Он видывал не раз этих маленьких желтых узкоглазых воинов из соседних гор, в черных косматых шапках.

– Будут ли они биться с нашими панди? – с сомнением спросил Вильсон.

– Вы скажите им, полковник, что здешние индусы покушались на их веру.

Молодой Робертс громко хихикнул и едва не привскочил на своем стуле, позабыв о приличии. Робертс был счастлив: он под Дели, а Дели еще не взят…

Новоиспеченный лейтенант, сын генерала Абрахама Робертса, он только недавно начал свою службу в Индии и был счастлив, что сразу попал в гущу событий.

Чемберлен тоже улыбнулся, одной половиной лица. Он считал совещание законченным.

Но Вильсон не сдавался.

– Нужны осадные орудия! – упрямо сказал Вильсон.

– Надо ждать.

– Ждать невозможно! – сказал Вильсон. – Каждый день у неприятеля прибавляется войска. В Дели сейчас до двадцати пяти тысяч человек.

– Двадцать пять тысяч? – Легкая гримаса удивления, в первый раз за всю беседу, перекосила узкое лицо Чемберлена. Такой цифры он не ожидал.

– Двадцать пять тысяч панди. Ого! – звонко сказал Робертс.

– И с каждым днем их становится всё больше!..

– Что ж… Чем больше их будет, тем скорее они между собою передерутся, – успокоительно сказал Чемберлен.

– Нет. Между собою они дружны! – отрезал Вильсон.

– С Бахадур-шахом у них обязательно будет ссора.

– Вы правы, генерал! – Барнард повернул к Чемберлену повеселевшее лицо. – С Бахадур-шахом у них, конечно, будет ссора.

– И тогда нам гораздо легче будет их взять!.. – с откровенной радостью подхватил мальчишка Робертс.

Все засмеялись.

– Скажите, полковник (легкий презрительный жест узкой адъютантской руки в сторону города), скажите, полковник, а из этих двадцати пяти тысяч панди хоть один умеет стрелять?

– Умеют, и многие! – резко ответил Вильсон. – У них прекрасные бомбардиры, великолепные, меткие стрелки! Мы сами обучили их, на свою беду…

Он кивнул в сторону крепости.

Полотнище, прикрывавшее вход в палатку, было откинуто, невдалеке виднелись стены Дели, освещенные утренним солнцем.

Боевой день уже начинался. Гулкий пушечный выстрел пронесся по равнине, облачко дыма поднялось над крепостной стеной.

Вильсон насторожился. Стреляли из большого орудия.

Это Инсур-Панди с товарищами втащили пушку «Арчдэйл Вильсон» на бастион и пробовали ее силу и дальнобойность на британском лагере.

Снаряд разорвался недалеко от палатки командующего. Земля и камни брызнули в полотняную стену. Вместе с ними небольшой осколок, уже на излете, упал в палатку.

Вильсон поднял его и подкинул на руке, – еще теплый.

Он так изменился в лице, что офицеры переглянулись.

Молодой Робертс смотрел на Вильсона с удивлением, Неужели старый бывалый артиллерист, заслуженный полковник Вильсон испугался пушечного выстрела?..

– Пушка из Дум-Дума! – сказал Вильсон. – Большая гаубица!..

Пушка «Арчдэйл Вильсон» посылала привет полковнику Арчдэйлу Вильсону.

– Вот такие пушки мне нужны! – твердо сказал Вильсон, поднося на ладони осколок к самому лицу Чемберлена. – Двадцатичетырехфунтовые гаубицы!

Чемберлен сухо поклонился.

– Я доложу сэру Джону, – сказал Чемберлен.

Орудийный поезд капитана Бедфорда растянулся по равнине узкой пыльной лентой чуть ли не на полмили длины.

Оглядываясь назад, капитан видел в облаке пыли золоченые шесты носилок, в которых несли Дженни, двуколки обоза, вереницу верблюдов, груженных палатками и койками, полевые и осадные пушки на конной тяге, и четырех слонов, везущих большие мортиры.

Сам Бедфорд ехал в крытой офицерской одноколке.

Они шли ночью и утром, останавливаясь только к полудню.

До Аллахабада их довезли на баржах два буксирных парохода.

Им оставалось около четырехсот миль пути от Аллахабада до Дели, по неспокойной стране.

Восемь больших осадных гаубиц вез с собой капитан Бедфорд, шесть крепостных мортир и двенадцать полевых пушек. Калькутта обнажала свои форты, отдавала самые большие орудия Дум-Дума, чтобы помочь британским войскам, засевшим под Дели, сломить сопротивление повстанцев.

Вместе с капитаном Бедфордом орудийный поезд сопровождал приставленный к нему в Калькутте лейтенант Джон Блэнт, желчный человек с кривыми обезьяньими ногами. Блэнт засиделся в Калькутте, в походах не бывал, в свои тридцать два года всё еще ходил в лейтенантах и мечтал о том, как бы попасть в дело и отличиться.

Дженни несли в крытых носилках. Носилки колыхались, как лодка на слабой волне. Дженни скоро привыкла к этой дорожной качке.

Выглядывая из носилок, Дженни видела, как слоны, послушно переступая толстыми ногами, легко, точно детскую игрушечную коляску, тащат за собой пушки на высоких колесах.

Это был один из первых опытов в Индии по перевозке на слонах тяжелых орудий. Никто еще не знал тогда, как опасен слон, попавший под артиллерийский обстрел.

Июль кончался, жара была нестерпима.

Солдаты шли в полной походной форме, в плотной куртке, облегающей тело, в перевязи ремней, накрест перетягивающих грудь, с ружьем, одеялом и тяжелой сумкой. Для защиты от солнца они надевали белый полотняный блин поверх кепи, с оборкой, прикрывающей затылок и шею. И всё же почти на каждом переходе приходилось укладывать в повозки солдат, пострадавших от солнечного удара.

Горячий ветер был страшнее солнца. Он дул уже вторую неделю, мунчин – сухой ветер из глубин материка. Ветер нес с собою раскаленный воздух и пыль азиатских степей.

Мунчин гнал песок в глаза идущим, перекатывал по сожженной земле свившиеся в клубок обрывки сухой травы и листьев.

– Свангли, свангли, оборотни! – кричали носильщики, показывая на эти клубки. Клубки со свистом катились по земле прямо на людей, обжигая им ноги. Носильщики думали, что это маленькие оборотни, свангли, которые нарочно мешают им идти.

Иногда навстречу летел, кружась на ветру, большой столб сухой травы и пыли, обрушивался на людей, слепил им глаза, забивал рты.