Я ещё раз улыбнулся, а музыканты стали переговариваться о том, что им придётся жить не в гостинице, а в каком-то доме в комнатах по двое.

— Конечно же, для Людмилы будет выделена отдельная спальная комната.

Мне Людмила Барыкина была не нужна. Откровенно говоря, я, когда мне дали списки музыкантов ансамбля, подумал, что она — жена Александра Барыкина, а оказалось, что даже не однофамилица, потому что у Барыкина настоящая фамилия была Бырыкин. И Слободкин изменил её волюнтаристским образом, что, опять же, характеризовало его, как деспота.

Но я не переживал. По контракту с составом группы я определялся в течение первой недели. Оттого я пригласил нескольких гитаристов и клавишников. Я бы и Слободкина не брал, так как знал его скверный характер. Но, если не взять его, значит он бы не отпустил других. А так… Пусть погуляют по Парижу недельку. Не жалко. Фонд пополнялся за счёт компании «Rainbow» ежемесячно примерно тысяч на пятьдесят-сто фунтов. И это никакими наследниками было не изменить.

Настроение у музыкантов несколько улучшилось, когда им были выданы суточные на неделю в размере семисот британских фунтов. И это тогда, когда джинсы «Ливайсы» стоили восемь, а костюм — пятнадцать. Ещёбольше их настроение улучшилось, когда им показали спальни второго и первого этажа и кухню со специально установленными хоолодильными шкафами, заполненными закусками и термосы с горячими блюдами.

— Кухней и столовой можно пользоваться в режиме двадцать четыре часа, однако спиртным прошу не злоупотреблять. Спиртного много, но знаю, что для русских спиртного много не бывает. Главное для нас работа и сейчас, и возможно, в дальнейшем. Считайте это тестом на стрессоустойчивость.

— Не беспокойтесь, Пьер! У нас в коллективе строгая дисциплина.

— Мне беспокоиться нечего, — улыбнулся я. — Алкоголь работать не мешает.

— Нам тоже! — расплылся в улыбке Саша Барыкин. — И сейчас, значит, — можно?

— Можно, хоть когда. Как русские говорят: «Водка в малых дозах безвредна в любых количествах».

Музыканты, выслушав переводчицу, весело заржали.

Мы неплохо посидели. Я позиционировал себя, совсем не знающим русского языка. В принципе, это я научился делать ещё живя в Британии. Встречались мне на выставках русские представители, которые пытались со мной поговорить и заключить контракты. Да-а-а… Но, как обычно бывает, после четвёртой рюмки вискаря все музыканты вдруг заговорили по-французски, или по-английски. В общем — хорошо посидели. Причём, Слободкин попытался утянуть за собой переводчицу, но та, вероятно выполняя задание начальства, клеилась ко мне, и я воспользовался случаем. Скрывать от КГБ мне было нечего, шпионок с крепким телом я не опасался и потому отдохнул телом и душой отменно. Тело согрела Ксюша, а душу — русская речь. Так что, я засыпал блаженствуя.

Моя аппаратура: микшерский пульт, примочка для гитары с шестью устройствами изменения звука, драм машина, вызвала привычную для меня реакцию музыкантов, то есть попросту — восхитила. Особенно после того, как я продемонстрировал работу драм машины, синтезатора и пульта, записав при них одну из песен, предложенных для репетиции — «Ветер перемен».

То, что получилось, музыкантов шокировало.

— Это же готовая для пластинки запись, — проговорил барабанщик.

— Да-а-а… Ровно записано, — покивал головой Слободкин — Без всплесков.

— Соляк, знатный, — кивая головой, проговорил Барыкин.

— А басуха? Откуда там басуха? — спросил Буйнов. — Фонограмма?

— Не совсем. Это так работает электронная драм машина. Она может выдавать сразу пять ритмических треков, набранных заранее. Я просто нажимаю вовремя кнопку на пульте, что на полу. Можно барабанную сбивку, запустить и она встанет в строчку. Вот, например…

Я сыграл рифы «Смог ин зе воте» и когда нажал на одну из кнопок на коробке, барабаны исполнили: «Та-да-да-да-та-да-дам!».

— А можно просто запустить бит песни, где эта сбивка присутствует заранее.

— Охренеть, — проговорил барабанщик. — Это, что можно любую партию набрать?

— В принципе, если бой однообразный и повторяющийся, то да. Если нет, то можно разложить на несколько треков и включать их по очереди.

— Ты хочешь сказать, что барабаны хранятся в этой коробке? — спросил Слободкин, тыча пальцем в пол.

— Нет. Это только кнопка. Сама машинка вот, — я показал на небольшой ящичек. — Это драм машина.

— Слышал я про такие, — покивал головой ркуководитель группы.

— В синтезаторе тоже есть функция записи и ритмов. Он тоже выведен на эту ножную педаль.

Я снова нажал кнопки. Из колонок послышался ритм барабанов и проигрыш клавиш, я вступил гитарой, за мной вторила бас-гитара. Спев и сыграв один куплет того же самого «Тумана над водой», я остановился, выключив музыку.

— Э-э— … И зачем тогда тебе мы? На сцене постоять?

Я разулыбался.

— Думаю, что с вами музыка будет более живой. Да и… Я у вас чему-нибудь поучусь, вы у меня, глядишь и будет польза для обеих сторон. Для меня, для вас, для Франции, для России. Мир, дружба, жевачка, — сказал я по-русски.

Раздав партитуры всего предполагаемого и согласованного в Москонцерте репертуара, я оставил бобины с записью композиций и оставил музыкантов в покое на пару дней. Сам занялся заказом сценических костюмов, атрибутики, светового и звукового оборудования. Кое что делалось по моим чертежам и схемам, что-то закупалось готовое.

На третий день я ознакомил музыкантов с репетиционным планом и мы приступили к работе, начав с более сложных ритмически. Всего в нашем репертуаре значилось двенадцать песен. Все они были написаны зарубежными авторами про Советский Союз и исполнялись в разные временные периоды: какие-то во время холодной войны, какие-то во времена перестройки. Ни одна песня не была антисоветской, даже пресловутая «Moskou» группы «Чингис Хан» или «Распутин» группы «Бони-М». Да что там, песня из сериала про Джеймса Бонда «Из России с любовью» и та имела вполне приличный текст.

Мы с полковником специально подобрали английские песни об СССР, чтобы они «разлетелись» по миру в преддверии Московской Олимпиады и возбудили к ней интерес. Главное, что идея была поддержана не только руководством КГБ, а именно самим Юрием Владимировичем Андроповым, но и идеологическим отделом ЦК КПСС, которому сообщили о французском музыканте с коммунистическими взглядами, лояльно относящемся к Советскому Союзу. То есть, решение о моём участии в «раскрутке» СССР было согласоваванно на самом «верху».

Павла Слободкина моя музыка не вдохновила ожидаемо. Это было видно по его лицу. Было видно, что он, зная условия контракта, намеревается покинуть меня и, судя по всему, склоняет к этому самых нужных ему членов коллектива. Всех он забрать не мог по условиям контракта. Это только если мне никто не придутся по «душе» и я сам от них откажусь, то пришлют других.

Но я уже знал, кого оставлю, если они согласятся сами, и стал работать с выбранными мной кандидатами индивидуально, похваливая и обходя вниманием их ошибки. Как не странно, одной из выбранных мной оказалась Людмила Барыкина. Во-первых, она старалась, во-вторых, — она была чем-то похожа на афро-американку. По крайней мере — причёской, а-ля «чёрный одуванчик». Мне, почему-то, сразу захотелось ей отдать «Имеджин» Евы Касиди. Сразу чувствовалось, что певица склонна к блюзовому стилю исполнения. На финал концерта «Имеджин» подойдёт однозначно. Хотел её исполнить сам, но пусть эту жизнеутверждающую песню исполнит советская певица. Почему нет?

Однозначно оставался барабанщик Виталик Валитов. Он сразу мне понравился своим повышенным старанием. Если бы не старался, значит оставаться не хотел, я так мыслил. Поэтому на четвёртый вечер на ужине я придержал его за руку, когда он проходил мимо меня с бокалом какого-то коктейля и показал глазами «на выход». Выйдя из столовой, мы прошли в комнату для звукозаписи, где мы всегда репетировали. Закрыв за собой плотно дверь, я обернулся к Виталику и спросил: