А напротив и чуть наискосок располагалось кафе «Скачки», в котором всегда было много народа. Можно было сказать, что это осколок «Дерби» или его бюджетный филиал. В нем тоже собиралась околоскаковая публика, но не та, что в основном зале, а так — мелочь пузатая: конюхи, подлинные или скорее мнимые родственники жокеев, шпана, постоянно отирающаяся на ипподроме. Здесь торговали «метками» — программками с галочками напротив лошадей, которые якобы или обязательно выиграют, да прочей информацией разной степени достоверности, обсуждали сплетни и слухи, связанные с жизнью ипподрома, но в основном ели и пили.
В «Скачках» не было ни скатертей, ни хрусталя с фарфором, ни коньяков с икрой и цыплятами. Зато кормили недорого и, по меркам дешевого общепита, вкусно. Громобой остановился на пороге, осмотрел зал и сразу увидел Круглого. Тот ел жареные сосиски, пил пиво и, судя по стоящему рядом пустому графинчику и рюмке, «принял на грудь» граммов триста водки. Криво улыбнувшись, Громобой подошел и сел напротив.
— Пошел вон, — процедил Круглый, не поднимая глаз от сосисок.
— Ну-ну, Смелый, не дури, а то накажу, — весело сказал Громобой. Услышав псевдоним, который он сам выбрал, подписывая обязательство о сотрудничестве, тот оторвался все-таки от коричневых, аппетитно растрескавшихся сосисок, посмотрел на куратора и кивнул головой.
— А, это ты. Ну, тебе можно. А то так и норовят подсесть всякие бомжи, просят оставить пожрать, отлить пива или одолжить денег. А еще хуже, когда начинают рассказывать про свою несчастную жизнь: как вначале все было клево, а потом из-за злых людей пошло наперекосяк… А как ты меня нашел?
— Очень просто. У тебя в кармане улика, связанная с убийством на мясокомбинате. И я пришел тебя арестовать!
Круглый вздрогнул и полез в карманы — один, второй, третий… И вынул старый обшарпанный «Самсунг».
— Черт побери! Совсем забыл, надо было выкинуть…
— Надо было, — кивнул Громобой. — Но ты не выкинул. Я думаю, просто-напросто пожадничал. И теперь сядешь за убийство!
— Что у тебя за привычка все время пугать?! — возмутился Круглый. — Уж к убийству ты меня не пришьешь!
— Это смотря как шить! — нехорошо улыбнулся Громобой, и было видно, что он хорошо знает, чему улыбается. — Я даже телеграфный столб к любому делу пришью! Как тебе двадцать лет строгого режима? Устраивает?
— Кончай! У меня от твоих шуток желудок сжимается…
— А я не шучу, — сказал опер, буравя его взглядом. — Мой агент не должен совершать преступлений, тем более убийств…
При этом он думал: какой «умник» составлял инструкцию, по которой осведомителю, «освещающему» преступную среду и постоянно в ней обитающему, запрещено участвовать в криминальных делах друзей? Его же сразу зарежут! Писать и говорить правильные вещи гораздо легче, чем сделать их жизнеспособными, поэтому и появляются на свет такие документы. И он тоже продолжал говорить прописные истины, которым сам никогда не следовал.
— Я и не совершал, — перебил Круглый. Но Громобой его не слушал.
— Ты мне передал информацию, что водилу с Щелковского грохнули в развалинах мясокомбината. Я выехал на место, провел осмотр, по горячим следам нашел убийцу. А оказалось, что это мой агент, которого я должен воспитывать в духе соблюдения законности! Тебе дадут двадцатник, а меня выгонят из органов. И что, прикажешь мне идти на твое место?
— Кончай страх нагонять, Громобой! Его Карнаух грохнул! Щас выброшу трубу прямо в сортире, и концы в воду!
— Во-первых, я тебе не Громобой, а Сергей Сергеевич! А во-вторых, в сортир бросать можно только то, что для этого предназначено! Лучше вынь симку, а аппарат положи под трамвай или под электричку — как тебе больше нравится. Чтоб его размололо в пыль…
— Хорошо, я так и сделаю. — Круглый снова уткнулся взглядом в тарелку, сунул в рот очередной кусок сосиски и запил пивом. Похоже, что появление куратора испортило ему настроение, но не аппетит.
— Ты совсем обнаглел, дружок! Пожалуй, я сменю тебе псевдоним: будешь не Смелый, а Наглый!
— А что я такого наглого сделал?!
— А то! Сначала впариваешь мне фуфло, я зачищаю место, где ты наследил, а ты считаешь, что твой гнилой базар я схаваю за чистую монету, а вытаскиваю тебя из дерьма на общественных началах. И совет про телефон тоже даю забесплатно! У тебя в кармане лежал двадцатилетний срок, а сейчас ты почти одной ногой на свободе!
— Да ладно, брось! — с полным ртом отозвался Круглый. — Конечно, заплачу.
— Судя по легкому согласию, ты, наверное, хочешь дать мне пятьсот рублей. — Громобой взял из вазочки салфетку и написал на ней несколько цифр. — А надо вот столько! — Он показал агенту запись. — Завтра зашлешь. А еще лучше — сегодня. Может быть, ты до завтра и не доживешь!
— Почему это не доживу? — встрепенулся Круглый.
— Ведешь себя неправильно. Мне лапшу на уши кидаешь, Карнауха подставляешь… Он бы не стал сам стрелять, это и ежику понятно! С таким поведением у тебя наверняка есть много врагов.
— Наоборот, меня все боятся. — Круглый доел сосиску, допил пиво и удовлетворенно откинулся на спинку жесткого стула.
— Если человека многие боятся, то и он боится многих, — резонно возразил Громобой, встал и направился к выходу. Круглый, он же Смелый, пристально смотрел ему вслед.
* * *
Карнаухов не поверил во внезапное открытие судмедэксперта. Во-первых, само по себе оно было невероятным, как если бы вдруг прозрел слепой: он сам повидал немало трупов и знал, как выглядит человек, забитый насмерть. Причина очевидна даже для неискушенного обывателя, что тогда говорить о специалисте, который всю свою жизнь посвятил изучению различных видов смерти? Значит, за этим что-то или кто-то стоит. Точнее, стоят чьи-то интересы, и чьи именно — надо выяснить как можно скорее! Потому что, когда случаются такие непонятки, можно ждать чего угодно, даже пулю в затылок…
Эксперт Тонков очень устал и перенервничал. Иметь дело с Громобоем — это нервная и опасная работа, но лучше выполнить его требования, чем отказать, иначе неприятностей не оберешься… И все-таки он чувствовал какое-то беспокойство, которое не прошло, даже когда он выпил стаканчик коньяка из своих запасов. Он оформил почти все заключения, вычитал и подписал, когда дверь распахнулась — мало того, что без стука, да еще с такой силой, что ударила о стену. Посыпалась штукатурка. Морг — это место мертвых и просителей, ни те, ни другие так себя не ведут. Даже Громобой так себя не вел, по крайней мере до сих пор…
Но это был не Громобой. В кабинет решительно вошел огромный мужчина с лицом каменной статуи. Разгневанной каменной статуи. Тонкову показалось, что незнакомец и его гнев заполнили всю комнату, от него ощутимо веяло опасностью. Причем, если опасность Громобоя сопрягалась со служебными отношениями и правовыми ловушками, то опасность, исходящая от этого человека, носила совершенно другой характер и была связана с каменными секционными столами анатомического зала, очутиться на одном из которых он хотел неизмеримо меньше, чем получить строгий выговор или даже увольнение. И эксперт сразу понял, по какому вопросу явился страшный визитер. Подозрение тут же подтвердилось.
— Кто заставил тебя изменить причину смерти троих с Щелковского шоссе? — без предисловий спросил каменный гость. Он не пугал и не угрожал, даже голос был спокоен, но на Тонкова накатила такая волна искренности, что он тут же дал четкий и правдивый ответ:
— Майор Николаев из отдела убийств!
— Громобой?! — изумился пришелец. — Но зачем ему это?
— Не могу знать! — как старательный новобранец, отрапортовал эксперт, удивляясь своим внезапно открывшимся способностям.
— Ладно. Не говори ему обо мне!
Снова хлопнула дверь. Тонков с облегчением опустился на стул и вытер вспотевший лоб.
* * *
Напарник сдержал слово и переговорил с «акулами шоу-бизнеса», как он называл своих знакомых.
— Люди добро помнят, — тяжело дыша, сообщил Ерш. Они находились на стрелковом полигоне. Сегодня выполняли «шестой комплекс», который после приличных нагрузок заканчивался стрельбой по грудной мишени с пятидесяти метров из положения «вис вниз головой». Их группа уже отработала свою программу, и десяток крепких парней в черных комбинезонах растянулись на земле, восстанавливая силы. Скат с напарником лежали чуть в стороне. Неподалеку резали воздух злые, короткие и, несомненно, точные автоматные очереди.
