81. Чёртова черта.

Какую черту ты готов преступить, защищаясь от реальности, какой бы вымышленной она ни была?

|

Иса.

Или просто тот придурок-сосед решил царапнуть дверной косяк? Опять небось к нему по стеночке черти зелёные ползли, вот и он полез ножичком с моей дверью драться.

Хотя, всё-таки скорее Иса.

А может, просто неосторожный курьер?

Ну да, Марин, курьер. Курьер умный, в отличие от тебя, курьер вглубь коммунальной квартиры соваться не станет! По крайней мере, точно не дошёл бы до твоей комнаты за самым поворотом.

Или соседская овчарка решила когти о твою дверь поточить?

Да блин, кто вообще заводит овчарку в таких клоповниках?!

И кто придумал руну, похожую на «палку, палку, огуречик», на незаконченный восклицательный знак, на ширинку джинсов бывшего, на идиотскую шутку, но никак не на мой свежий ночной кошмар?

Всё-таки. Иса. Опять.

|

– Курьеры к нам шастать? А ты и рада, проститутка, клад ищешь!

Я обернулась. Ну да, «Ирин Василльна» – мерзкий визгливый голос, очки толщиной с ворота оборонного завода, а также её лучший друг – запах тухлой свинины вперемешку с «Красной Москвой». Соседушка, Божий одуванчик!

Я-то думала, что бабули на лавочке и их крики «наркоманы, проститутки» – это что-то вроде городской легенды, той, которой пугают 16-летних девочек, чтобы те не особо не веселились. А тут смотри-ка, живой пример, ещё и с главной «любимицей» в лице меня самой!

Хотя я сама виновата – дурацкая привычка говорить с собой вслух.

– Ирин Василльна, я имела в виду курьера из доставки еды. И не оскорбляйте меня «проституткой», будьте так любезны. Была бы проституткой – не жила бы в этом сарае, где все двери уже исполосовали.

– Да мы таких видали! А косяк не зря тебе решили попортить – каждый день твои завывания, точно наркоманка или сатанистка!

Я улыбнулась, покивала и пожелала добрейшей души женщине Ирин Василльне приятного вечера. Ведь на Руси юродивых любят, разве не так?

В чём-то она, конечно, права: если читателю этого дневника юного графомана нужен совет на жизнь, то запомни, дитя – не будь музыкантом, живя в коммунальной квартире. Можно, конечно, быть музыкантом и жить не в коммуналке, но разве ж нашему поколению реально в неполные 19 лет купить нормальную квартиру без помощи родственников?

Ладно, может, вы такие умные и богатые, а у меня не вышло, тут уж извиняйте. На что денег хватило.

Насчёт наркоманки Ирин Василльна угадала почти точно – по крайней мере, моей зависимости от эклеров с малиной и фисташкой из кофейни в двух кварталах отсюда и большому капучино оттуда же позавидовал бы любой героинщик.

А вот с сатанизмом ошибочка вышла. Я всегда была ярым атеистом, сколько себя помню. Точнее, почти всегда.

– Риночка, доченька, ну одевайся, надо поставить свечку за бабушку!

– Не пойду! Мне Миша в школе сказал, что Бога нет, иначе бы не было войны и немцы бы не пришли!

Да, как сейчас помню. Мне 9 лет, третий класс, бабушку год как схоронили. И в этот год мы с мамой минимум раз в месяц в церкви бывали – сдала она, конечно, после смерти своей мамы, да и до этого старалась в церковь заходить почаще. Тем более, что всё равно по пути на работу и с работы через неё проходила, рядом совсем. Человек, просыпающийся от колоколов первого часа, то есть в седьмом часу утра, волей-неволей задумается о вечном, тут уж ничего не попишешь.

– Риночка, ну что ты такое говоришь, Бог ведь за дела людей уже понёс кару, а второго пришествия не было! Так что люди теперь платят сами.

Она говорила и улыбалась. Психопатка. Теперь я думаю, что она психопатка. Разве можно было так спокойно и даже снисходительно относиться к невинным жертвам?

Вот и в третьем классе мне это показалось чем-то неправильным – жалко, что нормально сформулировать свои контраргументы я тогда не могла. Поэтому вышло только что-то вроде:

– Нет! Бог же должен всё видеть! Он бы и бабушку у нас не отнял! Я её любила! Ты её любила! Никуда я не пойду!

И я побежала себе в комнату, как была – в одном ботинке, шарфом, стремящемся куда-то за пределы моей куртки, и, собственно, самой весенней куртке – посреди-то февраля. Смешная.

Впрочем, мама моя вовсе не оценила, какая я смешная и не разговаривала тогда со мной почти неделю. Обиделась страшно. Но я думаю, Мишка всё-таки был прав.

Или его вообще звали Пашка? Сейчас уже и не вспомнить: просто какой-то мальчик, с которым мы толком не общались, так как вместе ещё на тот момент не садили – в общем-то, и не успели, потому что к четвёртому классу он, кажется, переехал или что-то вроде того, да и ушёл из нашей школы. Глупо, как люди заводят дружбу, ведь правда? То, кто станет твоим лучшим другом (или злейшим врагом – тут как повезёт), определяется исключительно фантазией твоей классной руководительницы и её соображениям, кто будет влиять на тебя хорошо, а кто – не очень. И Бог в этот момент точно был где-то в действиях класснухи. А вот потом, в студенчестве, я точно прочувствовала отсутствие Бога, о котором говорил Миша-Паша-Саша, кем бы он на самом деле ни был: тут с кем за соседние места усядешься, да с кем в блоке поселят – вот и друзья.

А может, это был просто Бог Великого Случая? Хочется ведь верить, что не просто так тебя подселили именно к этим девочкам или усадили за парту именно с этим мальчиком. А если есть Бог Великого Случая – то может, он слеп? Может, тот момент, когда я заговорила с Мишей-Пашей-Сашей был решающим, и если бы я развила тему, то всё сложилось бы иначе? Что, если он был моим мужчиной по судьбе, тот смешной светленький полноватый мальчик с умными тёмными глазами? А я теперь, дура такая, на всю жизнь останусь одинокой и не обрету счастья в личной жизни. Что, если именно он мог понять меня, как никто, но мы теперь разбрелись по разные стороны дороги жизни только потому, что в 9 лет я не нашлась, что ответить, на его пассаж об отсутствии Бога?

|

Как бы то ни было, тогда мне казалось, что Миша-Паша-Саша точно был прав: иначе бы я и не перестала ходить в церковь. И не перечитывала бы детскую Библию, с которой впервые познакомилась ещё лет в 7, пытаясь понять, есть ли там недостатки.

И тогда я правда находила в ней несостыковки и сомнительные смыслы. Да и реакция мамы мне казалась странной: такие жестокие аргументы, которые по сути своей даже и не доказывали ничего. Так что это лишь подкрепило моё разочарование в мизовоззрении, которое всё детство казалось мне правильным.

Кто бы знал, что сейчас я отдала бы все свои кровные за хоть какую-то гарантию божественной защиты.

Всё после того случая. Это всё моя вина. Какая же я слабачка.

27 августа, мне 17 с половинкой, а я сама, к счастью, цела, как никогда, ведь я наконец исполнила свою мечту с детства – стану журналистом! Вот уже и заселение в общежитие.

С порога меня встречает бодрящая смесь ароматов сырости и пыли. Где-то в углу одиноко догрызает хлебные крошки здоровенный таракан. Но мне наплевать, ведь я буду круче Парфёнова, круче Познера, круче всех!

От размышлений о невыносимой крутости бытия меня тогда отвлёк странный запах – что-то среднее между увядшими розами и кошачьей мочой.

Запах доносился из туалета блока.

Открыть?

В ответ на мой неозвученный, вообще-то, вопрос из-за двери донеслось странное дребезжание.

Ууу, призраки в туалете студенческой общаги, вот это материал для статьи!

Всё-таки решаюсь дёрнуть ручку двери. Дверь поддаётся, а я в этот же самый момент поддаюсь той степени шока, которую можно описать в четырёх буквах, от «а» до «й» – но буквы те, к моему великому сожалению, нецензурные, а я всё-таки всю жизнь считала себя девочкой приличной.

Из туалета на меня взирало нечто взлохмаченное, разукрашенное, совершенно обнажённое и застывшее в странной позе. В тазу. Прямо посреди крошечного общажного сортира.