- Что, всё так плохо? – Именно. – Может… А как насчет «выйти из собственных шаблонов»? Александр Степаныч, ты готов? Готов познакомиться с человеком, который подарил мне, сам того не подозревая, решение всех моих проблем? Всё-таки, твоя тема чуть-чуть схожа с моей, может и тебя вдохновение посетит от встречи? – Хм. Это интригующе звучит. Да, собственно, какая разница! Могу отвлечься на пару часов от работы, чтобы мозги отдохнули! Я, конечно, не особо верю в такие чудеса, но было бы любопытно глянуть на того, кто тебя так вдохновил! Юрий Григорьевич, ты, часом, ни в какую секту не вступил? – Вступил! Мы же в ней давно с тобой! НИИ тугоплавких материалов – наша секта называется! – ученые засмеялись. – Ну что, Александр Степаныч, ты готов? – Дай мне полчаса на завершение неотложных рабочих моментов и едем. – Очень хорошо! Если не вдохновишься, то хоть проветришься!
Уже из своего кабинета Никаноров позвонил двоюродному племяннику, работающему в той же больнице, в которой отлёживался Авель Аверьянов. – Алло, Андрей? Да! Это Юрий Григорьевич, звоню спросить: как там пациент, за которым я просил тебя приглядывать? А, хорошо. Мы с коллегой скоро приедем к нему пообщаться. Если его вдруг выпишут или заберут на домашнее лечение, очень прошу, узнай для меня адрес. Хорошо? Договорились!
Примерно через час он и профессор Жихарев приехали на служебной машине в 28-ю городскую больницу. Андрей Игоревич Степанцов, зам отделения стоматологии, племянник Никанорова, уже ожидал их около входа. – Как там наш пациент? – сходу спросил Никаноров. – Гуляет на территории, – улыбнулся Степанцов, - Не переживайте, мне сообщают о его перемещениях и его состоянии. Пойдемте его искать.
Втроем они направились в той части больничной территории, где среди немногих деревьев прогуливались пациенты, и где на лавочках с ними общались посетители. Почти сразу Юрий Григорьевич заметил того самого юношу. Беловолосый парень снова сидел на лавочке. Снова один и снова что-то рисовал в блокноте. – Это удача! – сказал Никаноров своим спутникам и двинулся в сторону своего "вдохновителя".
Степанцов хотел окликнуть парня, чтобы тот оторвался от своих занятий. Но Никаноров его остановил рукой и, "сделав страшные глаза", прижал палец к губам. Профессор Жихарев чувствовал себя в высшей степени нелепо: два прославленных в стране научных мужа и зам. отделения больницы стоят и «смиренно ждут аудиенции» у какого-то седого пацана в больничной пижаме. Театр абсурда какой-то! Но желание понять, почему Никаноров всё это делает, превысило накапливающееся раздражение. Минуты через полторы паренек отложил карандаш и посмотрел на трех взрослых мужчин, стоящих перед ним, словно три истукана. – А, здравствуйте, извините, что сразу не заметил! – сказал он, невинно улыбнувшись.
Профессор Жихарев ни капли не поверил. Он чувствовал, что это не так, и что его полторы минуты изучали, как насекомое под микроскопом. Это было очень странное чувство, словно тысячи крошечных ручек ощупывали его мозг. Никогда ранее он такого не переживал. Впервые за последние сорок лет Жихарев почувствовал, что нервничает. Не перед начальством, не перед "научным докладом" перед тысячей коллег на "международном научном форуме". А перед самым обычным мальчишкой, по виду, скорее всего, одним из "безликой массы" тысяч студентов.
– Молодой человек, это я общался с вами несколько дней назад, - сказал Никаноров. – Только я тогда тоже был в больничной пижаме. – А! Юрий Григорьевич, правильно? Вы ведь учёный, я ничего не перепутал? Тугоплавкие материалы, верно?– снова улыбнулся парень. – Нет-нет, всё верно! Мой молодой друг, вы очень сильно помогли мне и мировой науке в целом! Ваш рисунок дал мне ключ к решению очень сложной научной проблемы! Я просто в восторге от вашей схемы! Мы внесли её в наши научные разработки и у нас всё «заработало»! – уважительно произнес Никаноров. – Что-ж, я рад, что так получилось, - спокойно произнес парень. Никакого особого изменения в его выражении лица профессор Жихарев не заметил.
– Мой юный друг, хочу вам представить моего товарища по российской науке, профессора Жихарева. Александр Степанович, это тот самый юный гений, о котором я тебе рассказывал - обратился Никаноров к коллеге. Жихарев кивнул, не зная, что сказать. – А это мой племянник, Андрей Игоревич Степанцов, зам отделения стоматологии. Если возникнут какие-то проблемы в больнице, можешь смело обращаться к нему за помощью. – Очень рад, - снова улыбнулся беловолосый. – Но как я понимаю, два "светила российской науки" пришли ко мне не за одним общением, верно? – Да-да, мой дорогой друг, мы нуждаемся в помощи! Александр Степаныч находится примерно в таком же «научном тупике», как и я до нашей встречи. Могли бы вы ему показать один из ваших рисунков, даже если это ему никак не поможет, мы всё равно будем очень вам благодарны.
– Ну, не знаю, может ли такое быть во второй раз…- с сомнением протянул бледный парень. – Хотя, ладно! Можете посмотреть ту схему, которую я только что закончил… Он протянул блокнот Жихареву. Вся ситуация казалась профессору каким-то бредом. Что толку ему от просмотра чьих-то рисунков. Он взял листок с какими-то цифрами, словами и схемами. Три схемы, восемь слов и 6 чисел. – «Ну и…» - успел подумать он. И вдруг… Его рука задрожала, а ноги подкосились. Машинально, без приглашения, он сел. – Да как так-то! – вымолвил он. По его лицу потекли скупые мужские слезы.
- Александр Степаныч, что с вами? - обеспокоился Никаноров. Губы профессора мелко дрожали, и он не мог выговорить ни слова. – Степаныч, тебе плохо? Андрей, позови врача из «скорой»! – Стойте! – решительно сказал Жихарев. – Не надо никого звать! Фу-у-х! Нормально всё, без паники! Юноша, вы это прямо сейчас нарисовали? – Ну, вы подошли, когда я заканчивал. – Как вас звать-величать? – А, извините, невежливо с моей стороны… Я – Авель Аверьянов, студент, никакого отношения к науке не имею. Тренирую память, рисуя схемы ритуальных танцев различных малоизвестных племён.
- Я не понимаю, как это возможно, но вы дали мне объяснение, почему мои исследования заканчивались неудачей! Это просто феноменально! Шанс, что я сам до этого додумаюсь, равен нулю! – сказал профессор. Он изумленно глянул на Никанорова, тот сиял так, словно с гордостью представлял ему достижения своего сына, а не "какого-то случайного парня из больнички". Весь вид Никанорова был в стиле: «Вот видишь, я же говорил, а ты не верил!» - Так он тебе помог, Александр Степаныч, дал подсказку по текущему проекту? – Нет! Бери выше! Этот рисунок помог мне понять мои ошибки, в глобальном исследовании, которому я посвятил пол - жизни! Это гораздо важнее моего текущего проекта! Парень, я прямо чувствую, что ты сейчас подарил мне дополнительных десять лет жизни! У меня нет сомнений, что твоя схема поможет мне необычайно! Я столько усилий вложил, но всё было очень печально. По результатам. Но теперь… Я прямо чувствую, что всё сразу заработает! Я сфотографирую этот рисунок, ладно? Простите меня, но мне срочно нужно вернуться с этими данными в НИИ.
Окрылённый новыми идеями, профессор Жихарев стремительно ушел. Остались только Авель, Никаноров и весьма удивленный Степанцов. На его глазах произошло нечто неожиданное, почти как явление инопланетян. Он смотрел на Аверьянова во все глаза, но тот по-прежнему выглядел как обычный молодой парень, без особых примет, только тощий и седой. – «Как такое вообще может быть?! Пациент больницы помог двум учёным решить сложнейшие научные задачи?!» Чем больше он в него вглядывался, тем больше у него создавалось странное устойчивое ощущение, что он смотрит в зеркало, а не на человека. После некоторой паузы Никаноров и Аверьянов обменялись дюжиной доброжелательных вежливых фраз, и на этом «аудиенция закончилась». Когда Степанцов провожал дядю до такси, Юрий Григорьевич так широко улыбался, что выглядел моложе, чем обычно.
Покосившись на старого учёного, Андрей Игоревич осторожно спросил: - Дядя, что происходит? Я вообще не понимаю! Это ведь второй раз, да? Два раза уже не могут быть случайностью, верно? – Ты знаешь, Андрей, ты прав! Я уверен, что профессор Жихарев получил ответы на вопросы, на которые не мог ответить никто. Через пару дней мы будем точно знать, работает «это» в его случае, или нет. Но не сомневайся, точно – работает! Но прошу тебя сохранить эту информацию в секрете. Никто не должен знать, кто мы и к кому именно мы приходили. – Дядя, у тебя было какое-то странное чувство во время общения с ним? С этим странным парнем? – Да, очень даже. Мне казалось, что я смотрю в окно. Это сложно описать, но я чувствовал себя "маленьким любопытным ребенком, который ничего не знает о мире, и смотрит в окно, пытаясь осознать великое множество тайн своим детским умом". Я не помню, когда такое чувствовал в последний раз. Может, когда мне было лет десять. Такая смесь ощущения тайны, радости и ностальгии.
