Потом была Кэролайн, хладнокровная и безжалостная в своих амбициях, она разбила его юное сердце. По крайней мере, к тому времени, как Серена Андервуд вошла в его жизнь, он разбирался в женских махинациях. Он решил, что лучше вызвать скандал и публичное презрение, чем становиться для нее козлом отпущения. К тому времени он был уже закоренелым реалистом, дважды вынужденный драться на дуэли с мужьями дам, которые уверяли его в равнодушии своих мужей. В конечном счете все женщины в его жизни так или иначе использовали его, чтобы добиться своей цели. Даже эта девчонка Эмили Теркилл использовала, уговорив отвезти ее на виллу в Туикнем с одной только целью – отомстить матери и тетке за то, что они на публике поставили ее в неудобное положение.
Повернув на Парк-плейс, Рочдейл направил свою юркую коляску между лениво ползущими экипажами к Роттен-роу. Светские дамы, одетые по последней моде, готовились показать себя на ежедневном ритуале сбора в Гайд-парке. Некоторые женщины ловили взгляд Рочдейла, сигнализируя о своем интересе. Другие отворачивались.
Лицемерки, все они. Он давно усвоил, что обращаться с женщинами можно только на своих условиях, не на их. И его условия обычно были чувственными. Он получал наслаждение от многих и многих женщин. Если они хотели использовать его для своего собственного наслаждения – пожалуйста, но до тех пор, пока он получает равноценное удовольствие взамен. Он не позволит собой манипулировать. Он не отдаст контроль над ситуацией женщине. Никогда.
Он соблазнит Грейс и даст ей немного удовольствия в обмен на Альбиона. Это меньшее, что он мог для нее сделать, и, Бог свидетель, она нуждается в этом. Конечно, он тоже получит от нее удовольствие, и Рочдейл предвкушал, что это будет что-то необычное. Она была такой чертовски соблазнительной со своей золотой красотой и невинной страстью.
И снова Рочдейл засомневался относительно своих мотивов. Он вспомнил ее улыбку при прощании в Марлоу-Хаусе, задумчивую и тоскующую, и ее неохотное признание, что он ей нравится. Не ошибается ли он в этой женщине? Может ли она быть исключением из правила? Но она же взяла его деньги, значит, действительно не лучше всех остальных.
Или лучше?
В его постели перебывало бесчисленное множество женщин. Он знал, чего они хотят. Соблазнение Грейс казалось теперь легким. Она была невинна, наивна, она созрела для соблазнения. Но она каким-то образом проникла в Рочдейла, в его разум. Рочдейл не мог объяснить этого, но к тому времени, когда коляска подъехала к конюшне на Керзон-стрит, он осознал, что Грейс действительно другая, что она не заслуживает быть всего лишь еще одним именем в списке его побед.
Черт, черт, черт!
Если он не будет осторожен, Грейс Марлоу станет его погибелью.
Их отношения определенно изменились. Было даже ощущение, будто они поменялись ролями. Рочдейл стал более внимательным и осторожным, в то время как Грейс больше не беспокоилась о том, чтобы скрывать их дружбу.
Потому что именно это выросло между ними: дружба. Он все еще мог заставить ее сердце забиться от одного взгляда его понимающих глаз. Но теперь между ними было нечто большее. Они разговаривали. Они обменивались идеями и мнениями. Им было хорошо вместе, и Грейс позволяла себе наслаждаться его обществом без чувства вины или стыда.
Ее стали раздражать те, кто презирал Рочдейла, но не знал его так, как знала она. Были моменты, когда ей хотелось броситься на его защиту, но она знала, что он не поблагодарит ее за это. По известным только ему причинам Рочдейл наслаждался своей репутацией негодяя. Не ее забота восстанавливать его репутацию, так что пусть все остается как есть. Ее собственная репутация может пострадать, о чем при каждой возможности напоминала Маргарет, но только в глазах людей, чье мнение Грейс больше не ценила. Потому что если они не видят дальше сенсационных сплетен о скандалах и распутстве, большинство которых, без сомнения, были правдой, и не находят под ними хорошего человека, тогда ее больше не интересует, что они думают.
Давайте выпьем за освобождение Грейс Марлоу. Пусть она всегда будет самостоятельной женщиной, не связывающей себя чьими-то ожиданиями, живой это человек или мертвый.
Благослови Господь ее подруг за то, что помогли ей этим тостом достичь цели. Грейс ощущала какую-то волнующую свободу в том, чтобы не заботиться о мнении других. Однако она все еще думала о епископе и о том, что он сердится, если смотрит на нее с небес. Ей нравилось думать, что он поаплодировал бы ей за настороженное лицемерие, которое наверняка было полезным. Но он приучил ее быть бдительной к тому людскому мнению и не забывать о его высоком положении и о том, что любой ее неблаговидный поступок запятнает его.
Говоря по правде, он мог бы подумать, что ее собственная репутация важнее репутации такого человека, как Рочдейл. Но в эти последние несколько недель Грейс стала понимать, что они оба – и она сама, и Рочдейл – были созданы, чтобы достичь желаемого результата. Они были как актеры на сцене. Она играла роль вдовы епископа, а он играл роль пресловутого развратника. Однако под этими масками они были гораздо более сложными персонажами.
– Это всего лишь ярлыки, – сказал ей как-то Рочдейл, – которые позволяют обществу расставить нас в каталоге по определенным категориям. Но все мы не так просты, мы не только черные или белые. Не позволяйте ожиданиям общества определять вас, Грейс.
Казалось, где бы они ни встречались, он заканчивал тем, что говорил ей что-нибудь философское. Она начала думать, что он пытается уничтожить данные епископом установки, вкладывая новые, более либеральные литании в ее голову.
И это получалось.
Он сел рядом с ней на диван в элегантной гостиной Вильгельмины. Герцогиня пригласила друзей на обед и неформальный музыкальный вечер. Поскольку все гости были теми, кто принимает Вильгельмину без осуждения и многие были друзьями покойного герцога, Грейс не заботилась, что в такой непредвзятой компании будут язвить или критиковать ее дружбу с Рочдейлом. Она чувствовала себя совершенно свободно рядом с ним, они ждали следующего выступления, дуэта арфистки и пианиста. Как это часто случалось в последнее время, завязалась непринужденная беседа. Грейс и Рочдейл говорили о новой выставке в Британском институте, о ретроспективе покойного сэра Джошуа Рейнолдса, которая была большей частью организована Адамом Кэйзеновом, одним из управляющих институтом. Адам и Марианна тоже принимали участие в разговоре, пока их не позвала Вильгельмина, чтобы поговорить с одним из гостей, который считал себя знатоком искусства.