Сидела дома. Обустраивала быт. Родила ребёнка. Вот и вся моя жизнь. Горько.

— Сладости… — то ли продолжила игру Арина, то ли мечтательно протянула, увидев магазин конфет.

— Хочешь зайти, солнце? — спросила я у неё.

— А можно? Очень хочу! — глаза ребёнка загораются надеждой и предвкушением.

Хотела бы я тоже так радоваться от простых удовольствий. Когда ты разочаровавшийся в себе взрослый, то единственный оставшийся способ просто радоваться жизни — смотреть на эту жизнь глазами ребёнка. Радоваться за него. А вот радоваться и удивляться самой? Как-то не получается.

— Тогда пошли, заяц.

Аришка даже подпрыгивает от нетерпения и прибавляет шаг, чуть ли не летя к магазину в припрыжку. Ну, настоящий заяц. Улыбаюсь её реакции и стараюсь поспевать следом. Она с заметным усилием открывает дверь, машет мне рукой и кричит: «Пойдём, пойдём, мама». Подхожу к малышке, придерживаю дверь, чтобы она могла зайти, и вхожу следом.

Меня обдает запахом шоколада, вафель, карамели… И любимых духов Кати, моей подруги. Поднимаю взгляд, и действительно — она стоит перед витриной с пирожными на развес и внимательно их изучает. Странно. Она живёт на другом конце города. Что она здесь делает? Говорю Аришке, чтобы она выбирала, что хочет купить, и аккуратно трогаю Катю за плечо.

— Катюш, привет.

— Марина? — она выходит из раздумий о пирожных и оборачивается ко мне. — О, привет. А я как раз к вам в гости хотела зайти, вот, смотрю, чего к чаю взять.

— Зайти к нам?..

Закусываю губу. Я определённо не хочу сейчас никаких кухонных посиделок. Не сейчас, когда я боюсь расплакаться в любой момент.

— Конечно, милая. Я слышала, у вас с Серёжкой проблемы. Кто я такая, чтобы оставить подругу без поддержки?

Слышала?! Как так? Я не первая, кому он рассказал, или уже успел растрепать всему городу?

— Хм, спасибо. А откуда ты знаешь? И что именно ты знаешь?

— Это всё потом, потом, Марин. — отмахивается она и лучезарно улыбается. — Смотри, кажется, Аришка хочет ирисок. Давай я куплю, раз уж зашла? Всё равно эти пирожные какие-то уже заветренные.

Я оглядываюсь на дочь. Действительно, она мнется у лотка с конфетами на развес и чуть не подпрыгивает от нетерпения.

— Если хочешь, то давай. Она не откажется, — улыбаюсь, и надеюсь, что улыбка не выглядит вымученной.

Катя смотрит на меня с сочувствием и идёт к Арине. Наверное, я всё-таки никудышная актриса.

Закрываю глаза и медленно выдыхаю. Что бы это ни значило, Катя не желает мне зла. Мы с ней дружим с первого курса. Только непонятно, зачем вся эта таинственность. И кто ей рассказал о нашей ссоре с Сергеем.

Ссоре… Это всего лишь ссора, или уже развод? Понятия не имею. От неопределённости ещё хуже.

Вдыхаю обратно. Нужно собраться. Я то прямо тут разревусь.

Арина и Катя уже оплатили конфеты и ждут меня у выхода. Прошу у продавщицы орешки в шоколаде, которые дочь обязательно захочет после завтрака, передаю ей деньги, и мы втроём выходим из магазина.

Аришка, улыбаясь до ушей тут же достаёт конфету из пакета, освобождает от фантика. Кладёт конфету в рот, а фантик обратно в пакет.

— Остальное съем дома, — деловито поясняет она, — не буду больше портить аппетит перед ужином.

Улыбаюсь её детской серьёзности. Такая очаровательная, такая умная девочка. Ну как можно от неё отказаться?!

Катя идёт с нами рядом, и тоже улыбается, глядя на Аришку, но как-то задумчиво. Могла бы предупредить, что собирается зайти. Хорошо, что мы встретили её сейчас, а не неожиданным сюрпризом на пороге дома.

Поглядываю на Катю, и неосознанно сравниваю её со своим отражением в зеркале, которое я видела сегодня. Небо и земля. Счастливая, свободная молодая женщина с длинными тёмными ухоженными волосами, умелым макияжем, свежим маникюром… а рядом иду я. Уставшая, несчастная, абсолютно измотанная браком, который когда-то казался счастливым.

Только казался, не был таким. Хотя я старалась из всех сил быть хорошей женой и матерью. Настолько старалась, что, по-видимому, это высосало все мои жизненные силы. И всё впустую. Подруга же идёт, грациозно покачивая рукой, кажется абсолютно счастливой. Может, дома мы с ней поговорим, и она поделится со мной крупицей своего счастья.

Мы втроём заходим в квартиру. Нехитрый ужин под весёлую болтовню и рассказы Арины о том, как прошёл день в садике. После чая с ирисками она устаёт от общества взрослых и отпрашивается в комнату посмотреть мультики.

Когда мы остаёмся на кухне вдвоём с Катей, она заговорщицки подмигивает, и достаёт из фирменного картоного пакета, который повесила на спинку стула, бутылку вина.

— Ну, а теперь о самом главном — говорит она, разливая красное полусухое по двум бокалам, пока я нарезаю сыр.

— Ох, Катя. Я не знаю, что и думать. Ты вот мне скажи — откуда ты узнала, что мы с Сергеем поссорились? — заканчиваю с сыром и делаю глоток вина. Вкусное. У Кати отличный вкус.

— Он сам мне сказал.

Застываю с бокалом в руке и смотрю на неё с широко раскрытыми глазами.

— Как так? Вы общаетесь?

— Есть такое, — она задумчиво покачивает бокалом, — а ты ответишь на мой вопрос? Как получилось, что ты нагуляла ребёнка на стороне?

3

У меня практически нет слов.

— Что ты такое говоришь, Катя? Я Сергею никогда даже не изменяла.

Она закатывает глаза, подаётся вперёд и начинает объяснять, как малому дитю.

— Марина, я не слепая. Я давно уже заметила, что Арина на Серёжу ни капельки не похожа, — нехорошо резануло слух, как ласково она произнесла «Серёжа», — ну и слово за слово… Упомянула ему об этом пару раз.

— Ты… Что?!

— Да, сказала. Я не могла просто так смотреть, как ты обводишь хорошего мужика вокруг пальца.

— Это ложь, Катя!

Она останавливает меня жестом.

— Дай договорить. Он заинтересовался темой ДНК-тестов. Ну, я и посоветовала ему клинику, где работает моя племянница. Для этого нужен был лишь образец ребёнка, и даже не нужно было ставить тебя в известность. И вот у него на руках отрицательный тест. Он пришёл сегодня ко мне весь багровый от злости. И сказал, что раз ты давным-давно ему рога наставила, то и ему быть верным изменщице не нужно…

Этого я вынести уже не могу. Вскакиваю из-за стола и молча пялюсь в окно. А по щекам опять текут слёзы. Тихие и очень горькие.

— Арина — его дочь, — цежу сквозь зубы.

— Пойми, пожалуйста. Здесь твоё слово, против реальных доказательств. Такое доказательство даже суд примет…

— Вы переспали? — перебиваю я её.

Она замолкает, и через паузу выдаёт тихое:

— Да.

Закрываю глаза и судорожно хватаю воздух ртом. Боже. За что мне это?

— За что, Катя? — повторяю звенящий в голове вопрос.

— Он всегда мне нравился, — тихо говорит она, — и когда он ухаживал за тобой, а мне оставалось лишь мечтательно вздыхать, глядя на вас, я уважала его выбор. И не могла вынести, что ты держишь его за дурака.

— Я не держала его за дурака. Я всегда была ему верна, — плачу уже в голос.

— Прости, но я тебе не верю. Я верю фактам.

— Зачем ты вообще пришла? Сделать мне ещё больнее? — я резко поворачиваюсь к ней.

— Расставить все точки над «и». Серёжа решил, что пока идёт бракоразводный процесс, он поживёт у меня, — она говорит тихо, спокойно, и слегка грустно, сложив одна на другую кисти с красивым узорчатым маникюром, — от отцовства он, разумеется, откажется, но квартиру оставит тебе, делить не будет. Машину оставит себе. Мы решили, что лучше об этом тебе расскажу я, чем он.

Какая щедрость. Какое милосердие к моим чувствам. В один день потерять не только мужа, но и подругу. Двух самых близких людей. Большое спасибо, что не оставили без крыши над головой.

Внезапно вместо скорби у меня в душе зарождается злость. Хватит обвинять меня в том, что я не делала. Хватит смешивать с грязью меня и моего ребёнка. Слёзы останавливаюся, как будто кто-то выключил кран.

— Пошла вон.

Говорю глядя ей в глаза, тихо-тихо, но кажется, что от этих двух слов содрогнулись стены. Она, видимо, не ожидала такой реакции от меня. Я и сама не знала, что так могу.