Вот и всё. Какие уж тут партизаны?

Верховный колдун Шудур всё отлично спланировал. К весне в горах не осталось бы никого, способного оказать сопротивление даже в теории. Ведь охотникам по местным обычаям запрещено убивать людей.

Вот только… пионерский отряд Шудуру был вроде как нужен, а выходит, что он бы априори не уберёг его?

Стоп. Отрядов было два. Айнур рассказывал, что один пионерский лагерь его воины зачистили успешно. И не очень-то колдуны за ними гонялись. Словно ждали, пока Айнур закончит резню…

Чего-то я не понимаю во всей этой игре.

Юные волчьи всадники из местных нужны вайгальцам для того, чтобы захватить перевал? Или это какой-то развод? Подстава?

О, моя голова!.. А ведь мне ещё надо выяснить, действительно ли в город прибыл Нишай. Да ещё и яд продать!

30 монет — хорошие деньги. Куплю, наконец, ячменя этому жадному Шонку. Экономит и экономит, достал уже.

Зайцы-то мои рады и мясу, а я бы уже и хлеба поел. Бывает же ячменный хлеб? Вроде им даже в Древнем Риме гладиаторов кормили?

Остановился у дороги — надо было передохнуть чутка перед входом в город. Уселся. И Мавик тут же плюхнулся рядом. Ткнулся в меня мордой: чеши, мол, меня.

Что-то неладное было и с этой горячей волчьей любовью. Может, Бурка сумел что-то приказать прирученным волкам? Не замечал я телячьих нежностей до его ухода.

Но Мавик, волк ростом с телёнка, всё бодал меня лобастой головой, не желая прекращать чесание. Мда… И в самом деле — телячьи нежности.

В город я вошёл с полной головой планов и в твёрдой уверенности, что займусь делами. Найду караванщика Сакала. Найду Куша (Некёра) — волка, которого спас. Расспрошу про Белую гору. Поставлю охотникам-волкам новые разведзадачи.

Но дорога была длинная, в животе урчало, и я остановился у первой же юрты-чайханы, откуда пахло варёным мясом, и доносились весёлые голоса.

— О, да это же Незур! — раздалось, как только я шагнул внутрь.

(Мавика оставил снаружи, горшки тоже — фиг кто к такому сторожу сунется.)

Внутри было полутемно, и нужно было ждать, пока глаза привыкнут. А вот на меня пялились безо всякого стеснения. И уже накладывали в глиняную миску мясо и совали бурдючок с аракой.

Я пригубил и тут же вернул хмельной напиток.

Из бурдючка очень легко не пить, а только изображать, что пьёшь. Это не пивная кружка, её перевернуть не попросят.

Но один глоток я себе позволил с дороги. И плюхнулся на подстилку из вытертой шкуры марала.

Юрта была бедней-бедного — войлока не положили даже на почётном месте у очага.

Однако маралятина оказалась свежей. Это было хорошим знаком. Значит, охотники-волки ведут здесь свой маленький бизнес, и я сумею найти Куша или его родню.

— Пей, воин! — в руки мне опять сунули бурдючок. — Я угощаю!

Второго глотка я делать не стал — только изобразил: побулькал, крякнул.

Тут же посыпались вопросы.

— Чего там, на караванной тропе, Незур? Спокойно? Говорят, вчера дикари напали на городскую стражу, усиленную найманами? Изрубили наших, как бараний курдюк, вместе с пленниками!