Ох, и недооценил же я этих воинов! Грело душу только то, что не только я такой вот профан. Даже Багратион, который уже считается подающим большие надежды генералом, и тот не нашёл, как применить ту силу, которую из себя представляют калмыки.
— Что скажешь, Матвей? — спросил я наказного атамана Платова, которого пригласил на этот вот «смотр» доставшегося мне воинского актива.
Казак не сразу ответил. Было видно, что он ревностно относился к тому, что предстало перед ним, сравнивал. Через некоторую паузу Матвей Иванович, разгладив усы, ответил:
— Мои так тоже умеют. Так-то. Аль ты решил обидеть меня? Добрые это воины, но и мои так могут!
Было видно, что чувства казака были задеты, значит показательное выступление калмыков впечатлило наказного атамана донских казаков. Жаль, что именно сейчас у меня не получится более подробно расспросить Платова о таких вот построениях и тактике ведения боя. На эмоциях он вряд ли расскажет дельно. Но я сделаю это позже, обязательно.
Хотя многое понятно мне и сейчас. Не то что я специалист по тактике и вооружению джунгар или иных степных народов, напротив, считал ошибочно, что они лишь лучники. Между тем, смею надеяться, я уже несколько вижу вероятное поле боя, могу представить логику развития сражения. Но калмыки…
Во-первых, лучники у них были, да, но их доля была небольшая и как вспомогательное войско. В полуторатысячном отряде донских степняков оказалось только три сотни лучников. И, несмотря на то, что стрелки из луков — это вспомогательный род войск, все из них сплошь знатные калмыки, владеющие двумя, а то и тремя кибитками. Это небедные воины, потому что лук — это оружие более дорогое, к примеру, чем штуцер, если только это не винтовка из золота. Композитный лук мог позволить себе только небедный калмык, и то, как я уже знал, зачастую приобрести подобное оружие помогает всё общество, чтобы сохранять в войсках долю стрелков.
Ещё, что касается лучников, то я был весьма озадачен и приободрён тем, что триста метров — это убойная дистанция для лучника с композитным луком, пусть и при стрельбе навесом. К слову, даже современные штуцерники, которых, как правило, не так чтобы и много в войсках, ну, если только не в аналогах егерей, стараются стрелять не дальше чем на двести метров. Более дальние дистанции — это либо авантюра, либо единичные профессионалы, которых нужно специально готовить, ещё реже — самородки. Я знал, как учить снайпера, азы профессии некогда освоил, что-то пригождается и в этом времени. И не думаю, что в этом мире уже есть методички для таких стрелков. Значит, есть шанс удивить противника, следовательно, победить. Поэтому логично, что есть возможность пускать стрелы по неприятелю с расстояния, на котором сами калмыки будут если не в полной безопасности, то явно в лучших условиях боя.
Во-вторых, вооружение калмыков — это отнюдь не сабелька кавалерийская, которая, впрочем, также в наличии. Пика или копьё с тонким и длинным наконечником — вот основа боевой мощи отряда калмыков. Именно так, боевой мощи. Не видел я, как действует конница врага, те же польские уланы, которые уже должны были поступить на службу к французам, но уверен, что калмыки могут с ними сражаться и побеждать [в РИ в 1812 году и в Заграничных походах стычки с кавалерией французов заканчивались чаще победой калмыков и башкир, хотя говорить о полном их доминировании не стоит].
В-третьих, они идеальны для тех задач, которые я ставлю перед своим отрядом. Мне продемонстрировали тактику ложного отступления и резкого перестроения, когда вражеские силы берутся в кольцо. У меня словно случилось видение, когда представил, как калмыки выводят чередой своих манёвров неприятеля на мои подвижные карронады и отряды стрелков-штуцерников. Это же песня какая-то!
— Скажи, Матвей, а почему от них отказываются. Пусть это не столь умелые воины, как казаки, но тоже что-то умеют? — спросил я, решив потешить слегка уязвлённое казацкое самолюбие Платова.
— Ну, не скажи, Михаил, всё же искусно сии степняки перестраиваются, я своих казачков ещё погоняю, кабы могли также, да ещё и лучше, — сказал Матвей Иванович.
Понравилось ему лестное высказывание, что казаки такие же искусные воины. Я и не сомневаюсь, что большинство станичников умеют так вот воевать, уже не степной, а своей казачьей лавой, которая, впрочем, не так чтобы и отличается от того, что я только что видел. Однако, казаки привели немало молодняка, который гоняют сейчас и в хвост и в гриву, но вот калмыки собрали, может, и большинство самых опытных воинов.
Калмыки и башкиры — неправильно забытые бонусы Российской империи. Их привлекали в турецкие войны, но делали это всё реже. В России формировались свои конные полки, те же гусары: Черниговский, Сумской и другие подразделения или кирасиры, уланы. Оставались и казаки. Видимо, не хотели связываться полководцы с иноплеменными воинами, которые не все владели русским языком и имели собственное понимание военных действий и того, что их сопровождает. Поэтому за лучшее было откреститься от тех же калмыков, чтобы после не отвечать за их действия вне поля сражения.
Вместе с тем, степные воины, осколок ойратов-джунгаров, хотели показать свою полезность, чтобы, наконец, от них отстали и дали жить. В иной реальности в это время имели место сложные тяжбы с калмыками по поводу их статуса на Дону. Казаки поддерживали своих соседей по ряду причин, о чём я говорил ранее, но всё равно коррупционная составляющая и непонимание вопроса привели к протесту со стороны калмыков.
Сейчас подобного не произошло, смею думать, что благодаря мне. Вот и получилось, что ойраты прибыли показать свою удаль. Ну, а чтобы эта удаль и полезность состоялись, предводитель калмыков Нурали привёл лучших воинов. Вот и здорово, поработаем вместе. Ещё покажем «степную мать» французу.
— А казаков как пользовать станешь, коли у тебя нынче ажно полторы тысячи калмыков? — спросил Платов.
А и в правду, как? Наверное, для разведки и в качестве резерва. К примеру, не остановит врага картечный залп из двенадцати карронад, как и стрельба стрелков с егерями, ну, тогда казаки могут либо ударить по наступающим колонам неприятеля, либо сделать вид, что ударят. Второй вариант даже лучше, так как позволит выиграть время, которое для мобильного отряда важнее прочего. Противник будет вынужден перестраиваться в каре, на что потратит время, и его продвижение застопорится. Это даст возможность сбежать с поля боя или же заложить фугасы. А можно и ударить ракетами по скоплению неприятеля, плотно сжимающегося в каре.
Не всё из того, о чём успел подумать, я рассказал Матвею Ивановичу. Я его считаю даже другом, но Платов, как мне кажется, может не по злобе, а дабы показаться интересным, обсудить с кем-нибудь причуды некоего действительного статского советника, который решил поиграть в войнушку. А там новости расползутся по всей армии, обязательно дойдут до австрийцев… Так что, при грамотном командовании и хотя бы при наличие одного шпиона, французы уже могут подготовиться к нашим глубоким рейдам, и не будет реализован один немаловажный фактор, когда неприятель не предполагает о нашей тактике и попадается в силки. И пусть противодействие нашим уловкам возможно лишь при идеальном командовании в стане неприятеля и феноменальной для современности управляемости войсками, не стоит предоставлять лишнюю информацию как противникам, так и подобным австрийцам союзникам.
Отчего-то Платов после того, как калмыки закончили показательные выступления, поспешил ретироваться, даже проигнорировав приглашение на обед. Наверняка решил проверить кого-то из казаков на возможность исполнить похожие чудачества, что продемонстрировали калмыки. Пускай накрутит хвосты станичникам, а то, как я посмотрю, армия наша ещё чуть-чуть и станет разлагаться. Впрочем, каждая армия в бездействии начинает подвергаться моральному разложению, а тут ещё австрийские дамочки выходят на дефиле, демонстрируя себя русским офицерам. Ищут немки на своё филе приключений.
