Грейс изумленно открыла рот. Откуда он это знает?

– Живите своей собственной жизнью, – продолжал он. – Оставьте свой след в мире. Вы ведь можете сделать все, что угодно. – Он раскинул руки и сказал: – Посмотрите, что вы сделали здесь, сами, без епископа. Представьте, что еще вы сможете сделать, если только позволите себе быть самой собой.

– Но вы ведь говорите не о благотворительности, правда? Вы целуете меня не в знак благодарности за хорошую работу.

– Нет, конечно, нет. – Он улыбнулся. – Если только я не объект этой хорошей работы. Хотя предупреждаю, я не собираюсь меняться, так что не думайте, что можете что-то изменить во мне. Нет, я целую вас потому, что меня глубоко влечет к вам. Вы знаете это. Я говорил вам об этом. Но это больше, чем физическое влечение. Вы мне нравитесь, Грейс. Мне нравится женщина, которую я вижу под официальной маской. Страстная женщина под маской холодного спокойствия. Мне нравится в вас все.

Ее щеки пылали от его слов.

– Я… вы мне тоже нравитесь, милорд. – И, Боже помоги ей, это была правда.

– Джон. Меня зовут Джон. Я взял на себя смелость называть вас по имени. Вы должны тоже звать меня по имени. Друзья не должны формально обращаться друг к другу.

Друзья? Они друзья?

– Джон.

Он взял ее руку и запечатлел на ней рыцарский, почти официальный поцелуй, совсем не соблазнительный, не кокетливый, а такой, будто действительно почитает ее и искренне восхищается. Когда Рочдейл поднял голову и улыбнулся, Грейс увидела в его глазах еще что-то, кроме знакомого озорного блеска. Что-то более личное. Более нежное. «Как поразительно», – подумала она и улыбнулась в ответ. Он поклонился ей, потом повернулся и вышел в парадную дверь.

В это мгновение, стоя в фойе и сжимая руку, которую он целовал, Грейс почувствовала, что между ними будто выковалась какая-то новая связь. Грейс не знала точно, что это такое и как это назвать – можно ли это назвать дружбой, когда в них обоих горит желание? – но знала, что больше не будет беспокоиться о его страсти к игре, о его скандальном прошлом и о других его женщинах. Все это не имело значения. Вместо этого она думала о маленьком мальчике, гордящемся своим подбитым глазом, чья жизнь навсегда изменилась из-за доброты Рочдейла. Обо всем, что он делал для Джейн и ее семьи. О невероятной щедрости, которую он проявил к Марлоу-Хаусу.

Это просто мужчина, который ей нравится, мужчина, к которому она испытывает мощное влечение. И, Бог свидетель, Грейс было все равно, что подумают об этом другие.