Когда я вновь открыла глаза, меня охватило чувство тревоги и ностальгии. Голоса улицы, прохлада вечера – всё это было как шёпот забытого прошлого. Я оказалась в комнате общежития, знакомой до боли и в то же время чуждой. Я словно была невидимой, но за каждым движением и словом наблюдала, как призрак из другого мира.

На кровати сидела мама. Я увидела, как она медленно поднимает тест на беременность, держит его в руках, и с каждой секундой ощущение гнетущей тишины становилось всё сильнее. Её легкое дрожание рук и полное замешательство в глазах говорили больше, чем тысячи слов.

– Две полоски… – пробормотала она, её голос срывался, как осенний лист, упавший с дерева. Тест с характерным звуком приземлился на матрас. Слёзы катились по её щекам, словно океан, который пробился сквозь берег.

– Арабэль, кто отец ребенка? – раздался голос Элис, её подруги.

Я помню, как мы с Элис всегда были вместе, делая домашние задания и мечтая о будущем. Мне не хватало её, этих слов, я лишь наблюдала за той сценой, которую не в силах была изменить.

Мой ум забросил меня дальше, и передо мной встала зимняя картинка: двор Академии, покрытый снегом, где происходило что-то совершенно невообразимое.

– Арабэль, как ты могла?! – вскричал Рэмиус, её тогдашний парень и мой отец, его голос был полон недоумения и страха.

Он стоял перед ней, его лицо, искаженное эмоциями, внезапно сделалось красным от волнения.

– Ты не понимаешь, Рэмиус! Я… Я не планировала этого! – всхлипывала мама, её голос звучал, будто она сражалась с бурей внутри себя.

Я хотела прикоснуться к ней, обнять, сказать, что всё будет хорошо, но меня сковывала прозрачная стена между нами.

– А что, если я не готов к этому? – повторял он, теряя терпение, каждый его вздох был как упрек. – Как ты могла так поступить?

Мама отвела взгляд, и я увидела, как сильно она страдает. Мысли о её будущем, о том, что ждёт её за пределами этой Академии, разрывали её изнутри. Всё, о чем она когда-то мечтала, сейчас висело на волоске.

– Я расскажу папе, – произнесла она, и в её голосе послышалась решимость. – Он должен знать. Слова её вылетели, как стрела, и я чувствовала, что эта крепость, построенная из её мечтаний, сейчас начнёт рушиться.

Следующий момент словно замедлился, и я увидела её отца. Он выглядел шокированным, на его лице читались неуверенность и страх.

– Что? Как это возможно? – произнес он, его руки дрожали.

Каждый звук казался мне надломленным, разрывающим тишину.

– Мы же говорили, что вы пока не готовы… Что это будет значить для твоего будущего? – продолжал он, и в его голосе слышались нотки боли за будущее своей дочери.

Сюрреалистическая сцена разыгралась, словно я смотрела фильм о своей семье. Я наблюдала, как мама отошла от него, слёзы капали на пол, и она поняла, что теперь всё изменится.

– Ты поддержишь меня, правда? – тихо спросила мама, её голос дрожал от волнения, будто она не верила в то, что перед ней происходило.

Элис, сидя рядом, обняла её крепко, словно пыталась создать защитный щит от бушующей вокруг боли.

– Я не могу поверить, что это происходит на самом деле, Арабэль! Ты должна подумать о будущем.

Эти слова, произнесенные в полголоса, тонули в океане страданий, не в силах помочь справиться с непоправимым. Я чувствовала, как слёзы катятся по щекам мамы, как её надежды тают, словно снег на весеннем солнце.

– Но что, если я потеряю свою возможность учиться? – её вопрос звучал так, будто в нём содержалась вся несуразность этого мира.

Я хотела сказать, что всё наладится, что она справится; но я понимала, что не имею права вмешиваться в её жизнь, пусть даже и в мыслях.

Элис, продолжая обниматься с мамой, пыталась утешить её:

– Это не конец, Бэль! Мы всё уладим.

Но мне было видно, что её слова лишь усугубляют рану, оставляя глубокие шрамы на душе.

Я чувствовала, как моё сердце сжимается, когда мама, полная надежды и страха, отпускает свои мечты, которые уносит холодный ветер. Это было ужасно – наблюдать, как годы обучения и стремлений просто уходят в небытие, когда её преданность и жертвы больше не имеют значения.

И как будто в это же мгновение ветры времени перенесли меня в тот момент, когда моя мама, вся дрожащая и уставшая, лежала в комнате, наполненной странным светом. Я увидела её глаза, полные мучительного ожидания, когда Элис, её опора, готовилась стать свидетелем важнейшего мгновения в жизни.

– Давай, Бэль, ты сможешь! – произнесла Элис, уверенность в её голосе перекрывала хрустальный звон затопленных надежд.

Сжав губы в тонкую линию, мама смотрела в потолок, когда первая схватка пронзила её, заставив застонать, как будто с её губ вырывалась не только боль, но и страх.

– Я не могу, Элис! Я не могу! – в её голосе было отчаяние, настолько сильное, что я едва могла дышать.

– Ты сильная, ты родишь! Всё будет хорошо, – уверяла Элис, и эта твёрдость казалась маяком среди непрекращающейся бури эмоций.

Внезапно я осознала, что нахожусь здесь не только как наблюдатель, но и как часть этого удивительного и ужасного процесса.

В тот момент, когда Элис с нежностью взяла меня на руки, её взгляд метнулся к маме – взгляд, который говорил о безусловной любви и понимании.

– Она действительно похожа на него, – прошептала Элис.

На мгновение в глазах мамы проскользнула тень. Она вдруг стала ещё бледнее, и я почувствовала, что в её сердце затаилась некая тёмная тайна.

– Не поднимай больше эту тему, – произнесла мама с печальным легким покачиванием головы. Я чувствовала, как слова её резали воздух вокруг.

И в этот момент мир вокруг меня вновь расплылся, как акварельная картина, оставляя только блеклые цветные пятна. Я вдруг ощутила, что зелье перестало действовать, и перед глазами всё смешалось в неясную кашу. Пронзительные удары колокольчика заполнили пространство, и я почувствовала, что падаю.

Когда я вновь открыла глаза, вместо привычной комнаты я оказалась в Академическом дворе. Вместо четырёх стен – простор и небо, окутанные ночным облачным покровом. Я, находясь на земле, мотнула головой, стараясь прояснить свои мысли. В голове все еще кружили обрывки воспоминаний о маме: её улыбка, чем-то согревающая душу, тепло её объятий и одновременно – борьба и страх, которые она переживала. Эти чувства разрывали меня изнутри.

– Ты как? – спросила Бэт, усевшись рядом на мягкую траву и опустила плечи. Её лицо было озабоченным, а глаза полны неопределенности.

– Ужасно… – пробубнила я, делая попытку приподняться на локтях. – Кажется, мы сделали что-то не так.

– Ну да, похоже, зелье не совсем защищает от страха, если оно отправляет нас в нокаут, – ответила она сквозь легкую усмешку, но услышанная тревога, какая-то незримая нить, что соединяла нас, не давала мне покоя.