И Фрол не манкирует своими обязанностями, напротив, показался мне даже слишком деятельным, стремящимся сперва и меня, такое вот «невоенное недоразумение», заткнуть за пояс. В какой-то момент мне пришлось применить «тяжёлую дипломатию»: шепнуть, лишь чуть намекнуть на ситуацию Платову. Как и что говорил Черкушкину наказной атаман, я старался не слушать, всё-таки я приличный человек и не использую бранные идиомы, но слишком все слова были громкими. А закончился такой вот разговор алкогольным примирением. И мы, что удивительно, за чаркой водки нашли общий язык и даже сдружились. Алкогольная магия отношений какая-то, да и только.
Вообще, за три дня до начала выдвижения в моём расположении было не протолкнуться от гостей. И сейчас перед сном в долине реки Любляны я могу вспомнить некоторые моменты и улыбнуться, а кое над чем и посмеяться.
Наутро после того, как мы с Платовым и Базилевичем, можно сказать, сбежали с императорского приёма в Шербурне, прибыл нарочный от Суворова, чтобы ждали его на следующий день. Ну, и ладно, у нас чистота и порядок, даже туалеты сбиты из брусьев с плетёнками или из досок. И пусть там лишь ямы, через которые переброшены обтёсанные брёвна, но нет массового «минирования» по всей округе. Чистота и благодать, рабочая атмосфера.
Только уехал нарочный командующего, а я раздал приказы по поводу завтрашнего смотра, чтобы все были готовы показать наши наработки Суворову, как прибыла карета. А в карете той… Нет, лично баронесса Мария Луиза фон Хехель не прибыла, а прислала свою служанку, но с письмом.
Женщине признаваться в любви, особенно после одной мимолётной встречи, это моветон, да ещё такой, что не отмоешься после. А вот прислать, к примеру, приглашение на приём, это более чем нормально, и я, казалось, не могу отказаться. Ох, как же я сыграл своё разочарование, что не могу попасть к баронессе! Это было эпично. И всё, казалось, нужно на этом заканчивать общение, но…
— Как бы я хотел увидеться с госпожой баронессой фон Хехель! — чуть ли не рыдал я. — Но служба. Я обязан находиться в расположении. Если бы только проведению было угодно, и я увидел бы ангельский образ Марии-Луизы здесь…
Кто бы мог подумать, что баронесса Мария Луиза фон Хехель, конечно же, совершенно случайным образом проезжала рядом с моим расположением. Безусловно, одна она не могла быть и вот так приехать ко мне. Это даже для современной великосветской шлюхи слишком. А баронесса вроде бы позиционировала себя не совсем шлюхой. Поэтому она притащила с собой какого-то австрийского полковника, мол, кузена. Но он такой же кузен, как я родственник Бонапарту. Соглядатай, стало быть, прибыл посмотреть, что тут у нас да как. И кое-что я тогда велел показать, естественно, сильно дозировано.
Проведя утреннее совещание со всеми командирами, раздав поручения и приказы, я уделил внимание баронессе. «Кузен» очень быстро нашёл себе собеседника в лице майора Контакова. Михаил Иванович был мною проинструктирован и увёл полковника, имя которого я даже не удосужился запомнить.
И тут проснулся Матвей Иванович Платов. Вид у лихого наказного атамана был далеко не лихой. Выпитое ночью не прошло бесследно. Матвей Иванович явно был не против поправить здоровье. Присутствие дамы взбодрило Платова. Он начал разглаживать усы, на лице появилась угодливая улыбка. Всем своим видом он мне казался таким вот мартовским котом лишь с тем отличием, что не кот, нынче не март, ну, и не кричит под окном. А вот похотливости казаку было не занимать.
Как бы ни стреляла глазками Хехель, как бы у меня не начинал оживать мой «хехель», я решил подставить мадмуазель и сделать всё, чтобы она запорола задание по моему соблазнению. Будет наука и привет заказчикам моей вербовки.
От первого стакана абсента Мария-Луиза отказывалась долго, но убеждения в том, что я очень, прямо катастрофически нуждаюсь в её оценке качества продукта, который создаю своими натруженными от занятий фехтования руками, возымели действие. Закашлявшись, быстро запив квасом, Мария-Луиза моментально стала чуть пьяненькой и чуточку более доступной. Женщина смотрела на меня глазами похотливой самки. Платов смотрел на неё глазами альфасамца.
Какими-то бесполезными учёными из будущего было доказано, что у мужчин с похмелья возрастает сексуальная активность благодаря тому, что организм включает защитные реакции. Ему, организму, срочно нужно размножаться, так как есть вероятность умереть от алкогольной интоксикации. Платов доказывал, что бесполезные учёные не столь никчемны и оказываются правыми.
Песня «Не для меня…» прозвучала, словно написанная атаманом Платовым для госпожи Хехель. После ещё один стакан абсента, потом даме предложили бокал вина. А ещё через полчаса я отправился на пробежку, оставляя Матвея Ивановича наедине с пьяненькой, мало что соображающей Марией-Луизой. Конечно, я сыграл роль, что мне не хочется оставлять даму, но долг русского офицера…
Матей Платов обладал непонятной для меня способностью общаться с носителями иного языка так, будто и сам казак понимает, о чём речь [подобные свойства в реальной истории отмечали все, кто знал Платова. Он даже умудрился жениться на англичанке, не владея английским языком]. Я не сомневался, что именно произойдёт, когда оставлял его наедине с баронессой. А канцлеру Тугуту, или кто там подкладывал под меня фон Хехель, пусть станет стыдно за своё сводничество. Это меня можно было ещё подловить на «медовую ловушку» и пробовать шантажировать. Была вероятность того, что я сделал бы многое, чтобы не прознала о том моя Катенька. А Платову будет даже за счастье, чтобы о его любовных подвигах прознали люди.
Бегал я чаще всего в компании Аркаши Суворова и урядника Митяя Надеждова. Близкое общение с Платовым позволяло легализовать некоторых из тех сирот, что я когда-то забрал себе на обучение. Теперь они казаки.
Митяй был одним из таких. Сейчас ему семнадцать лет, и он уже весьма перспективный диверсант и в целом боец. Митяя, взявшего фамилию по названию моего имения, я приставил к сыну Суворова, чтобы Аркадий Александрович вникал в ту область военного искусства, родоначальником которой я мечтал бы видеть именно этого потомка великого полководца. Пусть моих желаний и мало, да и армейское сообщество вряд ли будет способно принять в ближайшее время диверсионные формы ведения войны, но шансы были. Всё-таки летучие партизанские отряды, какой в иной реальности был у Дениса Давыдова, не что иное, как диверсанты, пусть и такие вот благородные в рамках современного им закона чести.
Из воспоминаний меня выдернул писк, раздавшийся в углу походного шатра. Мыши — одна из существенных проблем каждой войны. Там, где хоть на пару дней останавливается армия, всегда находится большое количество полёвок или даже крыс. Видимо, сработала одна из мышеловок. Так что нужно выбраться из спального мешка, взять за хвостик подраненное существо и, добив животное, чтобы не мучилось, скинуть мышку в мусорное ведро, которое в моих подразделениях обязательно для каждых пяти палаток или командирских шатров. Нечего разбрасывать мусор, особенно, когда по нему тебя могут обнаружить и много чего выявить о количестве войск и всём сопутствующем. Недооценивать противника нельзя. И лучше работать на упреждение.
Вновь забравшись в спальный мешок, я чуть не рассмеялся во весь голос. В голове всплыло, как «кузен», австрийский полковник, обнаружил свою «кузину», баронессу фон Хехель, в полном неглиже, постанывающую под рычащим лихим казаком Матвеем Ивановичем Платовым. Я, к сожалению, не видел ни удивлённых выпученных глаз австрийского полковника, ни того, что баронесса фон Хехель дёрнулась было вырваться из мужественных рук и других конечностей Матвея Платова, всё это было пересказано мне Мишей Контаковым, который привёл полковника в мой шатёр после экскурсии по нашему расположению. А как бы хотелось увидеть картину, где Платов одёргивает баронессу и подминает её под себя со словами: «Ну, куды ж ты, родимая!», и всё это на глазах изумлённых мужчин, которые в шоке не сразу вышли из шатра.
