Вера в таинственную, всем управляющую волю Судьбы с особенною наглядностию заявляет себя: а) в суде Божием (ордалиях), самое название которого тождественно с именем Судьбы; b) в обычае метать в сомнительных случаях жребий и его указание принимать за приговор всеведущего божества и с) в гаданиях о будущем. Решение частных тяжб и общественных вопросов жребием было употребительно у всех индоевропейских народов. Дело, в котором боролись противоположные интересы, через это возвышалось над произволом и страстями людей и восходило на тот верховный, непреложный суд, перед которым умолкали все личные расчеты; ибо избегнуть определений рока не дано ни единому смертному. Лат. sors и нем. loos означают и жребий, и счастие, долю, участь; точно так же и рус. «жребий» употребляется в двояком значении: «метать жеребьи» – бросать нарочно нарезанные и помеченные палочки или прутики, чтобы по их расположению разрешить спорный вопрос; «знать, таков мой жребий!» вместо «таково мое счастье!». Одна из трех дев судьбы бросала жребии для определения грядущих событий. И греки, и римляне вопрошали свои прорицалища посредством жребиев. Для этого они метали кости или из урны, наполненной водою, доставали дощечки, на которых начертаны были различные знаки, а жрецы поясняли их сокровенный смысл. Выборы в общественные должности долгое время совершались по жребию, т. е. отдавались на божью волю. У германцев жребий был решителем споров и провозвестником будущего. По свидетельству Тацита, отломленную от дерева ветвь они разрезывали на части и на каждой клали особую метку; жрец или старейший в роде бросал эти прутики и, смотря по тому, как они выпадали, делал свои заключения. Отсюда очевидна связь жребия с рунами и гаданиями. Тот же обычай существовал и между другими племенами; скифы по расположению жеребьевых прутиков или стрел угадывали будущее и давали ответ на всякое возникшее недоумение. Саксон-грамматик говорит, что на острове Ране славяне кидали три дощечки – с одной стороны белые, а с другой черные – и замечали, какой именно стороной упадут они кверху; белая предвещала успех, а черная – неудачу. К этому гаданию прибегали и штетинцы, чтобы определить исход морской битвы. В числе запретных книг и суеверных обрядов старинный памятник называет «Метание, или Розгомечец». Какая жертва угодна богам – это исстари решалось жребием; так, при святом Владимире киевляне метали жребий на отрока и девицу: «На него же падеть, того зарежем богом». По словам Константина Порфирородного, русы метали жребий и, следуя его указанию, одних птиц заколали в жертву, а других пускали на волю. Стих о Елизавете Прекрасной рассказывает: когда при царе Агее покинул народ веру христианскую, то Господь прогневался и напустил на царство змея лютого, поедучего; тогда-то князья и бояре собирались на соймище.

Даже в выборе жениха и невесты предки наши руководились жребием, как это можно заключать из следующего выражения «Слова о полку…»: «Врже Всеслав жребий о девицю себе любу».

В торговом договоре Новгорода с немцами и готландцами (XIII столетия) постановлено, чтобы тяжбы между русскими и ганзейскими гостями, при недостатке судебных доказательств и противоречии свидетелей, решались жребием. В Судебник Ивана Грозного занесено следующее узаконение, подтвержденное потом и в Уложении (XIV, 4): если между русским и чужеземцем возникнет дело, которое не иначе может быть решено как разве присягою, то целовать крест предоставляется той стороне, чей вынется жребий. Англичанин Лэн описал нам самый обряд вынимания жребия: два восковых шарика с именами спорящих клались в шапку, и кто-нибудь из посторонних доставал один шарик голою правою рукою; чье имя вынималось, тот давал клятву и выигрывал дело. Из уставной грамоты шуянам 1606 года видно, что и в том случае, когда оба противника были люди русские, право целовать крест определялось жребием. Тем же способом решали в XVI столетии вопрос: кому из тяжущихся о поземельном владении должно предоставить право идти с образом на голове и указывать межу. По Уложению иск не свыше рубля решался жребием, а больше рубля – присягою. Выбор духовного владыки совершался в старину по жребию: имена кандидатов писались на отдельных листках и, запечатанные, полагались – в Новгороде на престоле у святой Софии, а в Москве – перед иконою Владимирской Богоматери в Успенском соборе; после молебствия выносили один сверток, распечатывали и объявляли народу избранного. Наказывать десятого по жребию, в случае каких-либо общественных смут, долго удерживалось наряду с другими судебно-административными мерами. Но еще долговечнее жребий в обычаях поселян, которые выражаются о нем пословицами: «Жеребий – Божий суд», «Жеребий – святое дело», «Жеребий сыщет», «От жеребья не уйдешь!» Доныне в деревнях и селах большая часть спорных дел и очередных обязанностей решается жребием. При дележе имущества и выборе рекрута крестьяне всего охотнее полагаются на этот бесстрастный, независимый от человеческого произвола суд. В Нижегородской губ. при разверстке поземельных участков бросают жеребьи; в Ярославской и других губ., когда умрет отец и не оставит после себя никакого распоряжения, два сына его (что называется «ровный бой») берут каждый свою часть по жребию. Метанье жеребьевых знаков в некоторых местностях заменяется обыкновением конаться, и слово это в Рязанской губ. употребляется в смысле «бросать жребий». Следуя завету старины, русский человек – когда наступят Рождественские Святки – силится разгадать: что присудила ему на будущий год могучая Судьба? С этою целью совершается обряд гадания. У болгар, накануне Нового года, девицы выносят на площадь котел, наполненный водою, опускают в него кольца, браслеты, ожерелья и все это отдают на сохранение так называемой царице солнца. Царицею назначается обыкновенно девушка не старше шестнадцати лет, с русою косою и голубыми глазами. На другой день сельская молодежь отправляется к ее дому, с музыкой и песнями; царица подымает котел и выходит навстречу, красуясь длинными, распущенными по плечам волосами; подруги убирают ее цветами, надевают ей на голову венец и красное покрывало, и затем все вместе идут на площадь. Там приступают к гаданию; хор поет предвещания, а царица вынимает из котла одну за другою погруженные в него вещи. Чья вещь будет вынута, тому и вещает провозглашенная песня его грядущую судьбу: «Кому вынется, тому сбудется – не минуется!» Царица солнца представляет в этом обряде деву-судицу, а кольца, браслеты и ожерелья заменяют собою жребии гадающих.

Литовский Прамжинас (= божие предопределение, судьба) почитался высочайшим из богов; его судом содержится Вселенная; от его ударов дрожит мать-земля, как от небесных громов Перкуна; он посылает Всемирный потоп (= весенние разливы) и потом создает на земле новую жизнь и новое поколение людей, заставляя спасенную им чету прыгать через камни. Тот же миф о происхождении людского племени греки связывали с Гермесом, а славяне, как свидетельствует старинный памятник, – с Родом: «Сидя на воздуси, Род мечет на землю груды – и в том рождаются дети». Из этих сближений позволительно заключать, что первоначально под именем Рода разумелось божество, заправляющее весенними грозами, оплодотворяющее землю семенем дождя и созидающее мировую жизнь. Белый свет, по выражению стиха о Голубиной книге, зачался от суда Божия. Выше мы видели, что бог-громовник, как мифический кузнец, кует людям брачные узы и назначает, кому на ком жениться; как повелитель волков («волчий пастырь»), он определяет, какие именно люди должны умереть от зубов этого хищного зверя, и приговоры его так же неотвратимы, как и приговоры рожаниц; волки следуют за ним, подобно тому как следуют они за Одином и валькириями. В древних рукописях рай и ад (= те загробные области, где обитают души предков) обозначаются словами «по-рода» и «родь-ство»: «А уже убогых не миловати, и родьство обештано е(сть) и огнь негашжштии и с бесы мучение». Это наводит нас на мысль, что с Родом могло соединяться представление о владыке усопших предков (ср. с преданием о ведаическом Ариаме); что, царствуя в воздушных сферах, он, с одной стороны, посылал на землю младенческие души (= порождал детей), а с другой, наравне с скандинавским Одином и греческим Гермесом, препровождал души усопших в страну бессмертия. В паремейнике 1271 года слово «Род» употреблено при переводе еврейского «гад» (fortuna, τύχη, бог счастия): «Готовяще Родоу трапез». В древлеславянском переводе хроник Малалы и Амартола греч. είμαρμένη, означающее судьбу, объясняется словом «рождение»: «Имармению же сделавший прелесть некоую, глаголемую рождение, ее же разве ничесож пострадати, ли творити могоуще комоу-любо, знаменословять, и в таковоую прелесть и нечестие впадають; мнев бо некыи, яко разве рождения – кроме Имармении никто ж ни створити, ни пострадати власть имать». Заметим, что и греки со словом γένεσις соединяли понятие судьбы: так, у Иоанна Златоуста, чаще других возражавшего против фатализма, читаем: «έι θεός, ΰ γένεσις» = в старинном переводе: «аще Бог есть, несть рождения»; «έι γένεσις, ΰ’νόμος, έι δέ νομος, ΰ γένεσις» = «аще рождение – то не закон, аще закон – то не рождение». Тот же смысл средневековые латинские и немецкие памятники придают речениям: genesis, genitura, nascentia, gaburt, giburt, gaburdia. В одном из поучительных сочинений VII века записано: «Nullus sibi proponat fatum vel fortunam aut genesin, quod vulgo nascentia dicitur ut dicat: qualem nascentia attulit, taliter еrit». Хотя в старинных переводах слово «рождение» и есть, по-видимому, не более как буквальная передача греческого γένεσις; но это еще не доказывает, чтобы переводчики употребляли его машинально, бессознательно и чтобы само по себе оно не имело никакой связи с понятием о всесильном роке. Наоборот, надо думать, что и переводчики, и их современники очень хорошо понимали, против какого «рождения» были направлены протесты проповедников; можно ли сомневаться в этом, если девы судьбы назывались у славян рожаницами, если и доныне народ русский выражается пословицей: «От роду (= от судьбы) не в воду!» Во всех памятниках, свидетельствующих о поклонении Роду и рожаницам, имя первого постоянно встречается в единственном числе. Очевидно, что рожаницы и Род стоят в таком же отношении друг к другу, как парки и Fatum, мойры и Άνάγχη или Είμαρμένη, норны и Örlög, тогда как рожаницы заведовали участью отдельных людей (каждому, при его появлении на свет божий, давалась своя рожаница), Род олицетворял собою общее понятие о судьбе как о божественной силе, все производящей и всем правящей в мире.