— Согласуйте с Нурали учения. Отработайте ложное отступление и вывод неприятеля на засаду, также я не видел во время манёвров пятнадцати верблюдов, что были с калмыками. Нужно знать, зачем они и на что сгодятся. Если правда то, что кони боятся горбатых животных, то жду предложений по использованию верблюдов в бою. Ещё вечером, в ночь, следует пустить егерей и стрелков в марш-бросок. Неожиданно, не предупреждая. Расстояние в двадцать вёрст по выкладке на два дня. Чей плутонг придёт первым, с меня каждому по «терезки», а командиру пять, — отдавал я приказы [«терезками» герой назвал таллеры с изображением Марии Терезии].
Сегодня был запланирован день интенсивных тренировок, я бы сказал, изнуряющих, так как уже вечером ожидается приезд Суворова. Если наш великий полководец прибудет, то, как говорят в войсках, два дня — и в поход. Следовательно, можно выжать из своих последние соки, чтобы после дать два дня отдыха и уже не тренироваться, а оценивать результаты тренировок.
В отличие от большинства русских войск, которые, словно к женщине, прижимались к Вене, мой отряд расположился в пятнадцати верстах от столицы Австрии и в максимальном отдалении от каких бы то ни было населённых пунктов. Беннигсен, с которым мне пришлось согласовывать место дислокации, объяснил для себя такой выбор места по-своему: мол, я не хочу показывать варваров-калмыков, от которых только головная боль, ибо те не могут находиться рядом с приличными людьми. А у меня был свой резон. Я не хотел, чтобы на моих воинов глазели все и каждый, и чтобы была возможность продолжить тренировки и организовать занятия по боевому слаживанию отряда, а не пялиться на женщин и провожать взглядом уходящих в венские трактиры офицеров.
Так что добрались небыстро и пришлось-таки чуть отбить себе седалище поездкой верхом. Нет, я уже вполне сносно управлялся с конём, при этом смиряясь, что не быть мне лихим наездником, но всё-таки я не особо любил это геморройное дело.
Меня провели не через центральный вход, да и не во дворец мы приехали, а к зданию рядом с ним. Тут временно размещался такой орган управления, который уже вызывал рвотные позывы, несмотря на то, что я пока мало понимал в специфике работы… гофкригсрата [Военный Совет при императоре].
Франц фон Тугут был и канцлером, и председательствовал в гофкригсрате. И я ещё раньше, когда отбивал себе седалище в седле, пришёл к выводу, что вызов к Тугуту, ну, или приглашение, связан с тем, что я ездил к фон Меласу и требовал поставок. Но тут было что-то ещё.
Меня провели в комнату, где сразу же начали болеть глаза. Всё блестело, избыток золота и солнечного света резал зрение. Только я присел на краешек стула, как двери распахнулись, и в комнату влетел ураган.
— Как смеете вы! — взревел «ураган». — Что это такое? Вы решили подвергнуть честное слово моего императора сомнению?
Какой же он урод! Божечки… Квинтэссенция уродства. И пусть в Европе уродски вытянутый подбородок — даже признак знатности, так как женились со своими родственниками, плодя всякое физиологическое безобразие, я не мог смотреть без брезгливости на этого человека. Нос… Вот бы канцлера Тугута показать русскому императору, чтобы Павел Петрович перестал акцентировать внимание на своём носу. Это был нос, как у Бабы Яги в советских фильмах, той, что гениально играл актёр Милляр.
— Ваше Сиятельство, прошу простить меня, но не могли бы вы прояснить ситуацию? — спросил я, стараясь скрыть свою брезгливость и нарастающую злость.
— Светлость, называйте меня «ваша светлость»! — прошипел австрийский канцлер. — Кто вы такой вообще? И по какому праву требуете с генерала фон Меласа доставку продовольствия и фуража?
— Ваше Сиятельство… — намерено ошибся я в титуловании.
— Светлость, Я — Светлость! — прокричал канцлер.
«Какая ты светлость, сын лодочника! И сиятельством сложно такого называть,» — подумал я, но не стал усугублять.
— Ваша Светлость, я лишь исполняю возложенные на меня обязательства и пытаюсь координировать действия с союзниками, то есть с вами. Уже как месяц русские войска пребывают в Австрии, при этом солдат кормят лишь тем, что привезли с собой из России. Полковые деньги тратятся на закупки продовольствия у обывателей, чтобы только не голодали солдаты, — я старался говорить ровно и уверенно, пусть это было и сложно.
Тугут был своего рода австрийским Безбородко, но с рядом существенных отличий. Во-первых, происхождение Фраца фон Тугута весьма туманное, хотя в Вене и стар и млад утверждали, что нынешний канцлер Габсбургов, действительно, являлся сыном лодочника. Во-вторых, этот урод вёл себя надменно и слишком горделиво, чего ему в обществе не прощали, но терпели, так как сперва мальчик по какой-то причине был обласкан австрийской императрицей Марией Терезией, а после весьма лихо взбирался по служебной лестнице и съедал каждого, кто становился ему преградой. Зачем с таким связываться? В-третьих, Безбородко, конечно, влиятельный человек в России, может, и самый влиятельный, но после императора. А вот Тугут, как кажется, имел даже больше власти, чем аморфный император Франц.
И тогда возникает вопрос: а что он может сделать мне? Как бы не хотелось кичиться, что я неуязвим для этого «длинноподбородкового» напыщенного индюка, это не так. Как разменную моменту в политических играх, меня сметут только за внеплановое льстивое письмо от императора Франца к императору Павлу. Так что нужно быть аккуратным. Но и помнить, что это письмо от Габсбурга тоже стоит немалого, и его добыть ещё нужно.
Меж тем я продолжал говорить очевидные вещи. И мне казалось, что мои слова не особо интересны канцлеру. Всё же главная причина разговора в чём-то ином. Какая-то интрига венского двора?
— Русские войска не смогут идти в бой, если не будет припасов, Ваша Светлость. И видит Бог, как я не хочу, чтобы планы по разгрому революционной Франции не осуществились, — сказал я, состроив скорбящее лицо.
Тугут смерил меня высокомерным взглядом, ухмыльнулся каким-то своим мыслям и сказал:
— Те войсковые нормы, что вы дали, они неисполнимы. Но деньги выделены, и частью продовольствие подготовлено, завтра оно начнёт поступать в ваши войска. Это случилось бы и без вашего запугивания фельдмаршал-лейтенанта фон Меласа бумагами с подписью императора Павла, но… — мерзкая ухмылка ширилась и заполняла уродское лицо канцлера, отчего мне почему-то хотелось его назвать «похотливым квазимордой».
Пауза затягивалась, но протокол общения с почти что первым лицом государства и так был попран вчистую, так чего же ещё больше топтаться на приличествующем этикете? Фон Тугут сам должен продолжить разговор.
— Вы не хотите узнать условия, по которым Суворов, да и ваш император, узнает, что именно вы способствовали началу снабжения русской армии? Что вы пробились ко мне на приём и смело сказали про злоупотребления, которые были допущены, и как я быстро стал решать проблему, кое-что закупая у вашего Военторга? — после долгой паузы разразился словоблудием канцлер.
Вот же скотина! Он и разговор выстроил так, что я оказываюсь в догоняющих и подготовиться к встрече не успел. Откуда он знает, что я имею долю в Военторге? На самом деле, об этом не так и много людей осведомлено, и все они либо в близких отношениях со мной, либо… При дворе Павла Петровича, скорее всего, течёт, и австрийцы имеют связи в русском обществе, ну, или банальных шпионов.
И так ведь заманчиво предлагает. И закупки у Военторга, что уже большую часть затрат, что произвёл Захар Ложкарь, отобьёт, очень манят. Если распродаться, то это даст оборотный капитал для дальнейшей деятельности уже на месте. А ещё как могу возвыситься, что смог решить, считай, нерешаемую проблему интендантства. От такого предложения наверняка отказались бы либо больные на голову люди, либо… я. Хотя я же не выслушал, что именно должен сделать.
— Ваша Светлость, какое же выгодное предложение. Я счастлив, что имею честь разговаривать с таким умным человеком, который умеет находить во всём взаимовыгодное. Да, я сегодня же отпишусь государю, нет, сделаю это завтра с первыми телегами с провиантом и фуражом, что прибудут в русскую армию. И особо выделю, что только вашими молитвами, сразу после нашей встречи, поставки начались, — я решил несколько уточнить условия, стараясь сузить манёвр для Тугута, отсекая наиболее гнусные требования со стороны канцлера.
