Лин лежала на старом небольшом диванчике в своей крохотной комнатке, слушая шум осеннего дождя. Из небольшого квадратного окна лился тусклый дневной свет, а по мутному стеклу барабанили дождевые капли. Осень взялась за свои права в этом году стремительно: не успел закончиться летний период, как в первый же день осеннего занялась мощная гроза, и уже неделю не прекращался противный дождь с пронизывающим ветром. Лутовчане не успели убрать с полей поздние овощи. Кто-то пытался собирать тыкву, но утопал по колено в грязи, плевался и бросал это занятие. Лин было всего пятнадцать, но за свою жизнь она повидала столько горя, что выглядела на все двадцать пять, а её каштановые волосы уже пробивались сединой. В комнатке было одно крохотное зеркальце, в которое она каждое утро высматривала «предателей» – седые волосы – и дёргала их.

Она запустила руку под подушку и достала небольшой портрет в рамке: на неё с любовью смотрели мать и отец, весёлые и молодые, такие живые! Бережно провела пальцем по деревянной резьбе и предалась воспоминаниям: вот мать готовит завтрак в их большом трехэтажном доме, а отец вышел кормить лошадей. Ему днём ехать на ярмарку в Лут, продавать фрукты – лето выдалось замечательным, и излишков много. А Лин всего восемь, она ходит с куклами в обнимку и думает об окружающем мире хорошо, любит всех вокруг!

Потекли слёзы. С тех времён остались одни воспоминания и трехэтажный дом, который, однако, давно Лин не принадлежал.

Вдруг во входную дверь постучали. Она прислушалась к звукам снаружи. Кого это ещё принесло в такую погоду? По лестнице спускался её второй отец – Вилькун. Она терпеть не могла этого человека, даже несмотря на то, что он был родным братом её любимого отца. Но отца больше нет, и матери нет. И теперь ей приходится жизнь с чужими людьми, называть их своими родителями, в реальности пребывая в статусе дешёвой прислуги, а не дочери.

Входная дверь открылась, послышались голоса, кто-то шумно вошёл.

– Лин, быстро сюда! – услышала она голос Вилькуна.

Надев тапочки и выскочив из комнаты, она пробежала кухню и вышла в парадную: у двери стоял усатый представитель королевского ополчения, с которого ручьями стекала на пол вода, а большие сапоги его были до самых своих бортиков в грязи.

– Возьми тряпку и вытри господину обувь, а плащ развесь у камина, и вытри тут полы, да побыстрее! – скомандовал Вилькун, который и сам выстроился по струнке перед господином из королевского ополчения.

– Не желаете чаю, а может молока с мёдом, или яблочного сидра? – мило и заискивающе спросила у гостя её вторая мать – Варисса. Её Лин любила не больше, чем Вилькуна. Но та хотя бы не била.

Лин уже бежала назад с тряпкой и ведром. Упав перед гостем на колени, она принялась отмывать с его сапог грязь. Тот на неё посмотрел сверху вниз и даже не удостоил и словом.

– Яблочным сидром я бы с удовольствием угостился, госпожа, – вальяжно поведал он, проведя пальцем по длинным усам. – От такого никогда не отказываюсь, даже будучи на службе!

Лин уже закончила с обувью и постелила перед гостем выжатую тряпку. Тот встал на неё и вытер подошвы сапог.

– Шевелись уже, – прикрикнул Вилькун, – возьми плащ у господина!

Лин схватила плащ, слегка встряхнула и понесла в служебную комнату. Там развесила перед камином на специальную сушилку. В служебной комнате спали конюх и кухарка под одним одеялом. Она постаралась не смотреть на них, слегка покраснев. Когда же вернулась в парадную с ведром чистой воды, дорогой гость, оказывается, уже прошёл в гостиную.

Лин протёрла от следов пол, проверила чистоту, проведя пальцем по поверхности и пристально на него посмотрев – вторая мать поднимет её на смех, если на полу останутся хотя бы какие-то разводы. Грязную воду из ведра выплеснула на улицу, прополоскав тряпку, развесила ту сушиться. Наконец, покончив с «грязным» делом, она тихонько подкралась к дверям гостиной, села, свернувшись калачиком, и прислушалась к голосам.

– Какой вкусный сидр, давно такого не пил! – раздалось из-за двери.

– Муж сам его делает, – ответила довольно Варисса. – Так, что Вы говорите, королевский указ такой? Очень странный указ, уж простите мою подозрительность, всё-таки я её мать, хоть и не родная, но забочусь о ней как о своей единственной дочери!

Лин вся сжалась – речь велась именно о ней!

– Да, всех, оставшихся без родных родителей, собрать во дворце и срочно принять на королевскую службу в связи с непредвиденными обстоятельствами.

– А что, простите, за непредвиденные обстоятельства? Это как-то связано с тем драконом, которого… – начал было Вилькун.

– Именно с ним, – оборвал представитель ополчения. – Именно с ним, чёрт бы его побрал, этого дракона!

В Луте иногда видели драконов, залетающих так далеко от гор, где они, собственно, и живут, но это было весьма редко. А уж ловить их – было совсем немыслимое событие. Драконы, как известно, предпочитали скорее убивать себя, чем быть пойманными и содержаться в позорном плену. А на прошлой неделе по всему городу прошёл слух, что якобы королевские войска каким-то образом поймали раненого дракона, и ночью перевезли того на сорока волах в подземелье замка.

– По ходатайству королевского мага – Его Святейшества господина Морре, был вызван специалист по драконам из города Приволье Предгорного района Королевства. Когда же он прибыл на днях и осмотрел существо, то приказал срочно собрать всех сирот во дворце и назначить их на службу, – продолжал разъяснения важный деловитый голос. – Как оказалось, драконы этого вида не едят детей и не сжигают своим пламенем, поэтому только их и можно запускать к существу в клетку. А дел в клетке много, скажу я Вам! Его Святейшество изучает дракона для науки и боевого применения, что пойдет нам всем, безусловно, на пользу. Посему, – зашуршала бумага, – сами понимаете всю ситуацию.

Наступила тишина. Видимо, читали указ.

– Хм, как-то я даже не знаю, уважаемый, – фальшиво прозвучал голос Вилькуна, а Лин аж дёрнулась. – Ведь мы так любим свою дочурку, и отправлять её на службу в такое опасное место, где её может съесть дракон?…

– Я Вас пре-крас-но понимаю! – отчеканил голос ополченца. – Дело очень опасное, поэтому Король распорядился всю заработанную за службу плату в пересчёте на год вперёд выплатить опекунам сразу, в случае чего, чтобы вы понимали, вы не остались совсем ни с чем… ну вы меня понимаете, – звякнул мешочек с монетами. Лин в ужасе прилипла ухом к двери.

Мешочек – по звуку довольно внушительный – перекочевал в руки Вилькуну.

– Ну что, мы подписываем рабочий контракт со следующей недели? – спросил застенчиво голос.

– Подписываем, разумеется, подписываем, сейчас же! – Варисса. – Лин у меня девочка очень сильная, смышлёная, она справится с любой задачей, даже с самой сложной, какую ей ни поручи! Даже с драконом справится! Тем более, такое благородное для Королевства дело!

Тут уж Лин не выдержала, оторвалась от двери, тихонько на цыпочках отошла подальше, а затем пробежала через кухню и закрылась в комнатке, хлопнув дверью. Её всю трясло от ужаса: продали во дворец, в котором итак творилось чёрти что, судя по сплетням – там вечно пропадали люди, дети… так ещё и этот дракон! Вдруг он ударит её своим хвостом и размажет по стенке? Если бы отец был жив, он бы никогда не допустил такого! Никогда!

Накрывшись с головой одеялом, она попыталась уснуть.

Если нет родителей – ты не нужен никому. Страшная правда этой жизни.

Во сне ей снова и снова снился тот жуткий день, когда родители вместе уехали на ярмарку и больше не вернулись. А она осталась дома с прислугой, было ей десять. Вот она ждёт и ждёт, уже вечер, потом ночь. Известий нет. Все вокруг бегают, куда-то ездят на лошадях, суматоха, поиски. На следующий день королевский страж в дверях сообщает – на родителей напала банда разбойников. Нашли тела. Похороны, одиночество… Брат отца и его жена заселяются в дом, и у Лин начинается тяжёлая взрослая жизнь. Побои, оскорбления, изнуряющий труд, унижения. Первые седые волосы. Синяки и ушибы, страх. И так уже целых пять лет.