— Ты так и не спросишь меня, как я себя чувствую? — поинтересовалась я. Хотя никакого толку в этом не было. Если человек не интересуется твоим здоровьем, не имеет смысла задавать вопрос, любят ли тебя.
— Что? — Терри произнес это слово не с вопросительной, а с утвердительной интонацией.
— Что происходит?
— Вот и я хотел бы знать. Ты выглядишь ужасно. И этот порез...
— Ты что, не знаешь, я была в больнице?
Он глубоко затянулся и медленно, смакуя, выпустил дым, словно это было ему гораздо интереснее, чем я. Передо мной оказалось два злых Терри: крикливый, тот, которого я мельком видела в ванной, и тихий, спокойный, саркастичный — сидевший в плетеном кресле и куривший сигарету.
— Слышал, — ответил он. — Случайно. Сообщила полиция. Они приходили сюда.
— Я пыталась тебе дозвониться, — сказала я. — Тебя здесь не было.
— Я уезжал.
— Терри, — продолжала я, — у меня было, м-м... самое ужасное, самое ужасное время. Я хочу... — Я запнулась. Я не знала, какое из моих желаний было главным. Но определенно не хотела сидеть в холодной комнате со злым мужчиной. Наверное, было бы приятно от ободряющего объятия, чашки какао и если кто-нибудь сказал, что рад моему возвращению домой. Нужно, чтобы я почувствовала себя с ним в безопасности. — Ничего не могу вспомнить, — наконец проговорила я. — Все как во тьме. Помоги мне разобраться. — Никакой реакции. — Я будто умерла.
Опять долгая чертова затяжка. Он это специально? Лишний пустой такт перед каждым словом, как будто во всем, что он говорил, скрывался ироничный подтекст, которого я не понимала. Говорят, некоторые могут предсказывать приближение бури — начинают болеть их старые военные раны. Мне этого никогда не удавалось. Но когда находило на Терри, я всегда предчувствовала. Однако на этот раз и во мне шевельнулась злость.
— Терри, ты слышал, что я сказала? — возмутилась я.
— Я, кажется, чего-то недопонимаю.
— Что?
— Странный способ возвращаться.
— Меня выписали из больницы. Вот и все. Что тебе сказали? Ты что-нибудь обо мне слышал? Мне так много надо рассказать. Господи, ты не поверишь... — Я осеклась и тут же поправилась: — Но все это, естественно, правда.
— А не слишком ли поздно?
— Прости? Мне кажется, тебе тоже есть что сказать. Где ты был?
Терри рассмеялся, словно залаял, и оглянулся, будто испугался, что его увидят. Я закрыла глаза, затем открыла опять. Он никуда не исчез — так и сидел в плетеном кресле, а я так и стояла перед ним.
— Ты пьян?
— Это что, издевательство?
— Ты, о чем?
— Способ отомстить?
Я тряхнула головой, чтобы прояснить мысли, но в ней всколыхнулась дикая боль. Мне казалось, что я смотрю сквозь серый туман.
— Послушай, Терри, о'кей? Меня похитил сумасшедший. Ударил по голове, и я потеряла сознание. Не знаю всего, что произошло. Только какую-то часть. Но я могла умереть. Потом оказалась в больнице. Тебя не было — я не могла дозвониться, ты не отвечал. Наверное, закутил? Но вот, я вернулась домой.
Теперь выражение лица Терри совершенно изменилось — стало озадаченным, скорее, обалдевшим. Сигарета догорала у него между пальцами, словно он совершенно о ней забыл.
— Эбби... я ничего не понимаю.
Я опустилась на диван. Диван Терри. Его давным-давно прислала ему мать. Протерла глаза.
— С тобой разговаривали полицейские, — осторожно проговорила я. Мне не хотелось много ему сообщать. Это тоже было нелегко. — Что они сказали?
Настала очередь осторожничать Терри.
— Спросили, когда я тебя видел в последний раз.
— И что ты им сказал?
Новая неспешная затяжка дымом.
— Просто ответил на их вопросы.
— Они остались довольны?
— Я сообщил им, где был. Они сделали пару звонков — решили проверить. И кажется, удовлетворились.
— А что рассказали обо мне?
— Что ты ранена.
— Ранена? — удивилась я. — Так и сказали?
— Что-то вроде этого, — пожал он плечами.
— На меня напали.
— Кто?
— Не знаю. Мне не удалось увидеть его лицо.
— Как это так? — Терри разинул от удивления рот. — Как это вышло?
— Не помню. Меня ударили по голове. Сильно. В памяти образовались провалы. Целые дни. Много дней.
Я видела, что Терри хотел задать мне массу вопросов, но не знал, с какого начать.
— Он меня захватил. Хотел убить. Но мне удалось убежать.
При этих словах, жалобно подумала я, любой человек воскликнул бы: «Как ужасно!» — встал, подошел и обнял бы меня. Но Терри продолжал сидеть, словно не слышал, и вел допрос дальше:
— Ты сказала, что не видела его?
— Мне завязали глаза. Я все время сидела в темноте.
— О! — удивился он. И после долгой паузы: — Господи!
— Да.
— Извини, Эбби — смутился он. Но я не видела сочувствия на его лице. — Что предпринимает полиция?
Вот вопрос, которого я боялась. И поэтому не хотела вдаваться в детали. Хотя и сознавала, что права, я стеснялась даже перед Терри и в то же время немного злилась на себя из-за этого.
— Они мне не верят. Считают, что этого не было.
— А как же твои ссадины? Эти синяки?
У меня вытянулось лицо. Захотелось заплакать, но я не собиралась показывать слабость в присутствии этого говнюка Терри. И это тоже составляло проблему.
— Насколько понимаю, те, кто на моей стороне, полагают, что я все вообразила. Те, кто не на моей стороне, — что я сочинила. И те, и другие считают, что делают мне благо, поскольку не выдвигают обвинений в умышленном введении в заблуждение полиции. Меня бросили на произвол судьбы и лишили всяческой защиты. — Я ждала, что теперь-то уж точно он ко мне подойдет, но Терри не двинулся с места. На лице озадаченная мина. Я набралась смелости и спросила: — А что случилось с моими шмотками? Кто их забрал?
— Ты сама, — ответил он.
— Что?
— Две недели назад. Пришла и взяла.
— Я их взяла?
Терри поерзал в кресле.
— Это правда? Ты что, ничего не помнишь?
Я покачала головой.
— Все очень смутно, будто покрыто черной пеленой. Я неясно помню, как была на работе и здесь. А все остальное меркнет. Так ты утверждаешь, что это я забрала вещи?
На этот раз смутился Терри — хлопал глазами, словно старался быстро принять какое-то решение. А затем снова успокоился.
— Ты от меня ушла.
— Как это так?
— Вспомни, ты грозила это сделать миллион раз! И не смотри на меня так, будто это моя вина. — Терри прищурился: — Ты в самом деле не помнишь?
— Полный ноль.
Он снова закурил.
— Мы поцапались.
— По поводу чего?
— Не помню. Какая-нибудь ерунда. Но видимо, она стала последней каплей, которая переполнила чашу.
— Снова взялся за штампы?
— Вот видишь? Может быть, тебя разозлило, что я говорил так, а может, то, что взял не ту ложку. Как бы то ни было, мы поругались. Ты заявила, что с тебя довольно. Я решил, что ты шутишь, и ушел, а когда вернулся, ты собирала свое шмотье. Во всяком случае, большую часть. Забрала все, что влезло в машину, и укатила.
— Ты говоришь правду?
— Оглянись вокруг, Эбби. Кому, кроме тебя, может понадобиться твой СД-плейер?
— Так ты утверждаешь, что мы поссорились?
— Это была одна из наших самых серьезных ссор.
Мне стало грустно, я замерзла. Не имело смысла что-то недоговаривать.
— Я много чего забыла, — проговорила я. — Но хорошо помню, что наши размолвки кончались тем, что ты меня бил.
— Это неправда.
— Ты меня ударил?
— Нет, — ощетинился он. Но в то же время на его лице появилось пристыженное выражение.
— Видишь ли, это одна из причин, почему мне не поверили. Я жертва. И это известно. Женщина, которую били. Я вызывала полицию. Помнишь тот вечер? Наверное, нет? Ты много пил, и мы поругались. Из-за чего, не могу сказать. Это не в тот ли раз ты разозлился, когда я постирала твою рубашку, которую ты хотел надеть, а она оказалась влажной? А я ответила: в чем дело — стирай сам. Или тогда ты опять заявил, что я, прилепившись к тебе, угробила твою жизнь? Трудно сказать. Мало ли из-за чего мы ругались. Но кончилось тем, что ты схватился за кухонный нож, а я позвонила в полицию.