лишаясь холодного рассудка. Но сегодня Багратион получил чёткий приказ, ему с егерями выступать застрельщиками и вызывать врага на себя.

— Римскому-Корсакову сообщили о его диспозиции? — спросил Суворов.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — выкрикнул подполковник, отвечающий за связь.

— Ты чего кричишь-то так? Я старик, но глухотой не страдаю, — усмехаясь, сказал Суворов, демонстративно почесав ухо.

— Ваше Высокопревосходительство, ещё к вам нарочного прислали, не одного, троих, — уже не крича, сообщил офицер, поставленный ответственным за связь.

— От кого? Разные сообщения? Зачем троих? — спрашивал Александр Васильевич.

— От Сперанского! — сообщил офицер.

— Вот теж пострел, штось всё успел! — усмехнулся Платов, также присутствующий на Военном Совете.

Хотя никто тут не советовался, а лишь получали приказы от командующего.

— Зови! — приказал Суворов. — Послушаем, какие подвиги за этим молодцом.

Взору русских офицеров, а также австрийского фельдмаршал-лейтенанта Пауль Край фон Крайова унд Тополы, предстал казачий есаул, весь в пыли, чуть держащийся на ногах, но при этом со взглядом, полным огня. Матвей Иванович Платов, завидев знакомого есаула, даже разгладил усы, мол, смотрите, каких молодцов рожает донская земля!

Казак докладывал, а Суворов хмурился. Двойственные чувства обуревали русского фельдмаршала. С одной стороны, он был рад победам этого непонятного Сперанского, к которому относился ранее с уважением, но только в качестве государева человека. А после облачения Михаила Михайловича в мундир генерал-майора, отнёсся, как ко взявшему ношу не по себе. С другой стороны, Суворову не нравилось, что произошло нечто, чего он не контролировал, что не учитывал в своих раскладах.

То, что его оппонент французский военачальник Луи Жозеф Бартолеми Шерер отправил некий корпус своих войск в направлении Гориции, Суворов знал. Он даже посчитал, что Сперанский не станет вступать в бой с силами, которые не критично, но превосходили его сводный отряд, слишком разношёрстную компанию, чтобы быть реальной силой. Но, как получается, бригадный генерал де Дье Сульт не только разбит вдребезги, но и пленён Сперанским.

— Что ж, други мои, выходит, что обошёл нас бывший действительный статский советник, ранее не служивший в армии, — усмехнулся Суворов, стараясь ситуацию облечь в свойственную ему шутливость.

— Ваше Высокопревосходительство, но отрядом командует казачий старшина Поздеев, — воспротивился генерал Беннигсен.

Суворов не ответил ему. Он сам же и согласился направить в тот сводный отряд Поздеева, так как видел, что этот казак несколько тяготился своим назначением в армию Суворова. Это был такой жест доброй воли бывшему коменданту Черкасска, чтобы он с честью закончил свою карьеру военного и стал чиновником военной администрации.

— Вы, Леонтий Леонтьевич, как командир Сперанского, готовьте представление ему на… — Суворов задумался. — Владимира и прошение о новом звании.

В доме, где происходил Совет, повисло невысказанное возмущение. Война только началась, ещё уважаемые генералы не получили своей доли славы, признаний, как следствие, представлений на высочайшее имя о наградах, а он, Сперанский… Единственно, кто не возмущался, а даже сдержанно порадовался за друга, был наказной казачий атаман Матвей Иванович Платов, но и его сознание своим хвостом задела зависть.

— Так… — Суворов стал быстро ходить взад-вперёд. — Есть возможность послать Сперанскому три пехотных полка, ещё полк казаков и артиллеристов. Пушки, чай, у этого баловня Фортуны имеются?

Вопрос был не праздный. На самом деле, несмотря на то, что казачья разведка работала, точного расположения всех сил Шерера русское командование не знало. Данные звучали всегда со словами «вероятно, численностью до…». И проходы, чтобы прорываться на юго-восток от города Удина, где и был Сперанский, не разведывались. Суворов лишь обезопасил свои силы, выставив заслоны, чтобы французы не смогли совершить обходной манёвр незамеченными, и всё на этом. Для русского полководца в плане сражения то направление не фигурировало. Видимо, сейчас нужно и этот ресурс использовать.

— Дозволено ли мне будет ещё дополнить, Ваше Высокопревосходительство? — спросил тот самый есаул, который всё ещё стоял перед русскими генералами, уже не в силах тянуться, но ещё не настольно обессиленным, чтобы выглядеть полностью расхлябанным.

— Ну, братец, что ещё? — спросил фельдмаршал.

— Есть у меня сообщение и от адмирала Ушакова. Его могли вам доставить и иные, но, как сказал генерал-майор Сперанский Михаил Михайлович… — тут есаул замялся.

Вся усталость от быстрого и без отдыха перехода, да ещё и с заходом в Восточные Альпы, чтобы обойти французские заслоны — всё это сказалось на казаке. Вот и хотел ляпнуть, не подумавши, перед кем стоит, что это не его сводный отряд, не казачье братство, где можно иногда и завернуть смешливую фразу.

— Ну же! Что-то непривычное? — фельдмаршал улыбнулся. — Так ты не сумневайся, Суворов с казаками общение имел и такое, что девица со стыда падет.

— Сказано было, что лучше перебдеть, чем недобдеть, Ваше Высокопревосходительство, — решился есаул.

Платов фыркнул в усы, он сразу понял, что Сперанский лично давал наставления есаулу. А ещё Матвей Иванович, человек от природы неглупый и интуитивно чувствующий иных людей, без чего стать наказным атаманом сложно, осознал, что его друг, Михаил Михайлович, явно на взводе и нервничает. Такие вот фразы, по типу той, что только что произнёс есаул, Сперанский выдаёт либо во хмелю, но то редко, либо, когда волнуется и не признаёт этого. Впрочем, а кто не волнуется в бою? Как кто? Он, Платов, и не волнуется, а делает свою работу. Именно такой ответ дал себе Матвей Иванович и вновь лихо закрутил левый ус.