– Я же тебе уже сказала, Горяшка, Кондратьев помер, – Бабуся снова пригорюнилась, – только не нравится мне это, ох, не нравится. Другие-то, может, и не замечают, а я сразу поняла, что дело нечисто.

– Почему? – Игорь был заинтригован, – давайте-ка сначала факты.

– Какие хвакты?

– Такие. Кондратьев ваш все-таки был старым. Так? – Игорь сделал останавливающий жест, пытающейся что-тот возразить Бабусе, – крепким вы сказали. А может быть, он чем-то болел? Человек может выглядеть крепким с виду, но все-таки болеть. Сердце там или еще что-то.

– Не скажи, Горяшка, – не согласилась бабка, – больного человека сразу видно. Если болезнь изнутри подтачивает, то глаза перво-наперво грустными становятся. А наш Кондратьев ни на что не жаловался. И глаза свои жмурил, чисто сытый кот. А не веришь мне. на-ка вот, посмотри.

– Что это? – удивился Игорь, принимая от Бабуси какую-то замусоленную папку. – Медицинская карта, – изумленно прочел он, – Кондратьев Федор Гаврилович. 1931 года рождения. Так ему же было почти семьдесят.

– А ты внутря-то загляни, – не унималась бабка.

Игорь полистал медицинскую карту. Старичок, действительно, отличался завидным здоровьем.

– А что говорят врачи в Доме? – спросил он, закрывая папку.

– А то и говорят, что старый был. Как сговорились все.

– Как вам удалось это достать? – Игорю было крайне любопытно, – неужели стащили?

– Тьфу на тебя, – Бабуся аж подпрыгнула на месте, – неужто ты про родную бабушку так подумать мог, варнак этакий. И как язык только повернулся!

– И все-таки? – не сдавался Игорь.

– Зачем тащить? – Бабуся поправила концы платка, я в больничку сходила и мне там это выдали.

– Так просто и выдали? – не поверил Игорь.

– Конечно, а ты как думал. Я пришла туда, встала к окошечку и говорю молоденькой девичке: «Так, мол, и так, милая, старичок у нас один помер, так меня за его болезнями послали, потому что так полагается. Его болезни теперича в архиве хранится будут. Так полагается».

– И она вам эту папку отдала? – Игорь не верил своим ушам.

– А как же. Я ей бумажку сунула с именем-отчеством, а она мне болезни-то эти и принесла. Я их в сумку и пошла себе.

– Ловко, ничего не скажешь. Только зачем?

– Экой ты бестолковый! – нетерпеливо объяснила Бабуся, – чтобы посмотреть можно было, чем он таким болел. Только не болел он ничем. Ему бы еще жить да жить. Так ведь не дали!

– Как не дали? – Игорь встал с дивана и потянулся за трубкой, – неужели вы думаете, что его убили?

– И думать нечего! – отрезала Бабуся.

– Но как? и главное, зачем?

– А вот послушай зачем. Я в Доме с женщиной одной говорила. Ильиничной. Так она мне такого рассказала, волосы дыбом.

Дом существует несколько лет. Красивый, хороший. Старичков туда приваживают. Только не всех принимают. Больше, конечно, одиноких. Для таких стараются изо всех сил. И убеждают, что чем им в одиночестве в квартире прозябать, где и воды подать некому, лучше жить вместе с другими старичками в Доме, где о них очень хорошо будут заботиться. Соглашаются. В Доме отлично заботятся, все бесплатно, да еще и пенсия целехонькой остается. Куда хочешь, туда и трать. А квартира остается пустой. Вот и начинают уговаривать. Зачем, мол, держать за собой квартиру, деньги за нее платить? Лучше это мы будем делать, только соответствующие бумаги подписать нужно. Старички у сытой спокойной жизни в Доме привыкают и бумаги те подписывают.

Их жизнь не меняется. Живут как и прежде. Только, бац! в скором времени умирают. Начальство Дома сокрушается, конечно, такая утрата. Похороны устраивает и все прочее, только человека-то не вернешь.

Свои разговоры о квартирах стараются втайне держать, да еще и стариков предупреждают. Это, мол, особая привилегия, все квартиры мы оплачивать не можем, а только у самых лучших. И обманывают, говорят, что квартиры остаются в полной собственности старика. Тот может в любой момент туда поехать и посмотреть. Едут и смотрят. Там порядок наводят, ремонт делают. Все отлично. Но проходит некоторое время, и старичок умирает.

– Мне Ильинична сказывала, – продолжала Бабуся, что после всех этих бумаг старички несколько месяцев всего и живут. Она даже подсчитала, около четырех. Но не больше. И даже график себе такой составила. Когда кто бумаги подписывает, когда умирает.

– А она не боится? Такой список может ей дорого обойтись.

– Побаивается, конечно. Но ей-то терять нечего. Она заслуженный учитель. Квартиру ей государство дало. А когда она в Доме устроилась, то оно же назад и забрало. Она даже повозмущалась, мол, хотела добрым людям ее оставить, которые о ней заботятся… И Дом тоже чего-то такое делал, но ничего не вышло, государство свое из рук не выпустит. А она теперь в Доме осталась. Ее никто не гонит, так и живет потихоньку. Она даже пенсию свою хотела переводить в ихний фонд, но ей сказали: «Не надо, тратьте на себя».

– Однако, – кончиком трубки Игорь почесал ямку на подбородке, – интересная картина получается.

– Еще бы не интересная, – подхватила Бабуся, – а еще мне Ильинична сказывала, что дедок у них там один есть, так его уже второй годок уламывают, а он все не соглашается. И до сих пор живет себе и в ус не дует.

– Однако, – повторил Игорь. – Ильинична может, конечно, с разоблачительными фактами выступить, но кто ей поверит? Проверять будут, а если ничего не найдут? Да и кто будет с этим связываться? Наверное, хозяева Дома все хорошо обдумали. Если им не жалко денег, чтобы обихаживать старичков, значит, они должны что-тот с этого иметь. Вот и имеют – квартиры. А чтобы не ждать, пока старик сам умрет, ему немного помогают. И никто ничего не докажет.

– Правильно мыслишь, Горяшка, – опять пригорюнилась Бабуся, – только людей-то все равно жалко, старые они или малые. А супостатов этих все равно наказать надо!

– Как? Не войну же вы им объявите.

– А может и войну. Надо так устроить, чтобы жить там невмоготу стало. Все и разойдутся по своим квартирам.

Игорь представил себе Бабусю в роли террористки. Да, она при желании смогла бы весь дом разнести, не оставив камня на камне. Но неизвестно, чем это может для нее самой обернуться.

– Вот что, баба Дуся, – Игорь старался говорить как можно убедительнее, – вы пока сами ничего не предпринимайте, я обо всем этом подумаю, а потом мы с вами вместе начнем действовать.

– И долго ты думать собрался? – Бабуся была настроена очень воинственно.

– Столько сколько потребуется, – отрезал Игорь, – и поймите, я же о вас беспокоюсь. Не хочу, чтобы с вами что-тот случилось.

Бабуся сдалась. Они договорились с Игорем, что она будет внимательно присматриваться к обитателям Дома и приносить Игорю факты. Но без его ведома никаких действий совершать не будет.

– Смотрю ты совсем измаялся, – сказала неожиданно Бабуся, – чем терпение друг дружки испытывать, лучше раз и навсегда все решить.

– Что решить? – Игорь понял куда гнет Бабуся и покраснел.

– Позвони ей, Горяшка. Может, она только и ждет твоего звонка.

– А почему сама не звонит? – Игорь заупрямился, – я ведь тоже звонка жду.

– У нее работа каждый день, заботы всяческие, а ты целый день на диване валяешься да трубку свою мусолишь.

Игорь вспыхнул, но не нашел, что возразить.

– Ирина говорила, что у нее мама заболела, а как ей станет лучше, то она сама приедет.

– Вот и позвони, глупый, спроси о здоровье, а там глядишь разговор и завяжется.

– Хорошо, – сдался Игорь, – я позвоню.

Он позвонил Ирине поздно вечером и очень обрадовался, когда именно она подошла к телефону.

– Слушаю, – услышал знакомый голос.

– Здравствуй, котенок, – произнес ласково в трубку.

– Это ты, Игорь, – Ирина, казалось, обрадовалась. Хорошо, что позвонил.

– Как мама? – спросил Игорь, – ей лучше?

– Да, намного. Думали, что придется ложиться в больницу, но все обошлось. Теперь она поправляется.

– А ты как? У тебя все в порядке? – допытывался он.