А вот и комендатура. За последние несколько лет А’Ллайс стала здесь частым гостем – по документам она являлась военнослужащим в чине младшего офицера, а потому имела полное право получать такие новости и сводки, которые не доступны простым гражданам. К тому же, девушка старалась узнать хоть что-то о своём отце и братьях. И до не давних пор ей это удавалось: она знала, кто на каком фронте находится, и кто в каком полку состоит. Например, отец и старший брат Эрнст, состоящие в 14-й пехотной дивизии «Вэллен», после завоевания Вэффлихана были отправлены на Западный фронт, воевать против флоарцев. Йохан и Харман же находились на севере Рэйланда и держали оборону важного города-порта Шлахтденрау, который страдал от многочисленных налётов объединённых морских эскадр тербийцев и новатеррийцев.

Однако в последнее время от всех них перестали приходить письма. Это тревожило, но с другой стороны, пока не было информации о новых сражениях в тех регионах, а поэтому уповать на самый худший исход было рано. А’Ллайс и её мать по-прежнему винят в этом молчании нарушенную логистику доставки военной почты.

Всё же, в моменты полного отчаяния, человеку нужно во что-то верить…

Как и значилось в повестке, А’Ллайс действительно отправляют на восток. Кроме того, оказалось, что её уже давно приписали к 22-й пехотной дивизии с величественным названием «Великий Кайзер» – звучит! Теперь осталось добраться до города Браттенфельда, в котором расположена командная ставка всего Восточного фронта, а уже оттуда до передовой и нужной дивизии, как говорят восотийцы, будет «рукой подать».

Расписавшись во всех необходимых документах, А’Ллайс получила комплект полевой формы, состоящий из: военное нижнее бельё, шерстяные подштанники и носки, чёрные штаны, тёмно-серые армейские резиновые сапоги до колена, рубашку из сукна, слегка потрёпанный серо-зелёный китель с оловянными пуговицами и красной окантовкой, чёрные перчатки с металлической пластиной, тёмно-зелёную шинель, синий шарф-платок, жетон с краткой информацией о носителе, а также полевую офицерскую фуражку. С виду и на ощупь одежда оказалась весьма удобной, да и надев на себя весь комплект (кроме шинели) экипировка не вызвала никаких нареканий. Разве что смутила бирка на воротнике кителя с чужим именем – «Эрика Паульс». Ответственный за выдачу формы человек сообщил, что это фабричная ошибка, после чего спешно срезал бирку, и принёс за данное недоразумение свои извинения. Не став придавать этому большего значения, А’Ллайс пожала плечами, взяла свой чемодан и зацокала подошвами новых сапог в сторону вокзала, благо до него пешком всего один квартал.

До вокзала А’Ллайс добралась всё также без приключений. Здесь было заметно оживлённее, чем в других местах города. Вокруг некогда гражданских паровозов, которые в настоящий момент конфискованы правительством и переданы под нужды армии, столпилось множество людей. В основном это были мужчины совсем юного или же, наоборот, преклонного возраста, а ещё люди с ограниченными возможностями – на фронт сейчас гребут всех без разбора, лишь бы закрыть бреши в обороне. Были на вокзале и женщины с маленькими, бледными, исхудавшими детьми – кажется, это семьи, что провожали на фронт своих отцов, мужей и детей.

– Эй, ну чего ты? Не плачь…

Молодой парень опустился на колено перед маленькой сестрой, стоящей возле матери.

– Обещай, что будешь слушаться матушку и во всём ей помогать, – продолжал говорить он, грустно улыбаясь и поглаживая юное личико девочки. – Хорошо?

– О-обещаю, – говорила девочка сквозь слёзы. – Н-не уезжай от нас…

– Не могу… – покачал головой парень.

– Отец в прошлом году тоже уехал, и всё ещё не приехал!.. – продолжала хныкать девочка. – Ты тоже не вернёшься?..

После этих слов на лице её матушки проступили слёзы, и она отвела взгляд в сторону. Юноша замолчал и поник головой. Он прижал к себе сестру в объятиях и сказал:

– Он вернётся. И я вернусь. Ты только… Будь сильной…

А’Ллайс отвернулась, чтобы не поддаться эмоциям. Сейчас весь вокзал был наполнен подобными сценами прощания солдат со своим близкими. Никуда не спрятать свой взгляд, нигде не укрыться от надвигающегося чувства тоски…

Девушка присела на кованную лавку, положила на колени чемодан, прикрыла глаза. Заморосил лёгкий осенний дождик, повеял прохладный ветерок.

– Вот ты где!

А’Ллайс резко открыла глаза и повернула голову в сторону знакомого голоса. К ней навстречу торопливо шла её матушка. Растрёпанные седые волосы, небрежно застегнутое платье, заплаканные глаза. Внешний вид явно говорил о том, что когда женщина проснулась и прочитала записку, то как можно скорее оделась и бросилась вдогонку за дочерью. Поднявшись с места, А’Ллайс без лишних слов крепко обняла свою мать.

Девушка почувствовала, как стремительно стало намокать её левое плечо. Матушка плакала – нет, скорее, даже рыдала. Рыдала и молчала, не зная, что сейчас сказать. Не знала, о чём говорить, и сама А’Ллайс. Поэтому обе родственницы просто замерли на краю платформы в цепких объятиях, в единой тоске.

Казалось, что это будет длиться вечно… если бы над вокзалом не раздался длинный, протяжный свист, оповещающий о готовящейся отправке паровоза. Подошедший командир состава приказал мобилизованным солдатам выстроиться в линию.

– Пора, да?.. – прошептала матушка сквозь слёзы.

– Д-да… – точно так же отозвалась А’Ллайс.

– Пообещай, что останешься сильной, несмотря на все трудности… – продолжила говорить её мать.

– Обещаю…

– Обещай, что вернёшься домой…

– Обещаю…

– Фельдфебель фон Берх! – послышался голос командира состава. – Вы нуждаетесь в отдельном приглашении? Бегом в строй! Время поджимает.

– Да ладно тебе, Мариус, – раздался рядом с ним другой мужской голос. – Пусть родные попрощаются по-человечески.

Матушка А’Тринн посмотрела на свою дочь так, словно видела её в последний раз. Налюбовавшись своим чадом, женщина чутко поцеловала её в лоб и крепко прижала к груди. Дочь понимала, что мать не хочет её отпускать, но ничего не может с этим поделать. Это было очень тяжело…

– Я люблю тебя, моя дорогая А’Ллайс… – проговорила матушка А’Тринн чуть дрожащим голосом. – Ты моё самое большое счастье… Береги себя… И прости меня за всё то плохое, что я могла тебе когда-то принести…

Глава 4. Где заканчивается человечность

«Убита группа дипломатической миссии Рэйланда», «Власти Вэффлихана отрицают свою причастность к гибели рэйландских дипломатов», «Кайзер Вильдельманн поставил ультиматум», «Рэйланд наносит ответный удар», «Король Спловиц взывает царице Василисе с призывом о помощи»…

Именно так пестрили названия всех, без исключения газет оставшегося позади 1917-го года, когда посланная от Рэйландского Райха дипломатическая делегация, прибыв в Ройленбург, столицу Вэффлихана, была безжалостно расстреляна группой неизвестных вооружённых лиц на глазах у многотысячной толпы. Это поистине ужасное событие повергло весь мир в шок и заставило его затаить дыхание, замереть и ждать лишь одного – возмездия Рэйланда. Ведь правительство Райха, словно подозревая (или даже зная о приближение чего-то страшного) в последние несколько лет до этого события упорно занималось модернизацией своих войск, что позволило им стать государством с самой многочисленной и сильной армией на всём Центральном континенте. И теперь, когда маленький Вэффлихан остался один на один против мощи жаждущего правосудия Рэйланда, весь мир, ждущий исхода, наконец получил своё: на следующий день после трагедии Рэйландский Райх вторгся в Вэффлихан и всего лишь за пять дней захватил и аннексировал все его земли. И пока Восотийское Царство, ближайший и единственный союзник Вэффлихана, объявлял агрессору войну и начинал мобилизацию своих войск – Рэйланд в спешке вывозил с оккупированных территорий самое ценное, что в них имелось: виоллэнскую руду. Ценнейший для любой промышленности – в первую очередь военной – материал, которым были богаты вэффлиханские земли.