Почему я рассказываю о Гайнане Курмашеве? Потому что – вы можете в этом признаться самим себе – о нем вы вряд ли когда-либо слышали, об этом 25-летнем пареньке. Другие его соратники были значительно старше.

Не слышали, очевидно, и о том, что группа подпольщиков в документах фашистов называлась именно так: «Курмашев и десять других» – «Kurmaschew und 10 andere».

Судя по документам в открытом доступе, на Гайнане Курмашеве лежала организационная работа по созданию боевых пятерок, в том числе торжественная присяга от сотоварищей на верность Родине.

На Мусу Джалиля возлагалась работа по активной агитации в локальных лагерях легиона «Идель-Урал». Из лагеря в лагерь, из лагеря в лагерь.

На радиостанции языков народов СССР «Винета» трудился Ахмет Симаев. Поскольку у него была возможность слушать в том числе советское радио, он снабжал необходимой информацией военнопленных. Симаев также готовил листовки антифашистского содержания.

Эти листовки распространял Зиннат Хасанов, а еще он выступал связным между Едлинской и Берлинской группами организации. Хасанов – певец и чтец-декламатор.

А вот печатал эти листовки Абдулла Алиш. Именно он также установил связи со студентами-антифашистами Болгарии и пленными, привезенными с оккупированных территорий нашей страны.

Ахат Атнашев идейно готовил советских солдат, отправляющихся на Восточный фронт с целью перехода перед линией фронта на сторону советских партизан.

Муса Джалиль

Абдулла Алиш

14 февраля 1943-го на Восточный фронт с торжественными почестями отправляется 825-й волжско-татарский батальон легиона «Идель-Урал». Фашистским командованием им поставлена задача – воевать против белорусских партизан. Батальон прибывает в Витебск, далее перебрасывается в одну из деревень, недалеко от этого города. Недолго думая, татары выходят на прямую связь с партизанами – сделать это было довольно несложно, поскольку в батальоне были подготовленные люди и отвечали за взаимодействие с подпольщиками Белоруссии.

И вот спустя всего неделю после отправки на фронт татарский батальон практически в полном составе 600 (шестьсот!) человек, перебив фашистских офицеров, в полном боевом снаряжении уходит к партизанам.

Есть первая победа!

Вслед за этим на Восточный фронт должно отправиться другое подразделение «Идель-Урала» – 826-й батальон. Однако после того, как татарские подпольщики организовали массовый побег первого батальона в белорусские леса, немецкое командование уже не доверяет татарам и отправляет их не на Восточный, а на Запад – охранять склады. Этим татарам доверия со стороны рейха уже не было.

827-й батальон легиона «Идель-Урал» направлен для борьбы с другими партизанами – на этот раз с подразделениями легендарного Ковпака. История с татарами повторяется, часть подразделения бежит к партизанам, но ранее фашистам удалось раскрыть заговор легионеров. Лейтенант Мифтахов, прибывший сюда с советскими пленными, схвачен и казнен. Фашисты не придумали ничего оригинальнее, чем привязать советского офицера к двум согнутым деревьям и выпрямить их.

Задачи другого татарского 828-го батальона, прибывшего на Украину, были, по приказу фашистов, прежними – воевать против партизан. Но вновь вырисовывается та же картина: повальное бегство татарских солдат в леса.

Остатки трех последних татарских подразделений (вернее, считаные десятки солдат) переброшены во Францию и Голландию. Однако неуспевшие (или на миг дрогнувшие на Восточном фронте солдаты легиона) массово бегут с оружием в руках из мест дислокации и примыкают в ряды французского Сопротивления.

И рейх решает расформировать татарские легионы, как полностью потерявшие доверие Гитлера.

Примерно в это же время, в ночь с 11 на 12 августа 1943 года, гитлеровцы арестовывают группу Гайнана Курмашева. Внедренный в легион информатор выдает гитлеровцам руководство татарского сопротивления легиона. Дни их, можно сказать, сочтены – им осталось жить всего год. В тюрьмах. Под страшными пытками.

Стоит ли говорить, что ни один из подпольщиков не выдал своих товарищей. И никто из них не был сломлен.

Почему я пишу больше о Гайнане Курмашеве, чем о Мусе Джалиле? Да потому что, за последние годы проведя множество конференций, круглых столов, семинаров, понимаю, что имена подпольщиков татарского легиона «Идель-Урал» должны знать как можно больше людей. Никто не утверждает, что Муса Джалиль – Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии – сделал меньше, чем его товарищи. И в то же время я чувствую, что память других его соратников словно уходит в тень. Незаслуженно уходит в историю – и забываются эти имена. А мы считаем, что так быть не должно!

Что же касается самого Мусы Джалиля, то мне не хочется прибегать к официальным данным. У меня есть свои.

Моя прабабушка Вадига в юности была бойкая девушка. Дочь богатого помещика пережила непростые времена коллективизации. Отобрали все, что было. Она работала и на колхоз, но не жаловалась и на другую, более скромную жизнь и достаток. Ей удалось поступить в медресе «Хусаиния» в Оренбурге. И надо же было тому случиться, что попала она в это знаменитое учебное заведение вместе с Мусой Джалилем.

– Вы знаете, каким он парнем был! – рассказывала она на долгих деревенских посиделках длинными-длинными зимними вечерами. – Всегда опрятен, аккуратен, весел. Для каждой девушки у него находилась эпиграмма. Муса был душой любой компании. Его всюду ждали, и, если его не было на вечерней встрече молодежи, считай, ничего интересного не случалось. Да, парни, да, татарские песни и пляски, но все ждали Мусу! И если он вдруг появлялся, начинал улыбаться, приглашал на танец – будто сто лампочек загоралось вокруг, хотя в то время часто нашими «лампочками» были обыкновенные коптящие керосинки.

Прабабушка говорила, что Джалиль – а к тому времени довольно известный человек в Оренбурге – не был конфликтным. Никогда ни с кем не выяснял отношений, не ссорился. Если он, допустим, приглашал девушку на танец, а ее парень начинал ни с того ни с сего ревновать, Муса подводил ее к ухажеру и говорил: «Твоя девушка самая красивая! Поэтому я к тебе привел ее, смотри, парень, не упусти свое счастье!» И такое за вечер он мог сказать раз десять – потанцует с одной, поговорит с другой, посмеется с третьей. Но повода для ревности в большей степени непростым деревенским ребятам не давал.

Учился Муса очень прилежно. Иногда давал по-дружески списывать, но в свободное время непременно помогал отстающим. Он писал стихи, очень много общался со всеми, кому нужно было подсказать, помочь, поддержать.

– Тогда уже стало ясно, какое-то внутреннее чувство было: уедет Муса из Оренбурга, – объясняла прабабушка. – Тесен ему наш город, ой, как тесен. Вот Казань или Москва для него, для человека с такими организаторскими способностями. Он ведь как! Идет репетиция, все какие-то вялые, сонные. Этот стишок забыл выучить, а этот песню. А появляется Муса – тут же все всё вспомнили. И начинается не репетиция – начинается настоящий концерт! Он был такой удалой парень! Никогда худого слова не скажет.

Прабабушка говорила, что, когда Муса Джалиль уехал в Казань, затем в Москву, все за него радовались, но в то же время была грусть, что в Оренбург он больше не вернется…

Она говорила, что во время и после войны все, кто учился вместе с Мусой, очень горевали: «Как он погиб? Может быть, выжил?!»

– Мы втайне собирались с теми, кто учился с нами, – продолжала прабабушка. – Парней мало осталось, почти все они погибли на войне. Так вот между собой мы переговаривались и никак не верили, что наш Муса был на стороне фашистов. Этого просто не могло быть! Он был честным комсомольцем, искренним коммунистом и ни за какие выгоды не был бы у врага на побегушках. Он, говорили мы, мог погибнуть, но предать СССР – этого не могло быть никогда.