– Вот и внучок вернулся, – нарочито бодрым тоном проговорила она, – сейчас я чего-нибудь на стол соображу.
– Хорошо, – Игорь потер руки, – а то я так проголодался.
Игорь ел наваристый борщ, а старушка сидела напротив него подперев маленьким кулачком морщинистую щеку.
– А вы что же? – поинтересовался он, – поели бы за компанию.
– А я уже перекусила, Горяшка, – ответила Бабуся, стягивая потуже концы платка, – старому человеку много ли надо?
– Ну, не такая уж вы и старая, – сказал Игорь, отодвигая пустую тарелку, – вы у нас еще ого-го!
– Где уж мне, – ответила Бабуся, – может тебе добавки плеснуть.
– Спасибо, но хватит.
– Тогда второе, – и Бабуся уже тащила с плиты сковороду с макаронами и котлетами.
– Мне только лопнуть осталось, – сказал Игорь, – кормите как на убой.
– Ешь, – отмахнулась старушка, – тебе на пользу видно не идет, вон какой худющий.
Игорь не стал пререкаться и принялся за второе. Потом они пили с Бабусей чай с печеньем и рассуждали. Рассуждала больше Бабуся, а Игорь ее слушал. Начала она как всегда издалека, вспомнила и о своих родителях и о братьях-сестрах, которые «раньше без всякого электричества и химии жили, и хорошо жили. И хлеб родился, и всякий фрукт-овощ на земле произрастал. И животных вокруг было полным-полно. А теперь всю землю поотравили и загадили. И люди все попереродились, стали доходягами, квелыми да больными».
– Ты посмотри, – доказывала она Игорю, – раньше молодые отродясь не знали, что такое болеть, а теперь в какую больницу не зайди, то в очередях одна молодежь.
– Так уж и молодежь…
– А я тебе точно говорю, – Бабуся игнорировала иронический тон Игоря, – бабкам и дедкам положено болеть, их жизнь к концу подходит, вот всякие болячки и цепляются, а молодые почему? Им бы, вообще не знать про болезни разные.
– Сейчас экология плохая, – пробовал вразумить Бабусю Игорь.
– Правильно, кология. Вот раньше не было никакой кологии, так люди здоровей и были. А теперь, куда ни плюнь, везде кология, да химия, да радива эта всякая.
– Какая «радива»? – не понял Игорь, – от радио никаких проблем никогда не было.
– Как не было? А Чернобыль?
– Радиация, – наконец дошло до Костикова.
– А я тебе про что толкую? Радивация. От нее, проклятущей, и все болезни.
Игорь понял, что ему не переубедить упрямую старуху, а уж лучше с ней согласиться.
– Точно, – сказал он, – так и есть, Евдокия Тимофеевна. Но вы у нас еще крепкая. Вообще, старые люди нередко крепче молодых выглядят.
– А то. Стариков иных и палкой не перешибешь, а молодого соплей запросто. Вот я сейчас в Доме обретаюсь, так там еще такие крепкие старички-боровички встречаются, только держись.
Игорь обрадовался перемене разговора и стал расспрашивать Бабусю о Доме.
– Как вы туда попали, Евдокия Тимофеевна? – удивлялся он, – ведь это же самая настоящая секта.
– А вот и не секта. Ты, внучек, зазря не клевещи. Это Дом. Организация такая есть, которая очень о старичках печется.
– И что за организация? Неужели такая замечательная? И все в ней отлично?
– Не поняла я пока, Горяшка, – вздохнула Бабуся, – вроде все у них правильно, и люди хорошие собрались, но что-то все-таки не так. А чего не так и сама не знаю.
– А вы расскажите, – посоветовал Костиков, – подумаем вместе.
В благотворительной организации «Дом для всех» Бабуся оказалась случайно. Ходила себе однажды по рынку, да что-то устала. Жара была не сусветная, и она здорово притомилась с тяжелой сумкой. Села себе в тенечек на бордюрчик под деревце, мороженое в стаканчике съела, да так и сидела отдыхала, пока рядом с ней женщина одна не остановилась. Поздоровалась так вежливо и рядом присела. Бабуся ничего ей на это говорить не стала, мало ли, устал человек, тоже захотелось в тенечке отдохнуть. Но женщина завела странный разговор.
– Сидишь, горемычная? – спросила она жалостливо.
– Сижу, – осторожно ответила Бабуся, не совсем понимая, почему она «горемычная».
– Вот и я с тобой посижу, набегалась за день, ноги гудут.
Это Бабуся понимала хорошо. Вот и ладно, пусть отдохнет.
– Как зовут тебя? – осторожно спросила у женщины.
– Меня-то Марья кличут. А по батюшке Петровна. А тебя как?
– Дуся я, Евдокия Тимофеевна.
– Вот хорошо! И имя у тебя ладное, красивое, старинное. Евдокия. А живешь-то ты как? Небось, худо?
– Почему худо? – удивилась Бабуся, – не хуже других.
– То-то и оно, что всем нам кажется сначала, что не хуже. Но это потому, что мы хорошей жизни еще не видели.
Бабуся не знала, что ей на это ответить, а женщина словоохотливо продолжала:
– То ли дело у нас в Доме. Там все живут отлично.
– В доме престарелых? – переспросила Бабуся.
– Каких престарелых, – засмеялась Марья, – не такие уж там и престарелые.
– Так вы секта что ли? – опять переспросила бабка.
– Никакая мы не секта, Бог с тобой, – открестилась женщина, – есть такая организация благотворительная, она о стариках заботится.
– И хорошо заботится?
– Никто еще не жаловался, – с гордостью сказала Марья, – а ты чем сомневаться так, да напраслину на нас возводить, приходи да посмотри на все своими глазами, а там уж и будешь судить.
Бабуся клюнула. Ей всегда было интересно что-то новенькое.
И на следующий же день она направилась в находящийся на улице Гоголя «Дом для всех». Когда-то это было заброшенное старое здание подлежащее сносу. Но его подновили, отремонтировали и придали соответствующий вид. «Дом для всех» очень выгодно отличался в лучшую сторону ото всех соседних домов. Прибавить к этому ажурную ограду и небольшой ухоженный садик и портрет благотворительной организации заботящейся о старых людях будет готов.
Бабусе понравился и внешний вид Дома и садик. Она неторопливо шла по дорожке к дверям. Навстречу ей попадались довольные пенсионеры, но также было много молодых людей. Бабуся только взялась за массивную дверную ручку, как откуда ни возьмись молодой парень с пышным хвостом на затылке распахнул перед ней дверь.
– Позвольте вам помочь, – вежливо произнес он.
– Ты что же, сынок, тоже здесь обретаешься? – спросила Бабуся.
– Да, – кивнул парень, – а вы, наверное, в первый раз?
Бабуся кивнула, и парень предложил ей все показать и довести куда нужно. Миша Гвоздиков, так звали парня, давал Бабусе пояснения. В Дом могут приходить все желающие, разумеется, пожилые люди. Здесь они могут общаться между собой, посещать что-то вроде клуба по интересам, обедать, отдыхать. Здесь проводятся вечера отдыха, ставятся самодеятельные спектакли, приглашают артистов. В общем, жизнь вполне налажена. Некоторые даже не хотят жить дома и переселяются сюда. Так поступают, в основном, одинокие, кому трудно самому о себе заботиться.
– А здесь кто же заботится? – не выдержала и поинтересовалась Бабуся.
– А мы и заботимся, – ответил Миша.
– Кто это вы? – не унималась бабка.
– Мы студенты, и есть еще специальный обслуживающий персонал. Повара там, уборщицы, медсестры.
– А с чего это вы так о старичках беспокоитесь? Или вам они за это платят? – хитро сощурилась Бабуся.
– Зачем они? Нам здесь официально платят. Мы и в ведомости расписываемся.
– И много платят? – удивилась Бабуся.
– Много – не много. Нормально. На карманные расходы всегда есть, и работа не слишком тяжелая.
Это уже становилось интересным. Хорошо оборудованное здание, хорошая еда, хороший уход, помощь студентов, которым за это еще и деньги платили. Для старичков просто рай какой-то устроили.
– И что же за все это со стариков деньги не берут? – не верила она.
– Представьте, не берут, – ответил Миша, – организация-то благотворительная.
Не верилось и вовсе. А Миша увидел проходящую мимо русоволосую девушку и помахал ей рукой.
– Это наш менеджер Лена, – сказал он, – она вам все что угодно объяснит получше меня. Вы только у нее спрашивайте.
На этом Миша покинул Бабусю и стал подниматься по лестнице. Бабуся осталась дожидаться менеджера Лену. Та подошла к незнакомой старушке, вежливо поздоровалась и повела за собой. Они зашли в чистенький маленький кабинет с кремовыми занавесками и цветущей геранью на окнах. Лена усадила Бабусю в мягкое, но не слишком удобное кресло. Бабуся тут же начала съезжать куда-то вниз, проваливаться в его мягкую глубину.