А в день, когда нашли тело сестры Джима, приют сгорел. Пламя пожрало здание вместе со всеми обитателями.

Как выжила Нора?

Джим не знал. Но очень хотел это выяснить.

Хотел понять, как этой женщине удалось заставить Виктора Беккета потерять голову до такой степени, что он продолжал ходить к ней на свидания даже в то время, когда исчезла его дочь.

Десять лет назад, когда Джим был еще наивным школьником, он думал, что отец ищет утешения, глядя на других детей.

Но причина была намного прозаичнее.

И ниже.

Может, поэтому Джим медлит сейчас? Который день он просто ходит кругами, наблюдая за этой женщиной и ее спутником, не смея приблизиться и сделать то, что давно решил?

А может, он просто боится правды?

Потому что в глубине души понимает: молоденькая девушка без связей и титула вряд ли могла противостоять напору влиятельного прокурора, воспылавшего к ней внезапной страстью…

Шлепая босыми ногами по холодным доскам пола, Джим подошел к окну и прищурился, глядя на залитую солнцем Серую улицу. Рядом с гостиницей располагалась гончарная мастерская, лавка скорняка и представительство гильдии ткачей.

Сегодня Беккет впервые видел Серую улицу при свете солнца, и, надо сказать, ничего не изменилось. Даже яркие лучи не смогли дать этому месту хоть каплю цвета.

Почесав щеку, Джим понял, что неплохо бы и побриться: светлая щетина смотрелась неуместно, придавая его облику чрезмерное добродушие. В детстве Джима называли ангелом: уродившись в прабабку со стороны матери, он мог похвастаться безупречной платиновой шевелюрой, пушистыми ресницами и яркими голубыми глазами. Повзрослев, на ангела он походить перестал, не избавившись, впрочем, ни от прозрачности взгляда, ни от прозвища, данного матерью. Диане нравилось, что он такой. А еще она жутко ему завидовала. Сестренка пошла в отца, взяв от него и холодную сталь серых глаз, и черные кудри.

Также она мечтала последовать его примеру и стать прокурором, не желая слышать о том, что женщинам это не позволено.

Она была очень умной. Талантливой. Самой лучшей сестрой в мире.

А потом ее задушили и кинули тело в воду.

И все потому, что ее отец перешел дорогу кому-то влиятельному.

Иногда Джим думал, что им с Дианой не повезло быть детьми такого человека.

Потому что власть имущие в своих играх не жалеют никого. Даже маленьких девочек, единственной виной которых является то, что они попались на глаза какому-то выродку.

Накинув теплый халат, Джим подошел к прикроватной тумбочке и позвонил в колокольчик, вызывая служанку. В «Старый очаг» до сих пор не провели водопровод, но, несмотря на некоторые неудобства, это было Джиму на руку. В столице Беккет вдоволь насмотрелся на хлыщей, которые не могли даже исподнее надеть без слуг, а ведь большинство из них занимали высокие должности.

Может, поэтому Старый Ник выбрал его, когда искал себе помощника? Джим был молод, амбициозен, прилежен в учении, а еще умел драться. Только потом наставник узнал, почему Джим стал таким. Но выбором, очевидно, был доволен. И даже отпустил его в Оршен, снабдив сопроводительным письмом, если у Джима возникнут проблемы.

Прошло несколько минут, прежде чем в дверь постучали, и в номер заглянула молоденькая девушка лет восемнадцати.

– Вам что-то угодно, господин Беккет? – пропищала она, испуганно глядя на него.

Ну вот. Опять начинается.

– Принеси мне воду для умывания, – распорядился Джим, снова почесав небритую щеку.

Может, он преувеличивает и щетина не придает ему никакого добродушия? За две с половиной недели, что он находится здесь, еще ни одна служанка не смогла посмотреть на него иначе. Все его страшатся.

Впрочем, дело не в щетине. Старый Ник говорил, что у Джима очень тяжелый взгляд. Колючий и пронизывающий, вкупе с голубыми глазами производящий неизгладимое впечатление. Что поделать, от мальчишки с ангельским лицом ничего не осталось. У него все отобрали. Выжгли душу до основания. А ведь говорят, что глаза – ее зеркало.

– Может… может, вам завтрак подать? – тоненько спросила служанка.

Ее милое лицо напомнило Джиму про Нору Синклер.

– Нет. Только воду. И побыстрей, – отрезал он и отвернулся к окну.

Старый Ник всегда говорил, что женщины – это зло. Их души – это обитель порока и грязи. Даже самая невинная на вид девушка может таить в себе опасность.

«Они будут мило улыбаться, гладить тебя по голове и сочувственно вздыхать. Но это не помешает им вырезать твое сердце, – говорил судья. – Опасайся женщин. Именно в них заключены все грехи этого мира».

Джим не разделял этих взглядов полностью, но считал, что здравое зерно в рассуждениях присутствовало. Отца Джима погубило ложное обвинение. И он мог бы дать отпор своим недоброжелателям, если бы не потерял голову от молоденькой Норы Синклер.

Старый Ник называл злом во плоти всех дам. Джим считал, что есть исключения. Например, его мать была очень доброй женщиной, ни разу не сказавшей вслух ни одного плохого слова. Всегда спокойная, она излучала благородство и всепрощение. А Диана? Маленькая девочка, любящая свою тряпичную куклу и боготворившая отца… она не могла быть сосудом греха и порока.

Дверь открылась, и все та же служанка принесла ему таз с теплой водой. Зачем-то поклонилась, хотя Джим не представлялся лордом. Ее светло-русые волосы выбились из косынки, отчего ее личико казалось еще симпатичней. Оглядев девушку с ног до головы, он зачем-то спросил:

– Как тебя зовут?

– Нелли, господин, – потупившись, прошептала она.

Джим медленно подошел к платяному шкафу, вытащил оттуда плащ и протянул ей.

Вчера Оршен попал во власть сильного дождя, отчего город чище не стал.

– Сможешь почистить? – спросил Беккет.

Нелли кивнула.

– Сколько?

– Я верну ваш плащ в течение часа, господин.

Беккет усмехнулся. В его тяжелом взгляде есть свои преимущества.

– Сколько я буду тебе за это должен? – уточнил он.

– Н-н-нисколько! – Девушка схватила плащ и прижала его к груди в защитном жесте.

– Понятно, – хмыкнул Джим. – Свободна.

Еще свалится в обморок от испуга прямо здесь. Доказывай потом, что ничего не делал.

Нелли торопливо кивнула и торопливо покинула комнату.

Достав из кошелька несколько медных грошей, Джим положил монеты на прикроватную тумбочку и приступил к ритуалу бритья.

Как бы странно это ни звучало, но каждый раз, проводя по щекам и шее острым лезвием, он испытывал чувство, больше всего похожее на покой. Может, поэтому внушал себе, будто щетина придает ему глупый и добродушный вид?

Удовлетворившись результатами бритья, Джим оделся и натянул сапоги. Отругав себя за то, что не сообразил вручить служанке еще и их, он спустился на первый этаж, где его ждал завтрак в компании свежей газеты. Если Нелли не глупа, то поймет, что монеты на тумбочке для нее и ему необязательно торчать в комнате, пока она не закончит работу. Тем более когда по гостинице разносится одуряющий запах свежей выпечки.

До полудня оставалось полтора часа. Джим как раз успеет подкрепиться, ознакомиться со свежими новостями и дойти до Книжной улицы.

Сегодня он не будет заниматься ерундой. Он дождется, когда Нора Синклер и Клайд Безгрешный расстанутся на перекрестке Книжной и Сердитой улиц, и заведет с проституткой невинную беседу. Приведет ее сюда, защелкнет на ее запястьях наручники и заставит говорить правду. И если она будет вести себя хорошо, то потом даже отпустит восвояси. Пусть живет.

Но его планам не суждено было сбыться. Потому что, когда он развернул газету, заголовок второй полосы заставил его подавиться чаем.

«Правосудие уходит на покой. В столице Соединенных Земель скончался верховный судья Николас Элви».

Выпустив газету из рук, Джим растерянно посмотрел в окно. Эмоций не было. А единственной мыслью, оставшейся в голове, было то, что бумага в его кармане более не имеет никакой силы.

Никто не прикроет его спину, если он натворит глупостей. Не у кого попросить помощи в случае надобности.