В большом дворе резиденции, у фонтана, на исходе ночи, Инсур допрашивал пленных.

Их было много после большой ночной вылазки за стены города. К фонтану, неуверенно ступая, вышел раненный в руку солдат-индус. Он смущенно глядел на Инсура, ожидая вопросов.

– Полк? – спросил Инсур.

– Семьдесят четвертый, – ответил пленник. – Пенджабской пехоты.

– Давно у саибов?

– Всего несколько недель. Пригнали из Лагора.

Инсур оглядел пленника. Молод, очень молод и очень истощен, – должно быть, только недавно взят из деревни.

Темный провал, похожий на синий трехлепестковый лотос, – след пендзинской язвы, – уродовал щеку человека.

Он стоял, бледный, не поднимая взгляда.

– Как же ты пошел против своих? – в упор спросил Инсур.

Сипай задрожал.

– Офицеры грозили нам! Пистолет в спину, и гнали вперед. «Пускай идут в бой первыми! – кричали, – под пули, против своих же панди».

– Что? – спросил Инсур.

– Против своих же панди!..

– Да! Да! Они всех восставших сипаев называют «панди», – подхватили другие.

– Саибы говорят, – несмело продолжал первый пленный, – что здесь, в Дели, скрывается первый Панди, из первого восставшего полка, и будто бы этот Панди не человек, а дьявол.

– Вот как? – сказал Инсур.

– Да, да, саибы говорят: он большой и страшный дьявол или оборотень, со стальными зубами… и будто бы его петля не берет. Так что повесить его невозможно.

– Его можно только расстрелять из пушки!

– Ходсон-саиб прискакал в лагерь, – сказал другой пленник. – Он объявил большую награду тому, кто поймает этого Панди и приведет к нему живого.

– Пятьсот серебряных рупий!..

– Ого!.. – Инсур усмехнулся. – Дорого же они ценят этого Панди.

– Они очень злы на него.

– На всех панди злы саибы!

– Им никак не пробить ваши крепкие стены.

– Людей у них теперь много, а больших пушек нет.

– Они ждут сильных пушек из Пенджаба. Вся надежда саибов на эти пушки.

– Большой поезд осадных орудий скоро придет из Лагора, – торопился досказать первый пленный. «Вот когда, – говорят саибы, – мы пробьем наконец брешь в высоких стенах Дели и пойдем штурмом на город».

Тень легла на лицо Инсура.

– Так, – сказал Инсур. – Важные новости. – Он помолчал. – Можешь идти. В нашем лазарете тебе перевяжут руку.

Пленник побрел на террасу, поддерживая здоровой правой раненую левую руку.

«Значит, здесь не убивают пленных? – думал он. – А саибы говорили нам, что панди закалывают всех, без разбора».

Он вошел в лазарет. Женщина, повязанная белым, потушила бронзовый светильник – уже рассвело – и указала раненому койку.

«Значит, здесь не только не убивают пленных, а даже лечат? – продолжал удивляться раненый. – Зачем же нам лгали саибы?»

Там, в лагере англичан, раненые из туземной пехоты по много дней валялись на голой земле, без навеса, под солнцем, и никто не оказывал им помощи.

Индус-санитар принес корпию, бинты, приготовил мазь.

– Сейчас придет наш хаким, он тебя перевяжет.

«Хаким»? – пленный ожидал увидеть арабского ученого лекаря с седой бородой, в хитро повязанной чалме.

В зал вошел маленький сухой темнолицый человек с синими глазами европейца.

– Ты тоже пленный? – удивленно спросил сипай.

Хаким не отвечал.

– Покажи рану, – сказал Макферней.

Он ловко отодрал присохший рукав, разрезал ткань, омыл рану и уверенно начал накладывать повязку.

– А это что? – строго спросил хаким. Он увидел вздувшиеся темно-лиловые полосы на шее сипая и присохши гной.

– Избили, – неохотно ответил сипай.

– Зачем загноил? Зачем раньше не пришел? – рассердился Макферней.

– Это еще там. У них… – Сипай показал в сторону британского лагеря.

Макферней достал пузырек и протер загноившиеся рубцы раствором лекарства.

– Кто избил? – спросил он.

– Полковник. Ручкой пистолета, – покорно ответил пленный.

– Какой полковник? Как его зовут?

– Гаррис-саиб.

Хаким чуть-чуть изменился в лице.

– Гаррис? – спросил Макферней. – Ты твердо помнишь?

– Да, хаким, помню. Гаррис-саиб из Аллигура.

– Так, – сказал Макферней. – Так. – Он молча протирал раствором карболовой кислоты свои маленькие, обожженные лекарством руки.

«Значит, отец Дженни там, в лагере осаждающих…» – Пальцы Макфернея слегка дрожали.

– Скажи, хаким! – решился пленный. – Скажи, тебя силой привели сюда?

Макферней улыбнулся.

– Нет, – сказал Макферней. – Я мог и уйти. Но я не хотел.

– И ты по своей воле лечишь раненых панди?

Макферней кивнул головой.

– Значит, ты с ними заодно? – спросил пленный.

– Да, – просто сказал Макферней. – Я с ними заодно. Панди бьются за правое дело.

Раненый замолчал. Боль в руке утихла, но он не уснул. Он лежал на койке и думал.

«Даже и саибы с ними. Когда саибы честны», – думал пленник.

В час первой утренней еды женщина, повязанная белым, вошла и поставила перед ним чашку вареного риса.

– Я не хочу есть. Я хочу говорить с тем человеком, который допрашивал меня у фонтана, – сказал пленный.

Он был взволнован.

– Тот человек ушел, – сказала женщина.

Пленный лег на своей койке.

– Я буду ждать, – сказал пленный.

Допрос кончился. Инсур пошел осматривать посты.

По земляному скату, потом по каменным ступенькам, обложенным мешками с песком, он поднялся на вышку своего бастиона.

Солнце взошло. Широким взглядом охватил Инсур крепость и небо над крепостью.

Облака плыли над Дели. Дым трепетал над листвой, над плоскими крышами зданий. За садами теснились дома, храмы, голуби кружились над синим куполом Большой Мечети. Большой прекрасный город лежал по эту сторону крепостной стены.

За грядой холмов, по ту сторону стены, широким полукругом раскинулись палатки британского лагеря. Склоны холмов, обращенные к городу, были почти обнажены, ни один человек не мог бы приблизиться к городской стене. Но в самом центре хребта, чуть правее Флагстафской вышки, довольно глубокий овраг пересекал гряду холмов и бежал наискосок по равнине. В этом месте Инсур видел какое-то движение. Черные фигурки шевелились по краю оврага, под прикрытием редких кустов.