Annotation

Эта история начнётся с казни. Мир, где меч, монета и слово сошлись в смертельной схватке за власть. Мир, в котором люди – лишь тени богов. Шестерни странного механизма продолжают вращаться, приближая гибель загадочного механика Эвана. Лишь один единственный шанс остаётся у него на спасение.

Миры Осма. Безмятежность теней

Пролог. Вор Васп

Глава первая. Работяга Аск

Здоровяк Вили

Таверна у южной стены

Кром да Винар

Торговец Морт

Городская площадь

Изобретатель Марк

Нам по пути

Глава вторая. Добряк Унас

Пустяковая обида

Воскресший вор

Магистр-воин Уно да Бирс

Наёмник Тодо

Прогулка за стеной

Глава третья. «Справедливый суд» города Рора

Выгодное предложение

Бут Хромец наносит ответный удар

Грёзы Маска Безумца

Куклы помнят

Глава четвёртая. Живой мертвец

Злая судьба рорских узников

Договор на гербах

Бог воды Агр улыбается

Ухмылка Монка

Тень Вира

Колодец мертвецов

Тысяча монет за одну жизнь

Настоящие воины

Глава пятая. Утро выживших

Бесстрашный карлик

Советник Так да Гискар

Глоток свободы

История Така да Гискара

Грехи отцов

Эпилог. Кровавый ритуал

Миры Осма. Безмятежность теней

Пролог. Вор Васп

Пролог

Вор Васп

Ганза. Агрия . День первый

«Один человек не может изменить мир, но когда их будет сотня, а лучше тысяча, объединённых одной целью, и невозможное станет возможным».

Из дневника механика ремонтной мастерской на станции «Магр» Пауля Рудигера.

Небо затянуто тяжёлыми, серыми тучами. Снег по утру растаял, но холод не отступает. Даже здесь, в южных землях, весна не спешит сменить зиму. Большая городская площадь многолюдна. В этот последний по ларгонскому календарю зимний день в городе объявили о казнях. То, что злодеев не продали на рудники или турнирные бои, уже являлось событием. В последние годы, осуждённые на казнь всё чаще, вместо помоста с виселицей и плахой, получали кандалы раба или палку бойца. Видно сегодня городской Совет решил напомнить горожанам о правосудии, здесь и сейчас. Троих преступников, среди которых была женщина, вывели к помосту в сопровождении грозной стражи. Толпа, подтянувшись поближе, оживилась. Вид злодеев был жалок. После многих дней в темнице, измученные холодом и голодом, они с трудом держались на ногах. Очень холодно, а им перед казнью оставили лишь нательные рубахи. Это не было милостью судьи, лишь заботой о пристойности представления. По закону они и так уйдут из мира живых грешниками, а исподнее убережёт от греха добропорядочных горожан. Грязные, посиневшие тела смертников била дрожь. Следы от снятых совсем недавно кандалов обозначились багрово-чёрными полосами. Холод заставлял троицу обречённых дёргаться в странном танце. Кроме того, все как один шмыгали сопливыми носами и кашляли.

Сам советник по закону Флер да Ламут, что случалось крайне редко, пришёл объявлять приговор.

— Достойные, уважаемые и простые горожане Ганзы! — так он начал свою речь.

Собравшиеся на площади внимали, ибо ожидали весёлого представления. Он же, довольно невысокий, но крайне высокомерный, видимо полагал, что устремляя свой большой, с горбинкой нос в небеса и оттопыривая верхнюю губу, выглядит гораздо весомее в их глазах. Вкупе с низким, с чёткой вертикальной складкой лбом, обрамлённым зализанными назад при помощи жира длинными, тёмными, свисавшими на плечи, с едва заметной сединой волосами, грозно сдвинутые, кустистые брови должны были внушать ещё больше уважения. Прятавшиеся под ними маленькие, мутного цвета глазки взирали на толпу с явным превосходством. Но, если на простых горожан это в некоторой степени, больше из страха перед стражей, действовало, то на достойных увы. Они прозвали его Недомерком и насмехались при каждом удобном случае. Он знал об этом и ненавидел, ненавидел, но, как и они, играл свою роль добропорядочного горожанина.

— Сегодня, на этой площади, свершится правосудие! — продолжил, выдерживая эффектные паузы советник. — Трое злодеев понесут заслуженное наказание пред богами и горожанами сего города. Первым казнят убийцу Хлора. Он обвинён и признан виновным при свидетелях в шести убийствах, в том числе двух достойных горожан. Злодей будет обезглавлен!

Ещё только жирный палач, в своём сером, загаженном старыми, кровавыми разводами балахоне, с огромным топором в сильных руках вышел на помост к плахе, а толпа уже взревела в предвкушении события. Палачом был местный мясник и, учитывая то, что казни стали редки, он лишь подрабатывал этим пасмурным утром. Вчера он разделывал телёнка, а уже к обеду его ждала пара поросят. Злодеев, что мёрзли у помоста, он не считал за людей, а потому с такой лёгкостью готов был разделать и любого из них. А тут, без особых пыток, лишь отрубить голову — проще простого. Горожане кутались в накидки и прятали руки в карманы.

Убийцу, которому до того было очень холодно, вдруг прошиб пот. Хлору даже пришлось смахнуть катившиеся в глаза едкие капли грязным, засаленным рукавом. Он, совершенно неожиданно для самого себя, испугался. Убивая других, видел их страх и часто насмехался над ним. Теперь же сам был на месте своих жертв, а страх уже не казался столь забавным. Нет, теперь он заставил его сердце сжаться, обдал тело ледяным, противным потом и превратил дрожь почти что в судороги. Это уже была не дрожь от холода, но от страха. Его трясло посильнее остальных обречённых, а единственным желанием стало — бежать, бежать прочь. Стражи подвели осуждённого к палачу, а тот, внезапно, пытаясь сбежать от своей судьбы, стал вырываться из их «железных» объятий. Одному из законников пришлось огреть злодея дубинкой, а на плаху голову приложили силой.

Площадь притихла, так что даже стал ясно слышен шум строителей, бодро ремонтировавших высокий дом на одной из городских улиц. Где-то вдалеке послышался плач ребёнка. Надрывно каркнул сидевший на шпиле одной из башен ратуши чёрный, словно сама тьма, ворон. Внезапно в толпе горожан раздался чей-то нервный смех, стихший так же быстро и нелепо.

— Н-н-не-е-е-т! — порадовал зрителей сдавленный, хриплый крик обречённого.

Прижатый к плахе смертник кряхтел, сопел и рычал, всё ещё сопротивляясь приговору. Он и до того не благоухал полевыми цветами, но сейчас трусливое зловоние, распространявшееся от трясущегося от страха тела, перекосило даже лица удерживающих его опытных стражей. Эти повидали многое на своём веку, но и они слегка поотвыкли от таких представлений.

Палач изготовился, ожидая отмашки. Советник по закону медленно поднял свою холёную руку и, в который раз обведя толпу надменным взглядом, быстро уронил её вниз. Мгновенье, отпрянувшие в стороны стражи, быстрый замах топора, последняя, тщетная попытка обречённого на смерть поднять голову и… та с глухим стуком падает на помост. Она ещё катится какое-то время в сторону благодарных зрителей, обдавая настил помоста кровавыми брызгами и заставляя их орать и визжать от удовольствия. Стражи тут же брезгливо стаскивают обезглавленное тело прочь, к ногам ликующей толпы. Желающих пнуть то, что совсем недавно было убийцей Хлором, унизить труп грешника и хоть бы плюнуть в обезглавленную, застывшую на мокром камне фигуру немало. Лежащая на краю помоста голова злодея взирает на горожан большими, дико выпученными, полными ужаса глазами.

— Следующей будет наказана мошенница, что промышляла различными обманами. В последний раз эта мерзавка обманула достойнейшего господина Ганзы. За все свои преступные деяния она будет… лишена обеих рук! — продолжал, с гордо задранным, горбатым носом, громко и с эффектными паузами вещать советник.

И это зрелище было по душе толпе. Женщина умоляла, визжала от страха, просила о прощении, ревела и проклинала. До того ей почему-то казалось, что она готова даже к смерти, но на помосте приговорённая впала в истерику. Стражам вновь пришлось помогать палачу, а страдания несчастной мошенницы несказанно веселили горожан. Слёзы смешались с соплями и кашлем, глуша истеричные вопли преступницы. Когда обе её руки, после равнодушного удара мясника, оказались на помосте, тысячекратный вздох восхищения прокатился по толпе. Такое наказание было равносильно слегка отсроченной смерти, и даже того хуже — мучительной смерти. Культи ей замотали каким-то тряпьём, дабы она не сдохла прямо на площади. Тут же вытолкали прочь, прямо в толпу. Нет, сделавших так по приказу советника стражей не заботила её судьба после наказания, но законники желали ей страданий, а быструю смерть считали избавлением. Впору позавидовать судьбе убийцы. Грешница должна уйти за ворота живой. Некоторые, после такого, быстро истекали кровью или умирали от самой боли, но эта, молодая ещё женщина, продолжала жить и ожидаемо распаляла злобу толпы. Горожане насмехались, толкали несчастную и плевали ей вслед. Она же, завывая от боли, стремилась поскорее покинуть площадь. Калека падала на камни мостовой и ползла, не в силах подняться на ноги. Наполовину скрытое спутанными, грязными волосами лицо мошенницы было искажено страхом, болью и отчаяньем. Уже скоро, как только толпе надоест издеваться над злодейкой, безрукую выкинут за ворота, обрекая на смерть от холода и голода. Хотя, есть шанс, что оставшиеся при ней прелести прокормят ту в селении потерянных. Немало разных калек, исполняя злую волю их «спасителей», нашли своё последнее пристанище среди бывших людей.