- Фуа, Пинхасова жена, здесь была…

- Фуа?! - Зуфар мигом вскочил. - Тебя видела?

- Да.

- Чего же ты тут сидишь? Давно надо быть за сорок верст отсюда.

- Не бойтесь, - попытался успокоить их Сахр. - Кто станет ее слушать? Всякий знает, что дура.

- Э! - Зуфар всплеснул руками. - От дур все беды на свете. Собирайся, Бузгар. Скорей! Я пойду с тобою, провожу до городских ворот.

- Не забывай, о чем говорили, - кивнул Бузгар Руслану на прощание. - Я к тебе забегу как-нибудь тайком.

- Буду ждать.

Бузгар удалился, Руслан остался, но душа его ушла с Бузгаром, будто крепыш унес ее в своей переметной суме. Много хороших людей видел Руслан с тех пор, как покинул Семаргову весь, но никого не полюбил так сразу и горячо, по-братски, всем существом своим учуяв в нем родное, кровное, свое. Он бы заплакал, если б давно не разучился плакать.

- О чем это вы с ним говорили? - полюбопытствовал Сахр.

- Так… о том, о сем.

- Ого! - воскликнул Сахр ревниво. - У тебя уже свои тайны?

- Тайны, не тайны… тебе будет скучно слушать. Не о звездах шла речь - о земных делах.

- Понимаю. К Хурзаду тебя зовет. Он и меня сколько раз уговаривал уйти из Кята.

- А ты боишься?

- Я ничего не боюсь, друг мой. Но зачем? Какой в этом смысл? Нет силы, которая сокрушила бы тупое чудовище, именуемое властью.

- Но Маздак же сумел одолеть богачей?

- Сумел. На какое-то время. Затем они его одолели. Будь уверен, хорезмшах тоже найдет кого позвать на помощь: белых ли, черных ли, желтых ли гуннов. Или того же Кутейбу ибн Муслима. Кровь. Напрасные жертвы. Новое горе. И - все опять пойдет по-старому.

- И пусть! - разъярился Руслан. - Кровь - разве она и так не льется каждый день? И нет напрасных жертв? Нет горя? Надо ж хоть раз, пусть на десять дней, взять свое! Отплатить живоглотам за все обиды! Раз уж народ подымается, он, наверно, знает, на что идет. Там, на Окузе, ты говорил: история - река большая. Сверху - мусор, дерьмо, снизу - золото, крупная рыба. На берегу, мол, сижу, гляжу. А ведь к берегу - не то же ль дерьмо волной прибивает, а? Эх, ты - ученый! Бузгар, простой человек, - и то знает свой путь. Был у нас… Калгаст. Он плыл глубью. Убили его… из-за глупости моей. Хочу вину свою загладить перед ним… и его заместить. На берегу? Ладно, сиди, царю угождай. Завидная участь - служить тому, кого ненавидишь. - Он горько усмехнулся. - Ведь ты никому ничего не должен. Сам всего достиг. Из материнской утробы сразу ученым вылез. И книги сам придумал… и академию эту, науки разные. И не хочешь подумать, любомудр: раз уж на сей земле мог объявиться этакий умный Сахр, то, значит, она способна таких родить и растить. И ей ты обязан умом своим высоким. Но вот она подымается на большое дело, а ты - в кусты. Тьфу! Стыдись.

- Ого! - развеселился лекарь, выслушав сбивчивую гневную речь русича. - Так-так… - И, тут же потускнев, уныло махнул рукой. - Не петушись. Ломал я голову над этим всем. Мало ли, что я тогда сказал: я говорю сегодня одно, завтра-другое. И не всегда то, что думаю. Так, от скуки озорую. Честно сказать, я давно собирался к Хурзаду. И Бузгара - помнишь, репу на базаре покупали? - через старика одного за тем и вызвал к себе. Поговорить хотелось, да, видишь, не удалось. Сам нашел бы дорогу к Хурзаду, но решимости не хватало. Живу, - думаю,- тихо, спокойно, книги читаю, зачем мне лезть в эти дрязги? Малодушие. Ты, конечно, прав. Здраво судишь. Что ж будем делать?

- Уйдем к Хурзаду! Сейчас.

- Сейчас? Хм… посмотрим…

- Трах! - распахнулась калитка.

Аарон?

Бледный, потный. Пейсы - пряди волос на висках - раскрутились, разлохматились, точно кисточки на коровьих хвостах.

По его виду казалось: сейчас завопит еврей, упадет, начнет по земле кататься, пейсы выдирать. Но Аарон, явно стараясь унять душевную дрожь, не спеша сел на циновку, вздохнул и сказал почти спокойно, даже с какой-то странной рассеянностью:

- Их убили.

- Кого? - похолодел Руслан.

- Бузгара, Зуфара.

- Кто, где?!

- У городских ворот. Стража. Русы ваши. Твой друг… как его - Караз.

- Карась? Не может быть!

- Я видел своими глазами. Пинхас приказал мне найти хозяйку, отвести домой. Я отыскал ее у ворот. Хотел утащить - кричит, в глаза мне плюет. Выходит Фарнак, начальник городской стражи. Она отзывает его в сторону. Слышу: «Сахр, Бузгар, Рустам».Словом, мятежник Бузгар, мол, скрывается в доме Сахра. Я рванулся было сюда бежать, предупредить, но вижу - двое идут. Один - Зуфар, другой - человек с лицом, завязанным тряпицей. Но Фуа, стерва, сразу узнала его: «Бузгар!». Фарнак - страже: «Хватайте!» Кинулись. Те двое сопротивлялись. Крепко сопротивлялись. Ну, их убили. Секирами зарубили. Сахр, тебе надо бежать.

- Сюда не сунутся,- сказал неуверенно лекарь.

- Сунутся! Фарнак обозлен - ранил его Бузгар…

Немало смертей видел Руслан за свою короткую жизнь, но ни одна, - даже смерть Иаили, - не потрясла его так, как смерть этих двух, своей безобразной никчемностью, глупостью. Только сейчас тут сидели, ели, пили, говорили… И вот их уже нет. Немыслимо. Уму непостижимо.

Бедный Бузгар. Жил холостым - хоть бы умер женатым. И Зуфар - куда уж каким опытом, памятью он обладал, и все же попал под колесо, железное, шахское. Сколько людей на земле гибнет просто так, без всякого смысла, не успев совершить предназначенное! И никому за это не стыдно. Кому стыдно, тот и гибнет.

- Вот тебе и дура, - жестко молвил Руслан. В этот час он дал себе клятву: если Фуа опять попадется ему на дороге, он убьет ее с ходу, без промедления.

Он не знал еще, что не всякую клятву можно сдержать, что между намерением, даже самым твердым (тем паче таким, как смертоубийство), и его исполнением - путь не меньший, чем от Днепра до Окуза.

Руслан взял в сарайчике ковровую переметную суму и, перекладывая в нее со скатерти хлеб, холодное мясо, прочую еду, сказал Сахру, не глядя:

- Ты как хочешь, я ухожу к Хурзаду. - Аарону: - Пойдешь со мной?

- Возьмешь? - встрепенулся еврей.

- Возьму. Дорогу покажешь.

- Может, и меня возьмешь с собою, о светлейший? - бледно улыбнулся лекарь Сахр. - Видно, мне волей-неволей придется мятежником стать.

Две сумы - Русланову, Ааронову - набили всяческой снедью, в третью Сахр сложил самые дорогие его сердцу пергаментные свитки. Вооружились длинными ножами. Аарон разведал: на страже у ворот по-прежнему русы, среди них Карась, а Фарнака не видно.

- Что ты наделал, дурень? - накинулся Руслан на Карася. - Таких людей убил. Таких людей…

Справа от ворот, под стеною, у ступенек, ведущих на башню, лежали, раскинув руки и ноги, два трупа с лицами, накрытыми мешковиной. Убитых, как водится, отдадут священным псам на съедение. Но никто не соберет костей их в урну, не спрячет в нише на городской стене.

Преступники.

Над лужей крови, небрежно присыпанной пылью, роились мухи.

В суме у Руслана - половина дыни, принесенной Бузгаром. Что, если положить ее рядом с багрово-серой лужей, - оставят ли мухи кровь, перелетят ли на дыню? Э! Мухи - это мухи. Они не прочь полакомиться и сладкой дыней, и кровью того, кто вырастил ее…

- Откуда мне было знать, кто они? - побелел Карась. - Думал, душегубы какие.

- Ты сам душегуб!

- Я человек подневольный. Прикажут: хватай и бей, хватаю и бью. Прости уж, родной.

- Никогда не прощу! На всю жизнь ты предо мною виноват. Может, и нас схватишь, убьешь? Или отпустишь на волю?

- Ступайте с миром. Да поскорее, пока Фарнак не вернулся. Пошел доложить шаху про этих, - он кивнул в сторону убитых. - И спросить, как быть с твоим хозяином и с тобою. Эта толстая баба, которая с бородою, черт те что тут про вас наплела. Эх, Еруслан, Еруслан…

- Надо бы их обшарить,- сказал один из грабителей, нетерпеливо поглядывая на тугую суму Сахра,- Русланова и Ааронова были уже тощими.

- Не надо, - вздохнул старший.- Князь не любит, когда его опережают. Сам обшарит. Эй, вы, а ну, топайте к замку! - Он ткнул Сахра острием копья.