Застойный воздух. Затхлостью пропитались даже стены. Новая квартира пахла стариной и пылью.

Большая прихожая с высоким потолком, с которого свисала покрытая паутиной люстра, не пожелавшая зажечься по призыву переключателя, казалась неприветливой.

Слева находится дверь в ещё одну комнату, рядом с ней – небольшой пуф, предназначенный для обувания, а справа – внушительный шкаф из тёмного дерева.

– Мне здесь не нравится, – прижалась Ева к материнским ногам, с недоумением рассматривая обстановку широко распахнутыми голубыми глазками.

– Вот сделаем ремонт, и всё заиграет новыми красками, – попыталась успокоить её мама, растерянно оглядываясь в поисках места, куда поставить сумки.

Я первая вступила за порог квартиры. Пол скрипнул. Я замерла. Ева тихо всхлипнула.

После меня осталась дорожка следов. Узкие двери с аркой отделяли прихожую от остального пространства, их мутные стёкла были словно покрыты пеленой. Потянулась к круглой резной ручке и, уловив краем глаза движение, резко обернулась.

Из почерневшего от времени зеркала с рассохшейся овальной рамой на меня смотрела перепуганная я.

– Что случилось? – появилась рядом со мной мама – красивая статная женщина сорока лет с убранными в шишку светлыми волосами, в тёплой шерстяной кофте и синих джинсах.

Внешностью я пошла в эту очаровательную мадам. Те же зелёные глаза, такие же острые скулы, русые длинные волосы. Фигуры, конечно, отличались, но за сестёр нас иногда принимали. Ставила я всё же на молодо выглядящую матушку, чем на свой плохой вид.

– Зеркала испугалась, – честно призналась, толкая дверь вперёд. Петли, уже забывшие о том, что такое смазка, натужно заскрипели.

Тёмный коридор уходил вдаль. Для антуража не хватало разбежавшихся пауков и сорвавшихся с места летучих мышей, пронзительно попискивающих. Но они могли смыться ещё до всего этого.

– Добро пожаловать домой, – оптимистично заявила мама и подмигнула. – Может, мы клад найдём?

Её радости я не разделяла.

Справа обнаружилась скудно обставленная гостиная с полностью замазанными окнами. Так раньше делали в теплицах, чтобы солнце не спалило листву через стекло, ну и чтобы не было так жарко.

Слева оказалась кухня, с которой мы и решили начать уборку. Ещё три комнаты, запертые на ключ, оставались неизвестными.

Поправив лямку тяжёлого рюкзака, я вставила ключ в скважину. Важную миссию по открытию «терра инкогнито» доверили мне, вместе со связкой ключей. Так как мама с мелкой начала уборку.

И зачем запирать все двери в забытой богами квартире, где брать нечего? Разве что оставшуюся мебель на дрова разобрать. Да и те вряд ли кому нужны.

Тело, упакованное в чёрный мусорный пакет, висело под потолком над кольцом из огарков свечей, в центре которого лежала тонкая книга в чёрном переплёте. На выцветших обоях дрожащей рукой кто-то отрывисто вывел: «Убирайся».

– Шутники, блин, – выдохнула, прижимая ладонь к груди, где быстро билось о рёбра сердце.

Быстро прикрыла дверь, чтобы Ева не испугалась представленной картины «Сорока на висельнице». Были они похожи как гусь и дикобраз, но это не суть.

Осторожно приблизилась к «подарку». Первоначальный испуг прошёл, сменившись рациональностью. Сгнившим мясом не пахло, хотя вонь заполняла бы всю комнату.

Тыкать пальцем в неведомую фигню не хотелось, поэтому я огляделась в поисках палки или чего-то похожего на неё. На глаза попался стул, в пригодности которого я сомневалась. Оставила рюкзак на полу возле шифоньера, подхватила выбранный предмет мебели и ножкой толкнула «труп». Тот легко покачнулся, сбросив с себя немного пыли.

Когда-то на просторах интерната я видела, как пустые пластиковые бутылки также связывали в подобие тела. Надо поскорее снять это безобразие.

Под плёнкой скрывался обычный манекен, который используют для пошива одежды. Захотелось сбросить куколку из окна, как самый кратчайший путь избавления от наследства прошлого жильца. Но, наверное, не стоит так оригинально здороваться с соседями.

– Милена! – позвала меня родительница.

Торопливо раскидала ногой останки свечей, схватила книжицу тоже не первой свежести, закинула её на шкаф и поторопилась выйти. Мама выглядела обеспокоенной. Сестра по-прежнему цеплялась за её ноги.

– Да что такое? – прикрыла за собой дверь.

– Что-то случилось? Ты долго, – она наклонила голову, пытаясь заглянуть в оставшуюся щель.

– Нет, – я выразительно посмотрела на Еву. – Конечно, нет. Просто пауки.

– Ладно, – матушка поняла мои кривляния. – Мы тогда сходим за метлой и тряпками.

Кивнула в знак согласия. На остальные комнаты сегодня времени уже не хватило.

Пока мама с Евой спустились в машину за средствами для уборки, я вытащила манекен и временно положила на лестнице чуть выше нашего этажа. Дождавшись их возвращения, я понесла куклу на улицу.

– Добрый день, – поздоровалась я с бабушками-божьими одуванчиками, сидящими на скамейке.

– Здрасьте, – отозвалась самая молодая из них, одетая в спортивный костюм «Абибас».

– Старшая дочка новенькой, – подхватила вторая, в халатике до колен и телесных колготках.

– Из третьей, – завершила третья, в синей рубашке и тёмно-серой юбке-солнце в пол.

– Сейчас твои спускались, торопились, только поздоровались, – с легким негодованием проговорила Халат.

– Хотим побыстрее прибраться, всё же с нами ребёнок, – поставила игрушку, придерживая, чтобы манекен не рухнул.

– И куда ты Бориса потащила? – поинтересовалась Рубашка.

– В мусорный бак, – пожала плечами. – Не хочу, чтобы маленькая испугалась.

Бабушки одобрительно покивали. Но имя манекена меня зацепило.

– Борис? Почему Борис?

Бабульки запереглядывались. Халат пожевала губу, что-то прикидывая.

– Раньше там Тамарка жила, – проговорила старушка, – швея местная. Она манекен Борькой и назвала. В честь мужа покойного.

– А почему он умер? – заинтересовалась я историей.

– Сердечный приступ, – отозвалась Юбка. – На вредном производстве тогда работал, вот и не выдержал. Ты же знаешь этих мужчин: они всё тянут до последнего, не хотят обращаться к врачу.

Вздохнула, признавая правоту пожилых дам.

– Я этого Бориса нашла подвешенного на люстре, – про остальное решила не упоминать.

– Свят, свят, – перекрестилась Юбка. Подруги зашикали на неё. Я с интересом оглядела троицу.

– Местные ребята, наверное, балуются, – заговорила бабушка на спорте. – Ты когда Бо… манекен к мусорке унесёшь, разбей ему голову.

– Зачем? – насторожилась, пристально глядя на бабушку. Та занервничала.

– Да просто, – вмешалась Юбка. – Тебя как звать?

– Милена, – вспомнила о правилах приличия и спросила в ответ: – А вас?

– Ангелина Владимировна, – представилась Юбка. – А это Елизавета Владимировна и Зоя Аркадьевна.

– Приятно познакомиться, – взяла манекен под мышку. – Ну я пошла?

– Иди, деточка, иди, – Зоя Аркадьевна аж рукой на меня замахала. – Но голову всё же разбей.

Больше вопросов задавать я не стала. Бабушки едва ли ещё что-нибудь поведают. По крайней мере сегодня. Но если они считают, что так нужно, значит, так и следует поступить.

Мусорные баки стояли чуть в стороне и были переполнены. Я положила куколку на бетонный блок рядом и задумалась. Манекен был явно сделан не из пластика. Самый быстрый и самый простой способ избавиться от него – встать ему на голову и смять, раз уж разбить не получится.

– Что ты делаешь? – отвлёк меня мужской голос.

Резко обернулась. Сзади стоял парень с пакетом, в котором проглядывался мусор. Он был примерно моего возраста, симпатичный, с карими глазами и тёмными короткими волосами, широкоплечий и высокий.

– Избавляюсь от улик, – я всё же наступила на голову «Бореньки», но надавить не успела.