Судьями нам будут солнце да луна.

Разговоры горькие спрячем за спиной.

Ты мне предназначен, только мне одной.

Да совсем неважно, что там было "до"

Кораблем бумажным стелюсь над водой.

Хрупкая, как стеклышко женская душа,

Коль судьбой отмечены, тут не нам решать,

Разве что доверится, раз и на всегда.

Пусть планета вертится долгие года.

Многое потеряно, что-то не сбылось,

Жили, да не с теми мы, пропадали врозь.

Жили и не знали наши имена.

Но друг друга звали. Ведь душа одна.

Я прощаю

Я прощаясь, прощаю без слез и упреков.

Ты свободен как птица, отпускаю, лети.

Ветер в спину тебе, Финист мой, ясный сокол.

Чистых рек и озёр,  доброты на пути.

И дорог без ухабов,  небес. то бездонных

Женщин если, достойных, лучше все же одну.

Чтобы с ней на лугах, где колышется донник,

Улыбаясь, встречать золотую Луну.

Ничего мне взамен, никаких разговоров.

Если я ухожу: не бранясь, не кляня.

Но прошу одного: не запомнись мне вором.

И по чести верни, ну верни мне меня.

Я прощаю, прощаясь в зимнем мареве стужи.

Если лед между нами, если холод внутри.

Так не стой на пороге, если горлом простужен.

А застывшую льдинку незаметно сотри.

Алая буква

По одноименному роману Натаниэля Гортона

Если мой позор на глазах у всех,

Вы – антигерой, не признали грех,

Пусть. Алым буква "А" на моей груди.

И мне носить ее до своих седин.

А блудницы носят скромности чепец.

Волку легче скрыться в стаде средь овец,

Спрячется ворьё в лавке торгашей,

Пышным париком прикрывают вшей.

Мне ли уповать на священный суд,

Когда здесь в лицо, не стесняясь, лгут.

Женщины мужьям и наоборот,

Бегают тайком от родных ворот.

Я любви своей вовсе не стыжусь.

И с улыбкой светлой во постель ложусь.

Пусть крутил ты лихо свой чернявый ус,

Как дошло до дела, оказался – трус.

В городе чванливых каждый здесь ханжа,

Разъедает чувства подленькая ржа,

Потирают ручки: – Вот приедет муж.

Вам бы развлечений. Местный Мулен Руж.

А блудницы носят скромности чепец,

Волку легче скрыться в стаде средь овец,

Спрячется ворьё в лавке торгашей,

Пышным париком прикрывают вшей.

Не клеймо позора – правды красной нить.

Не хочу, что было, щелоком белить,

Пусть молчу упрямо, ни к чему слова.

Женщина любила, женщина жила.

Встреча на перекрестке

Ты ходил, меня не узнавая,

Я тебя невольно, но ждала.

Мне дорога вышла полевая,

Мне слова, что за спиной крыла.

Тебе снятся городские крыши,

Шумных магистралей вечный бег,

Город нитью серебристой вышит,

В лужах быстро оседает снег.

В моем дне все росы да туманы,

И гвоздики полевой цветы,

Мои песни непонятны, странны,

По душе забытый монастырь,

Воронья крикливые помёты,

В черных ветках прозаичность дня.

Надрываясь, спрашивала: Кто ты?

Ну зачем не обошел меня.

На каком за бытом перекрестке

Ты меня нечаянно позвал?

До сих пор гуляют отголоски

Этих слов, волшебные слова.

Я люблю! Как звонко, и как странно.

До сих пор сама себе дивлюсь.

В даль неспешно мысли-караваны.

Не ждала, не думала: влюблюсь.

Чародей. Хоть сам того не знаешь,

Самый настоящий сильный маг,

Что стоишь? Чего не обнимаешь?

Звал? Пришла. К тебе пришла сама.

Не пара

Ты чья-то весна, я – холодный февраль,

Что лютой зимой на пороге.

Не надо, прошу, не читай мне мораль,

К себе я итак самый строгий.

Я знаю о том, что тебе не чета

Не масть, не фасон, и не пара,

И в жизни твоей не решу ни черта,

Но зреет же чувство, недаром.

Ты – нимфа, ты – фея, а я – Голиаф,

Да старый и страшный к тому же,

Но вот же пришло, треклятое Love,

А был бы не худшим я мужем.