— Поверят, — усмехнулся я. Про внутреннюю кухню мало кто знает, а тут ещё «сила любви замешана». Тем более, я допущу ещё ряд утечек, и Альбус почувствует, что я там.

— Может быть, — сказал через минуту Антонин. — Тёмный Лорд обижает своих вассалов, я давно точу на него зуб. Повелитель, это может сыграть. Кого будем резать? Когда?

Этот ведь почти нормальный. У меня не вассалы, а сборище маньяков и садистов! И это хорошо! Можно было ещё Малфоя использовать, но в честность Малфоя и в его любовь к чему-то помимо денег никто из англичан бы не поверил. Получив долю доходов в своё полное распоряжение, он стал настолько лояльным мне, что иногда мне становится жутко. Нельзя так любить деньги, нельзя. Особенно нельзя быть таким верным тому, кто помогает эти деньги зарабатывать. Ему в принципе никто не поверит, да и боюсь, что при угрозе моей безвременной смерти Люциус начнёт убивать всех, кто был поблизости от моего тела и не спас мою бренную тушку. Надо будет его чем-то потом занять, у меня как раз есть идея…

— Тех, кто хочет лишить нас наших доходов. Партия Альбуса. Ни себе, ни нам…

— На куски их рвать буду! — прошипел Антонин почти на змеином. — Где они? Я им устрою 1918 год! Это наши маглы, а не их! Я на них натравлю оборотней, и те их зубами сгрызут…

А что ты думал, я своих предложу убивать?

Я смотрел на почти тихо беснующегося Долохова. Это заразно. Нельзя так любить благополучие, достаток, уважение и всё остальное. Вот Альбус Дамблдор — стоик. Умнейший человек. Семья погибла? Орден Феникса уничтожен? С должностей сместили? Дамблдор вздыхает и равнодушно принимает всевозможные удары судьбы. Сгорел Невилл — да чёрт с ним. Я его по-доброму убил, я ни в чём не виноват. Поссорился с гоблинами — бывает. Снейп предатель? Тоже хорошо. Пусть лучше изменяет мне и Ордену Феникса, чем Лили.

Хотя нет, последние два пункта ещё для Альбуса не очевидны.

— Хватит, — приказал я. — Что ты так разошёлся? Ну хочет Дамблдор со своими недоумками сделать нам эпическую гадость, так в чём проблема? В чём неожиданность? Пусть делают.

— Кто предал? — прохрипел бледный от ярости Долохов.

— Я, — сознался я. — Я слил им часть информации. Ловить будем на живца.

Долохов резко успокоился. Пара минут размышлений, и он посмотрел на меня с улыбкой.

— Вы подставляли мёртвого Рудольфуса Лестрейнджа? — поинтересовался Антонин.

— Я его не подставлял, — жёстко сказал я. — Он сам сглупил. Я не допускаю предательства своих слуг. Я вмешиваюсь до того, как они решатся на это. Ты единственная кандидатура, которая может грамотно разыграть партию, которой поверят всякие нехорошие личности вроде Альбуса. Втёмную тебя сыграть невозможно, да и не нужно, поэтому я и затеял сегодняшний разговор. Ты в игре или как?

— Конечно, — оскалился Антонин. — Кого я должен ждать для налаживания контактов?

Я-8 говорил с Долоховым, но занимало меня не это.

Я-9 работал.

Почему только у Альбуса есть рука-протез? Найду донора для руки и сделаю себе руку-крестраж.

А что? Какая цель у крестража? Жить. Где крестраж будет в большей безопасности, чем всегда со мной? Нигде. А Альбус… Так давай его убьём. Ты и я — в одной лодке.

Пора работать.

<c>31 декабря 1926 года. Меропа Гонт.</c>

Меропа, борясь с жаром, болью и магическим истощением, вдоль коридора шла по стеночке. Она хотела увидеть своего маленького сына в последний раз.

Но её нашли.

— Мисс! — крикнула кто-то из магловских женщин.

— Да? — сказала она, борясь с болью и кровотечением.

— Ну и напугали вы нас, мисс, мы уж думали, вы исчезли из палаты.

— Исчезла?

— Где вы пропадали?

— Где? Где пропадала? — её вели по грязным коридорам, она покорно шла. Голова затуманивалась. Всё словно куда-то плыло… — Если бы я и сказала вам, где… всё равно вы не поверите. Мне нужно было в туалет.

— Вот и ваша кровать, напрасно вы встали. Туалет… Сейчас принесу… Вы слишком взбудоражены!

— Вы думаете? — пробормотала Меропа. — Так это был сон? Может быть… Хороший сон…

Она опустилась на своё смертное ложе, от которого исходило слабое чистое веяние уготованного ей конца, близкого конца, пахнущего грязью. Едва она коснулась кровати, как уснула.

Её дыхание оборвалось. Смерть поглотила её.

Конец POV Меропы Гонт.

В Магической Англии в 1984 году лицом, пожелавшим остаться неизвестным, был основан благотворительный фонд Меропы Гонт. Также появился памятник самой Меропы, на взгляд обывателей слишком уродливый. Идут годы, на могиле Меропы Гонт опять и опять появляются цветы. И казалось бы, что тут странного, ведь многим помог этот фонд. Но эти цветы появляются каждую ночь. Будто с неба падают. Огромные, красно-голубые, и ни один ботаник не может сказать, где такие растут. Цветы пламенеют, искрятся прохладными удлинёнными лепестками, они словно красное и голубое пламя.

POV Альбуса Дамблдора.

Альбус в сотый раз проверял письмо и воспоминания от Антонина Долохова. Может, недавно сделанный волшебный глаз барахлит? Слишком просто, словно в ловушку зовут. Однако всё было похоже: Пожиратель Смерти, почти как Снейп, просил его убить Волан-де-Морта и его ребёнка, а женщину — Елену, оставить для себя. «Елена»… Сложный вопрос. С одной стороны — никакой Елены нет, никто не видел одновременно в бою Лорда и его ученицу, это просто странная игра Волан-де-Морта. Но с другой — Снейп приносил новости, что видел Елену в то время, пока Волан-де-Морт был в картине.

Зато теперь он знает, где и как приложить свои силы… И представляет, что, вернее кто, является седьмым крестражем.

Очень хотелось посоветоваться с Фламелем, но зачем? Тут половина первокурсников Хогвартса скажет, что его нынешний план — бездарен, чудовищен, бессмысленен и состоит почти из одних если. Даже на фоне предыдущих планов.

Альбус допускает, что Фламель при личной встрече сумеет его переубедить уйти вместе с ним «в новый рассвет». Нет, он нужен здесь.

Он уже разработал схему ритуалов, единственное, что его смущало — что делать потом, когда у него будет сил не меньше, чем у Волан-де-Морта под Азкабаном и усиленная, но и умирающая Бузинная Палочка.

Он всегда думал, что мысли могут быть какие угодно. Мысли ничего не значат, пока они не превратились в поступки.

Но сейчас ему было физически больно думать.

Посадить Пожирателей в тюрьму? Сразу после его смерти их выпустят.

Убить их всех? Геллерт бы оценил. Но Геллерт показал, как точно не надо делать ни при каких обстоятельствах. А ещё, он точно знал — в доме Лестрейнджей он допустил непростительную ошибку.

Людей нельзя убивать. Кроме, быть может, Волан-де-Морта. Проблема в том, что он даже сейчас видел путь к победе, для этого всего лишь надо переплюнуть в жестокости Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта. Некоторые считают его святым. Ошибаются. Он прекрасно видит соблазн лёгких решений, планов, рождённых с одной целью — не напрягаться. К нему тоже иногда «стучится» тень Грин-де-Вальда — «самого лучшего пророка всех времён и народов», преследующая всех политиков, нашёптывающая превратить народ в неисчерпаемый «расходный материал» на пути в личное бессмертие или к славе. И дело тут не в дискуссии «о роли личности в истории» и о «цене вопроса». Даже если бы Грин-де-Вальду удалось достигнуть успеха и «поднятая на дыбу» Геллертом страна была бы экономически и магически модернизирована и стала «сверхдержавой размером с земной шар». Дело не в известной метафоре, что «Грин-де-Вальд дал Германии своих демонов», которая является квинтэссенцией намеренно примитивных и циничных представлений о его «заслугах перед страной и народом». Все эти разговоры вторичны и не время для очередного обострения. Даже сейчас в определённых кругах Грин-де-Вальд в глазах многих является воплощением «идеального правителя», обладателем неотъемлемых качеств «народного руководителя», «вождя». «Герой», что сам шёл в бой, что не боялся запачкаться, что ничего для себя не брал.