В марте, к началу процесса над Electron’ом, его отец доживал свои последние дни. Рак желудка похож на американские горки – бывают и плохие, и хорошие дни. Но скоро остались только плохие дни, и они становились все хуже. В последний день марта врачи сказали, что времени больше нет, что ему надо немедленно ложиться в больницу. Он наотрез отказался ехать, оспаривая их советы, подвергая сомнению их авторитет. Врачи поторапливали его. Он протестовал. Но все же они настояли.

Electron и его сестра провели с отцом весь этот день и следующий тоже. У отца были и другие посетители, желавшие подбодрить его. Например, его брат, который горячо настаивал на том, чтобы отец Electron’a перед смертью принял Иисуса Христа как спасителя. Иначе он сгорит в аду. Electron смотрел на дядю, не веря своим ушам. Он кипел оттого, что отец вынужден мириться с подобной чепухой на смертном одре. Тем не менее, Electron решил не проявлять своих чувств. Стараясь держаться в стороне от случайных взглядов, он обрел мир у постели отца.

Но, возможно, страстные слова брата оказали благотворное воздействие, потому что отец Electron’a завел речь о приготовлениях к похоронам и вдруг странным образом оговорился. Он сказал «свадьба» вместо «похороны» и сразу же замолчал, осознав свою ошибку. Взглянув на сложное плетение обручального кольца, которое он продолжал носить после смерти жены, отец Electron’a улыбнулся, превозмогая боль, и сказал: «Думаю, в каком-то смысле это будет похоже на свадьбу».

Electron с сестрой приходили в больницу к отцу ежедневно еще четыре дня.

На пятый день в шесть часов утра в их доме зазвонил телефон. Это была та женщина, друг семьи, которую отец попросил присматривать за ними. Их отец был очень слаб, он находился на пороге смерти.

Когда Electron с сестрой приехали в больницу, они обо всем догадались по лицу медсестры. Слишком поздно. Отец умер десять минут назад. Electron не выдержал и зарыдал. Он обнял сестру – на какое-то время она стала похожа на человека. Отвозя их домой, добрая знакомая остановилась и купила им автоответчик.

– Вам это понадобится, когда все подряд начнут названивать вам, – сказала она. – Какое-то время вы не захотите ни с кем разговаривать.

В 1990 году, через несколько месяцев после ареста, Electron начал постоянно курить марихуану. Сначала это было рядовым развлечением, как и для многих студентов университета. Забегали друзья, у них случайно оказывалось с собой несколько косяков, все курили и отправлялись в город на поиски ночных приключений. Пока Electron серьезно занимался хакингом, он никогда не курил. Было слишком важно сохранять ясную голову. Кроме того, кайф от хакерских вылазок был в сто раз сильнее, чем любой наркотик.

Когда Phoenix появился на первой странице The New York Times, Electron завязал с хакингом. Даже если бы он и хотел вернуться к нему, у него не было возможности после того, как полицейские конфисковали его единственный компьютер. Electron поймал себя на том, что он всячески старается отвлечься от ухудшающегося состояния отца и пустоты, которая образовалась в его жизни после прекращения хакинга. Бухгалтерский курс в этом никак не мог помочь. Учеба всегда была довольно бессмысленным занятием, а сейчас тем более.

Курение травы и ночные прогулки заполнили пустоту. Заполнили с лихвой. Он говорил себе, что, помимо всего прочего, гораздо меньше шансов, что его поймают за курением травы в доме друзей, чем за хакингом в его собственной комнате. Привычка постепенно перерастала в потребность. Вскоре он стал курить и дома. Новые друзья начали заходить постоянно, и наркотики всегда были у них при себе – уже не случайно и совсем не для забавы.

У Electron’a с сестрой остался родительский дом и достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться. Electron тратил свою долю на новое хобби. Пара новых друзей Electron’a задержались у него на несколько месяцев. Его сестре очень не нравилось, что они торгуют наркотиками прямо в доме. Electron не обращал никакого внимания на то, что творилось в доме. Он просто сидел у себя в комнате, слушал музыку, курил траву, глотал таблетки и тупо смотрел на стены.

Наушники блокировали все, что происходило в доме, а главное – то, что происходило в его голове. Billy Bragg, Faith No More, Cosmic Psychos, Celibate Rifles, Jane’s Addiction, The Sex Pistols, The Ramones. Музыка дала Electron’y ориентир, воображаемую световую точку на лбу, где он мог сфокусировать свое внимание. Отгоняя все более странные мысли, копошащиеся в его голове.

Его отец жив. Он был уверен в этом. Он знал это, как знал, что завтра взойдет солнце. Но ведь он видел своего отца мертвым в больничной койке. Это не имело никакого смысла.

Он снова затянулся, медленно подошел к кровати, улегся, осторожно надел наушники и постарался сконцентрироваться на том, что говорили в его голове Red Hot Chili Peppers. Когда этого было недостаточно, он пробирался в гостиную к своим новым друзьям – друзьям с волшебными таблетками. И снова восемь часов без всяких волнений и странных мыслей.

Вскоре люди тоже стали вести себя странно. Они говорили Electron’y разные вещи, но он с трудом их понимал. Его сестра, например, достала картонку с молоком из холодильника и, понюхав ее, сказала: «Молоко прокисло». Но Electron не был уверен в том, что именно она имела в виду. Он настороженно смотрел на нее. Может быть, она хотела сказать ему что-то другое, про пауков. Надоить из пауков яду.

Когда его посещали подобные мысли, они беспокоили его, надоедливые и прилипчивые, как неприятный запах. Поэтому он медленно возвращался назад, в безопасность своей комнаты, и слушал песни Henry Rollins.

После нескольких месяцев такого туманного состояния полного забвения однажды утром Electron очнулся и обнаружил в своей комнате Группу кризисной оценки – мобильную психиатрическую бригаду. Они задали ему кучу вопросов, а затем попытались скормить ему маленькие голубые таблетки. Electron не хотел принимать их. А вдруг это плацебо? Он был уверен, что это так. Или это что-нибудь ужасное?

В конце концов врачи скорой убедили Electron’a принять таблетку стелазина. Как только они уехали, с Electron’ом начало твориться что-то ужасное. Его глаза бесконтрольно закатились. Его голова склонилась влево, а рот открылся очень широко. Как Electron ни старался, ему не удалось ни закрыть рот, ни выпрямить голову. Он посмотрел на себя в зеркало, и его охватила паника. Он выглядел как персонаж фильма ужасов.

Его новые соседи по дому отреагировали на такое странное поведение очень своеобразно – они попытались провести с Electron’ом сеанс психоанализа. Само собой, это принесло больше вреда, чем пользы. Они говорили о нем, словно он вообще отсутствовал. Electron чувствовал себя призраком и, взволнованный и встревоженный, сказал своим приятелям, что собирается покончить с собой. Кто-то из них снова вызвал психиатрическую бригаду. На этот раз они не хотели уезжать, пока Electron не сможет им гарантировать, что не будет пытаться совершить самоубийство.

Electron не мог этого сделать. Тогда они забрали его.

В стенах закрытой психиатрической палаты больницы Пленти (сейчас она называется NEMPS), Electron’y казалось, что, хотя он и сошел с ума, на самом деле находится вовсе не в палате психушки. Это место просто было похоже на нее. Его отец позаботился об этом.

Electron не верил ни одному слову из того, что ему здесь говорили. Все вранье. Они говорили одно, но имели в виду совсем другое.

И он мог это доказать. Electron прочел на стене список пациентов и обнаружил там одного по фамилии Танас. У этого имени было двойное значение. Это была анаграмма слова «Санта».

Но Санта-Клаус – миф, поэтому фамилия Танас в больничном списке стала доказательством того, что он не должен верить никому и ничему.

Чаще всего Electron съедал свой обед молча, стараясь не обращать внимания на пациентов, добровольно или принудительно оказавшихся в этой столовой. Однажды за обедом за стол Electron’a подсел незнакомец и начал с ним разговор. Electron’у было невероятно мучительно разговаривать с другими людьми, и он очень хотел, чтобы незнакомец ушел.