Мама звонила. Ей по-прежнему страшно.

Она рассказывала о своих кошках. О работе. О родственниках. Спросила, как учеба. Говорила слишком много для того, чтобы хоть что-то услышать. Слушать она и не хочет.

В последний раз они виделись год назад. Или полтора. Маме повезло, что Ева попала в общежитие – так в течение учебного года можно не видеться, их жизни не пересекаются и идут параллельно, нога в ногу: мама работает, а Ева учится. Так и должно быть. Это нормально.

Она регулярно отправляет деньги. Следит за успеваемостью онлайн. Покупает путевки на лето или каникулы. Она хорошая мать.

Здорово, что она обновляет фотографии в мессенджере. Так Ева даже видится с мамой. Не забывает, как та выглядит.

Конечно, фотографии передают не все. Нет изъянов кожи. Крошечных прыщиков у крыльев носа. Морщин вокруг глаз. Одинокого волоска под узкой бровью, который мама забыла выщипать. На фотографиях нет отросших под краской корней волос.

Мама поседела рано.

Она звонит каждый день. Когда спрашивает про учебу, времени на ответ немного. Ответ должен быть односложным. Да/нет. Нормально. После мама начнет говорить сама, потому что подробности знать не хочет.

Она сказала, что комнату почти отремонтировали. Ну, ту, что принадлежала Еве.

Ее старая комната. Было жаль, когда рухнули полки с фарфоровыми куклами. Все разбилось. Ева до сих пор не ставит вещи туда, откуда они могут упасть. В общежитии все разложено на полу, как в походе. Как после землетрясения. Как в лагере беженцев. Даже зубную щетку не ставит на раковину, когда почистит зубы.

У кровати всегда стоит неразобранная дорожная сумка, и кажется, что Ева готова уехать в любой момент. Как будто она каждый день собирается в путешествие.

Ева ничего не кладет на парту. Никаких книг или тетрадей. Все лежит в рюкзаке, как будто она в любой момент готова сбежать. Захватить дорожную сумку из общежития по пути и больше никогда не возвращаться.

В глубине души она всегда ждет прекрасного принца, который заберет ее.

Ева не пользуется ручками. Преподаватели думают, она ленивый подросток, разучившийся писать от руки. На самом деле Ева не хочет брать в руки что-то, чем можно пораниться. Привычка.

Мама знает расписание пар. Она знает о Еве все, хоть и не говорит с ней. Она научилась быть опекающей на расстоянии. И физическом, и эмоциональном. Она же любит Еву. Ей никогда не было все равно. Наверняка в своем офисе мама поглядывает на наручные часы – Ева видела их на фотографии – и сверяет время. Прибавляет час разницы между их городами. По утрам думает: «вот, уже проснулась». Или спрашивает себя: «не опоздает на первую пару?»

Потом: «так, сегодня у нее зачет. Начнется через пару минут». И так весь день.

Так что, когда мама позвонила, Ева собиралась поесть в свой перерыв.

– Привет, девочка моя, – прощебетала мама, и Ева достала из сумки плитку шоколада. – У меня как раз обед. И у тебя тоже, да? Вот я и решила, что мы вместе…

Ева зашуршала оберткой. Она знала, что рот ей не понадобится – мама будет говорить сама.

Мама рассказала про работу. Она работала менеджером, и Еве не нравилась эта профессия. Наверное, все из-за этих рассказов: складывалось ощущение, менеджеры только и делают, что сплетничают и плетут друг против друга интриги. Как будто был какой-то менеджерский негласный кодекс по этой части. Как будто мама работала при дворце в средневековье, и каждый день боролась с кардиналом за сохранение королевской тайны.

Ева не хочет, но помнит имена всех маминых коллег. Их супругов. Детей.

Мама иногда рассказывает про чужих детей. Что она рассказывает про Еву? Она устроилась на эту работу уже после того, как отправила дочь в общежитие, так что, может быть, никто не знает о том, что у мамы есть дети. Наверняка так легче. Когда Ева – только голос в трубке во время обеденного перерыва.

Мама рассказала про выговор от начальства. Похоже, королевская тайна оказалась в рисковом положении. Теперь нужно поберечь свои головы.

Еве тоже есть, что рассказать. Но она молчит.

Преподаватель по социально-массовой коммуникации заинтересовался историей, которую Ева описала в эссе. Преподаватель уточнил, каков первоисточник. И Ева ответила: «моя жизнь».

Но вот мама спросила:

– А как твоя учеба?

Ева дожевала. Она ответила:

– Нормально.

Преподаватель заинтересовался её историей. Не то, чтобы это был повод для гордости – приятно, когда твоя жизнь представляет интерес не только для тебя. Приятно, когда тебя не боятся.

– Вот и славно! – воскликнула мама с облегчением. Поставила жирную точку в рассказе Евы.

Ева давно привыкла быть лаконичной с матерью. Но это не значит, что она немая или вроде того. Она любит поговорить. Поэтому и выбрала журналистику. Не для того, чтобы говорить со знаменитостями, как одногруппница, мечтающая взять интервью у Брэда Питта. Не для того, чтобы бороться за справедливость, как та, что обожает социальные проекты и готова часами говорить про политику. Ева просто чувствует: ей есть, о чем рассказать.

Шоколадка давно кончилась. Ева ждала, пока кончится и разговор с мамой. Достала бутылку воды.

Ей нельзя долго не пить. Почки.

У Евиной бабушки с возрастом тоже начали болеть почки. Это была единственная Евина бабушка. Папа рос в неполной семье и остался один еще до рождения дочери, а отец мамы умер, когда Еве было три годика. Она никогда не была избалована вниманием родственников.

Бабушка, проработавшая в поле всю жизнь, по ранней весне собирала березовые почки и кипятила на медленном огне. Настаивала в темном месте. Получался отвар.

У народных методов очень простая логика: от почек – почки.

Ева не пет отвар из почек. Пьет как можно больше воды и соблюдает медицинскую диету.

В холле института прохладно, так что она надела джемпер. Длинный рукав водолазки под ним собрался гармошкой. Неудобно. Но короткие рукава носить нельзя.

Мама не спрашивала о самочувствии. Она знала, что ничем не сможет помочь. А Ева… ей просто надо это пережить. Пережить своё одиночество.

Иногда это непросто.

Память усиливают эмоции. Если ты переживаешь какое-то событие эмоционально, ты запомнишь его. Даже какую-то мелочь вроде складки на шторе, если будешь смотреть на нее, когда тебе сообщат о чьей-то смерти. А если триумф всей жизни не вызвал у тебя эмоций, он забудется навсегда. Вспомнишь только по фотографиям.

Говорят, лучше всего воскрешают воспоминания запахи. Иногда это работало с Евой. До боли знакомые запахи заставляли остановиться, как вкопанной, и долго еще терроризировали ее потоком чувств.

Запах гари. Медицинского спирта. Экскрементов.

Железный, кислый запах крови, от которого хочется убежать.

Воспоминания всегда лживы. Это осколок реальности, который твой мозг облизывает годами до состояния драгоценной жемчужины. Но попала-то в него песчинка. Кусочек грязи.

Психолог, к которому ходит Ева, называет её историю «абьюзивными отношениями». Ева не против. Это проще объяснить.

Психолог говорит, нужно снимать внутреннее напряжение. Переосмыслять травматический опыт. Он считает, тело связано с психикой, поэтому напряжение Еве нужно снимать йогой. Медитацией. Растяжкой.

Он считает, ответная реакция на её опыт поможет Еве переосмыслить его. Психолог сказал, что нужно сделать это максимально объективно. Поэтому в эссе Ева написала свою историю. Честно. Без прикрас.

Она сделала это без вдохновения. Без надежды. Это было праздное эссе, не больше. Вот, что поражало больше всего: праздность. Она не корпела над строчками, не придумывала лучшие обороты. Просто написала.

Так бывает, когда пишешь правду. Хорошо, когда есть правда, которую нужно написать. А хорошо Ева написала или нет – неважно. Это правда. Это реальная жизнь.

После обсуждения их эссе в группе преподаватель попросил Еву остаться.