– Богданка! Как вымахал, а! Ну, давай же, спустись да поздороваемся, как мужики! – он активно жестикулировал, зазывая мальчика.
Богдан посмотрел на маму, та еле заметно покачала головой.
– Уходите, – сказал он и взбежал по лестнице.
Весь былой задор Геннадия удалился далеко и надолго, такого отношения к себе он ненавидел больше всего, особенно от тех, кто должен его боятся.
– Яблочко от яблони… – выдохнул коллектор, – чего встала? Чаю хоть подай, хозяйка.
Через пять минут они сидели за обеденным столом. Зоя наблюдала, как гость дует в чашку и потихоньку отхлёбывает горячий напиток, при том наигранно обжигаясь. Не смотря на сложившуюся ситуацию, она не боялась, что Геннадий вздумает обыскать дом на предмет заначек – никаких лишних денег в этом доме не было с момента въезда, и ему это известно. Сейчас её беспокоило другое.
– Дождался пока мой муж уедет на работу и сразу же заявился, а ты храбрец, как я погляжу.
Мужчина зацокал и покачал указательным пальцем свободной руки.
– Не так ты должна разговаривать с человеком, в чьих руках находится буквально всё, что у тебя есть. Ты думаешь, мне действительно нечего с вас взять? – он встал из-за стола и медленно направился к Зои, барабане по деревяной поверхности пальцами, – у каждой вещи или ценности есть веский эквивалент, понимаешь, о чём я? – Геннадий уже стоял перед ней, протягивая руку, на которой не доставало среднего пальца, – кольцо, – отрезал Геннадий, – женщина послушно подняла правую кисть, коллектор принялся медленно стягивать с безымянного пальца украшение, – я могу делать с тобой, с твоим мужем и сыном всё, что захочу, – он сжал кольцо в кулак и уселся обратно на свой стул, – именно ваши жизни будут на кону в нашем споре. Крайне не советую вам начинать играть не по правилам.
Не смотря на своё здоровье, Зоя не была из робкого десятка, ведь будучи дочерью следователя убойного отдела к тебе так или иначе цепляется отцовская суровость. Сейчас же она хотела выть, но вместо этого старалась направить все силы на демонстрацию безразличия и спокойствия, хотя в этом не было особого смысла, ведь Геннадий видел её на сквозь.
– Зачем ты пришёл? Мы уже платили за этот месяц.
– Да, и правда платили, – он поставил кольцо на ребро и вращал его большим пальцем, – только вот в чём загвоздка – я устал ждать, – Зоя выпрямилась на стуле, – С твоим муженьком я работаю где-то лет семнадцать. Я был занят другими делами, а потому попросту не обращал внимание на вас, но на днях прикинул цифры и понял, что должны вы мне столько, сколько не заработаете и за десять жизней.
– Послушай…
– Нет, – он громко хлопнул по кольцу, – это ты послушай, папаша твоего непутёвого занял у меня приличную сумму и сбежал, по логике вещей долг переходит сыну. Зачем ты вообще замуж за него вышла? Вы, бабы, иногда вообще котелком своим не думаете, а надо бы, – Геннадий поднялся, накинул куртку и направился к выходу, – я хочу получить свои деньги, все деньги, как можно скорее, и меня не волнует, где и каким образом вы их раздобудете. Кровь там сдайте, я не знаю. Передавай привет мужу.
С этим коллектор оставил женщину на едине. Она вернулась в зал, подошла к столу и вернула кольцо на законное место.
***
Михаил Морс всегда просыпался ровно в шесть утра без будильника, едва слышно удалялся из спальной, чтобы не разбудить супругу, принимал душ и выходил во двор. Должность управляющего крупным магазином отнимала много времени, но ему удавалось уделять внимание небольшому домашнему хозяйству. Нет, никаких огородов, грядок и прочего. Только скот. Дюжина кроликов, но вольеры всегда были чисты. Наверно потому, что чистились они Михаилом дважды в день – утром и вечером. Каким бы ни был занятым его вечер, он всегда найдёт время для чистки. Никакой грязи. После каждой такой процедуры он отмывался в душе больше получаса.
Стоило ему подать голос, как кролики повыскакивали из своих домиков, и дёргая носиками толпились вдоль сетки в ожидании кушаний.
– Привет, Шура, Тоша, Дося, Керя, Гуля, Щипа, Соля, Ника, Жора, Йоча, Яшка, Фыра, – конечно же, всех их он знал по имени, – налетайте, касатики.
Кормушки наполнились сеном, и прожорливая рать набросились на завтрак. Они толкались, суетились, каждый пытался урвать побольше. А пока вольеры пустовали, хозяин устроил очередную чистку.
Перед тем, как его жена проснётся и займётся завтраком, он предпочитал занять себя небольшой заряжкой, потому что готовку он не любил. Стоило ему взять нож в руку и закрыть глаза, как он видит ещё живую мать, весь нос женщины был покрыт кровью, да так, что его и не разглядеть совсем. Глаза Михаила переместились влево под закрытыми веками. Теперь он видит отца с ремнём в руке, намотанным на кулак высокого худощавого мужчины, с покрасневшим и слегка опухшим лицом, изо рта несло перегаром. Жилистая рука взнесла ремень над головой, удар – мама кричит. В приоткрытый рот потекла кровь, женщина скрутилась в позу эмбриона и заревела.
– Заткнись, сука! – закричал тиран и удары ремня градом посыпались на страдалицу, а он лишь повторял «сука» вновь и вновь.
Тут уже плакать начинал Михаил. В нужный момент слёзы могут стать невероятно могучим аргументом в споре или же инструментом для манипуляции над особо доверчивыми и ранимыми людьми. Отец Миши, ясное дело, был не из таких, а поэтому хлестать начали его.
– Не трогай, сына! – взмолилась женщина, – прошу, бей меня хоть всю ночь, но ребёнка оставь! – слабой хваткой рука избитой ухватилась за штанину тирана, но тот лишь отвесил смачный тумак свободной ногой прямо в живот матери.
Ругань отца, крики матери, собственный вопль и пугающие мысли пустились в бешеный пляс. Хоровод ужаса начал нарезать круги один за другим. Абсолютно белый ремень, теперь уже покрытый пятнами крови от конца до серебряной бляхи, со свистом опускался раз за разом на тело двенадцатилетнего мальчишки, ждавший спасения от матери, от Бога, от кого угодно. В какой-то момент глаза широко раскрылись и в них тут же хлынула кровь, но Миша увидел. Увидел спасение. В луже крови, которая залила весь пол кухни, показался небольшой прямоугольный островок. Сталь сверкнула, обращая на себя внимание мальчика. Миша потянулся вперёд и открыл глаза. Теперь он снова в зале собственного дома спустя двадцать лет, в нос бьёт приятный запас жаренных яиц, бутербродов и свежесваренного кофе, свет солнца ломился внутрь, демонстрируя танец пыли в солнечной щели.
Проходя на кухню, Михаил мимолётно бросил взгляд на улицу и увидел, как со двора его соседа Петра уходит мужчина в чёрной куртке. Он замечал проходимца несколько раз, но никогда не спрашивал у соседа про него. Глаза неотрывно следили за фигурой, в ожидании чего-то.
– Милый, иди завтракать! – крикнула ему с кухни Настя, – так, вы двое, ну прекратите бесится.
Михаил задёрнул штору и вошёл в кухню. Два мальчика десяти и одиннадцати лет носились вокруг стола, мать лишь успевала головой вертеть, пытаясь уследить за ними. Мужчина, недолго думая, вклинился в кольцевой маршрут и стал камнем преткновения ну пути сыновей.
– Ну-ка быстро за стол, шалопаи, – он погнал сыновей за стол, положа руки им на спины.
– А Адам сказал, что я девчонка! – пожаловался Витя, супруги переглянулись.
– Это ещё почему?
– Да потому что он вместо футбола на телике включает какие-то дурацкие мультики, – сказал Адам, в ответ Виктор слегка стукнул его ногой.
– Адам, с чего ты взял, что мультики только для девочек?
– Потому что у нас в классе про мультики говорят только девчонки, про фей там, пони всякие, пацаны такое не смотрят, – сказал Адам и принялся за завтрак.
– Сынок, клянусь, что видел, как ты смотришь «Галактический футбол», – старший сын аж поперхнулся и закашлялся.
– Это другое! – воскликнул он.
– Ах-ха, так ты тоже смотришь мультики, а надо мной смеялся!
Тут братья перестали разговаривать, а перешли от слов к делу. В ход пошли толчки, плевки и примитивные оскорбления.