— Нет.

— Это женитьба сделала тебя слабее. Ты знаешь, что это так. Женитьба иссушает человека, — он ухмыльнулся, дабы показать, чтобы к его словам относились не слишком серьезно, даже хотя он говорил с явным осуждением. — Я сожалею о Джейн, правда. Но здесь не ее битва, здесь — ты.

— Да, — Шарп почувствовал стыд. Он хотел рассказать Фредриксону о суеверии, не покидавшем его все время, пока они ходили в засаду, и как Киллик непроизвольно обнаружил его слабость перед суевериями, но ничего не сказал. — Извини.

— Ты должен хорошо драться, — весело сказал Фредриксон. Ничто так не поднимает дух, как хорошая драка. А через две недели, друг мой, мы откупорим бутылочку, и оба будем удивляться, что этот разговор вообще был.

— Да, — Шарп ожидал увидеть хоть немного сострадания, но не увидел. — Они приходили на переговоры.

— Да, я слышал.

— Объяснили, что передали Бэмпфилду, будто бы мы захвачены в плен. Поэтому корабли свалили.

— Умно, — Фредриксон выдохнул клуб дыма.

Все из-за де Макерра, думал Шарп. Может быть Хоган знал, что де Макерр предатель, но больше никто об этом не догадывался. Но теперь знал и Шарп, он дал себе клятву, что если выживет после грядущей осады, то отыщет француза. Затем в стороне раздался разрыв гаубичного снаряда, и двое мужчин повернулись в сторону взрыва, хотя осколки снаряда свистнули весьма близко от них.

Гаубица была всего лишь короткоствольной пушкой, способной стрелять разрывными снарядами, а не ядрами. Потеря точности компенсировалась большим размером взрыва.

В сражении с их помощью можно было кидать снаряды через голову своих войск. А также, в отличие от длинноствольных пушек, гаубицы могли стрелять с большими углами возвышения.

Впрочем, генерал Кальве и не собирался стрелять по пологой траектории. Он использовал гаубицы как мортиры, для почти отвесной стрельбы, чтобы снаряды падали прямо на стены форта и во внутренний двор.

Поэтому стволы, весящие по восемьсот восемьдесят фунтов, с трудом сняли с лафетов и водрузили на специально сделанные из досок люльки. Доски выломали из домов в деревне, вырезали в них пилами выемки для гаубичных цапф и заклинили их прочными камнями. Теперь, поднятые в небо стволы могли класть снаряды точно за стены форта. По крайней мере, теоретически.

Кроме того, что от каждого выстрела доски крошились, и вся конструкция ослаблялась, были еще две проблемы. Во-первых, канонир должен точно отмерить количество пороха, которое должно послать снаряд точно в форт. На четверть унции больше, и снаряд даст перелет. Во-вторых, следует оценить время полета снаряда и выбрать подходящую длину запала. Это было наука, приходящая с опытом, и первые выстрелы говорили о мастерстве французского полковника-артиллериста.

Он приказал использовать пять унций пороха, много меньше, чем потребовалось бы мортире для такой дистанции, и отобрал средний запал. Первая пушка, дав пристрелочный выстрел, расплющила камень, но полковник смотрел на крошечный след, остающийся от горящего запала, увидел, как заряд полетел к форту, затем начал снижаться, все быстрее и быстрее, и, наконец, взорвался, упав в самом центре форта.

Снаряд состоял из чугунного шара, наполненного порохом. Когда горящий запал доходил до пороха, снаряд взрывался, и куски чугунного шара разлетались в стороны, неся смерть на двадцать метров вокруг. Снаряды падали почти вертикально.

— Всем спрятаться, — прокричал Шарп.

Два человека упали, один закричал, хватаясь за живот, остальные замерли.

Второй снаряд ударился в стены, подскочил, и скатился за стены. Шарп подождал взрыва.

Третий снаряд пробил крышу в помещениях гарнизона и взорвался на верхнем этаже. Лейтенант Фитч, выскочил из двери как кролик, спасающийся от хорька, закричал, чтобы принесли воды.

Четвертый снаряд упал в сгоревшие руины бараков и взрывом поднял в воздух кучу сажи и пепла.

— Один не разорвался, сэр! — стрелок указал на второй снаряд, который остался лежать на стене. Из тростниковой трубки, державшей запал, дыма не было видно, но Шарп уже видел как такие штуки иногда взрываются совершенно необъяснимым способом.

— Держитесь от нее подальше!

Последовала пауза, во время которой, как понимал Шарп, пушки заново наводили на цель и засыпали в черный порох в пробаненные стволы. Шарп злился на себя. Почему-то он не предвидел мортирного обстрела и от этого просто был ошеломлен.

— Я думаю, — сказал Фредриксон, что нам надо немного потерпеть.

— Думаю, что да. — Однако пороховая лаборатория была под угрозой, равно как и хирургический кабинет, и Шарп приказал лейтенанту Минверу укрыться подальше в каменных в коридорах форта.

Шесть человек бегали с ведрами воды к колодцу и передавали воду внутрь помещений, где остальные заливали огонь. Двое морских пехотинцев выносили раненых в операционную, а стрелки оттаскивали мертвых к дальнему концу внутреннего двора. Шарп с одобрением отметил, что с погибших сняли все боеприпасы.

Раздалось еще два пушечных выстрела, на этот раз звук был другой и Шарп, резко повернувшись, увидел, что два вражеских двенадцатифунтовых орудия, наполеоновские "прекрасные дочери", успешно установлены в разрушенной мельнице. Они стреляли крупной картечью, скорее всего, чтобы согнать защитников форта со стены и тяжелые металлические шары ударялись о камни и рассыпались на осколки, свистевшие над головами. — Стрелки! Приглядывайте за этими хреновинами! — Пушкари, стоя в пятистах ярдах к юго-востоку, могли не опасаться и показывались в окнах мельницы, хотя дым от их пушек надежно прикрывал их от прицеливания. Затем раздался оглушительный грохот, когда залпом выстрелили шесть остальных двенадцатифунтовок, укрытых частично в мельнице, а частично спрятанные за каменной оградой, пролегавшей вдоль ручья.

Просвистел гаубичный снаряд, разорвавшись в пяти ярдах над каменной кладкой внутреннего двора, и осколки снесли череп одному из людей, спрятавшегося за очагом. Отливка пуль прервалась, а расплавленный свинец, выплеснувшийся от взрыва, медленно потек по лицу мертвеца.

Другой снаряд упал на восточную стену и взрывом скинул одного стрелка на внутренний двор. Следующий снаряд упал с перелетом в ров за северной стеной, а последний снаряд залпа, видимо, оказался с сырым запалом, и не взорвался, а дымил и вертелся. Патрик Харпер, появившись из пороховой лаборатории наступил на снаряд ногой, и, поплевав на пальцы, затушил запал и вырвал его из снаряда.

— Доброе утро, сэр!

— Доброе утро полковой сержант-майор. Ночью ты неплохо поработал.

Харпер прислушался к звукам.

— Что-то ублюдки не кажутся слишком обескураженными, сэр.

В башенках форта Шарп оставил лишь дюжину человек, в основном стрелков, а остальные укрылись глубоко в коридорах форта. Жилые помещения сгорели.

Шарп остался на стенах, как и капитан Палмер, а вот Фредриксону приказали укрыться внизу, что он и сделал, хоть и неохотно. Тяжелые ядра стукались о камни, рикошетом отлетали от гласиса и дырявили самодельный английский флаг. Однажды французский канонир показался рядом с мельницей, выпалили четыре винтовки, но француз, показав неприличный жест, снова спрятался.

Обстрел продолжался. Снаряды падали с ужасающей частотой, теперь не залпами: каждая пушка стреляла с такой скоростью, как ее заряжали и наводили. Иногда падали сразу два или три снаряда, иногда по полминуты выстрелов не было вообще, но Шарпу казалось, что все утро он слышит бесконечный грохот. Снова и снова раздавались взрывы, сотрясая землю, выбрасывая клубы дыма. Снова загорелись уничтоженные бараки, на них перешел огонь из других помещений форта. Шесть человек под началом Минвера помогли перетащить хирургический кабинет в кладовую, а еще шесть, ведомые Харпером, спасали пороховую лабораторию с бесценным запасом пороха и снаряженными патронными зарядами.

Молодой морской пехотинец, согнувшись рядом с Шарпом под сомнительной защитой юго-восточной башенки, вздрагивал при каждом при каждом разрыве.